истории

«Последнее время» и «Неучтенная планета» — два российских романа, в которых происходит что-то фантастическое Об эпохе Великого переселения народов и бескрайнем холодном космосе

Источник: Meduza

Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о двух новых российских фантастических романах: «Последнем времени» Шамиля Идиатуллина и «Неучтенной планете» Дарьи Бобылевой. Первый описывает сложный мир выдуманных (на самом деле, не совсем!) народов, второй — о неолюдях, живущих в симбиозе с космическими кораблями.

Шамиль Идиатуллин. Последнее время. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2020

С первых же строк этно-фэнтези Шамиля Идиатуллина обрушивается на читателя бурлящим каскадом новых слов, реалий, имен и экшна. Вот какие-то нехорошие, судя по всему, люди с дурными намерениями вторгаются на чужую территорию, получают магический отпор и гибнут — все, за исключением маленького мальчика, которого принимают на воспитание победители-аборигены. Моментальная склейка — и вот мы уже в поселении этих самых аборигенов-мары, которых соседи считают лесными колдунами: тысячи лет назад они связали себя обетом с землей, на которой живут, и теперь та добровольно дает им пропитание, защиту от чужаков и поистине чудесные способности, а мары в свою очередь чтут ее в затейливых ритуалах. Снова склейка — и вокруг нас каменный город европейского образца. Власти города встревожены: странная болезнь косит горожан, а колодцы прогоркли и разносят заразу. Хуже того, откуда-то с востока надвигается новая напасть — снявшиеся с места племена кочевников (над их станом мы тоже заложим стремительный обзорный вираж), и для того, чтобы им противостоять, надо проникнуть в недоступные для пришлых земли мары и там закрепиться. 

Девочка-мары ворожит на суженого, мальчик-приемыш оплакивает свое сиротство, женщина-воин устраивает кровавую баню попавшимся ей на пути насильникам, степной князь планирует поход на запад, северный герой собирается на рискованное задание в зачарованных землях, лесной мудрец готовится принять почетную смерть от старости, но вместо этого возвращается к родне помолодевшим и с дурными вестями.

Мельтешение продолжается, причем каждый новый эпизод трещит и разрывается от упакованных в него событий. Герои появляются, за считанные страницы обрастают биографией, характером, друзьями и недругами, а после так же бесследно исчезают — гибнут, забываются, растворяются в безликой массовке. Декорации меняются с калейдоскопической скоростью, сюжетные линии формируются, перекрещиваются и схлопываются, кровь льется щедро, но не всегда по делу, незнакомые и полузнакомые понятия терзают мозг — словом, общее впечатление от первых ста страниц «Последнего времени» более всего напоминает поездку на взбесившемся «Сапсане»: по-своему интересно, но слишком уж быстро, а еще трясет и укачивает. 

Однако понемногу, сначала отдельными фрагментами, а потом все более широко и полно, сквозь всю эту скоропись начинает проступать величественная и стройная картина созданного автором мира. Приложенная к книге карта (какое же фэнтези без карты!) намекает на это изначально, но подлинное осознание приходит позже: при всей своей невообразимости мир «Последнего времени» не полностью фантазиен, в нем без труда угадываются черты мира реального. На западе — франки и склавы, на севере — варяги и русь (мары называют их шестипалыми из-за привычки вести счет дюжинами). Южнее — эллины, геты и италы (в лесных землях их кличут бесштанными за пристрастие к хитонам и туникам). На Востоке — степняки. В центре, на берегах великого Юла-Волги, земли марийцев-мары — колдовского народа, счастливого, загадочного и беспечного в своей неуязвимости. 

Более того, даже исторический момент, запечатленный в романе, в общем, опознается без труда — по сути дела, авторская фантазия переносит нас в художественно преображенную, но вполне узнаваемую эпоху Великого переселения народов. Далеко на востоке уже началось необратимое и неудержимое движение, тысячи людей покидают насиженные места, их кипящая масса совсем скоро захлестнет, сомнет, сдавит тысячелетний уклад, буря грядет и ничто не останется неизменным.

По мере того, как романный мир упорядочивается и обретет восхитительную структурную ясность, схожие процессы начинают происходить и на уровне сюжетной динамики. Хаос разрозненных эпизодов, а также назойливая толкотня второ- и третьестепенных персонажей постепенно складываются в устойчивые, понятные и, в общем, привычные для жанра фэнтези паттерны. Конечно же, девочка-мары и мальчик-приемыш созданы друг для друга, судьба ведет их навстречу друг другу тайными тропами. Приемыш вовсе не безродный сирота — он избранный, и от него в конечном счете зависит исход мировой турбулентности. Герои, прорывающиеся в земли мары с опасным заданием, рано или поздно окажутся на перепутье и будут вынуждены совершить классический героический выбор. Эльфийский по своей сути мир мары обречен, ибо грядет новая эпоха, в которой их мирной магии не найдется места.

И в тот момент, когда уже кажется, что вот сейчас, сейчас все станет окончательно понятно и «как положено», роман переламывается вторично. Великий паводок сносит не только устойчивый мир, но и связанные с ним читательские ожидания. В рушащемся, лишенном структуры мире привычные и в силу этого комфортные жанровые модели тоже оказываются нежизнеспособны: ни одна из предугаданных нами схем не воплощается, а концы не сходятся с концами настолько демонстративно, что заподозрить в этом авторский недосмотр решительно невозможно. Скорее уж можно говорить о том, что метафора вынесенного в заглавие «последнего времени» — эпохи, в которую привычные закономерности перестают работать — реализуется в том числе на уровне текста, буквально взрывающегося изнутри. 

Сказать, что это идет роману однозначно на пользу, пожалуй, будет некоторым преувеличением. Фэнтези — жанр по-хорошему каноничный, и пренебрежение — даже намеренное и рефлексивное — его внутренними правилами чревато нарушением баланса и, как результат, читательским разочарованием. «Последнее время» тоже оставляет по себе легкий привкус разочарования — слишком уж много узелков так и остаются неразвязанными, а эффектное завершение главной коллизии — собственно, коллапс старого мира — не полностью компенсирует незавершенность коллизий меньшего масштаба. И тем не менее, «Последнее время» — это определенно самый интересный за последние годы опыт деконструкции фэнтези и превращения ее в нечто не то, чтобы большее, но определенно иное. Ну, и просто замечательное чтение — странное, волнующее и увлекательное. 

Дарья Бобылева. Неучтенная планета. СПб.: АСТ, Астрель, 2020

Космоопера — жанр настолько тяжеловесный, пафосный и консервативный, что сегодня его уже просто невозможно воспринимать всерьез. Дарья Бобылева прекрасно это понимает: ее «Неучтенная планета» — это, с одной стороны, настоящая космоопера со всеми непременными атрибутами, а с другой — книга обаятельная, игровая и подчеркнуто несерьезная. Не пародия на классические образцы жанра, но, пожалуй, нечто близкое. 

Главные герои Бобылевой — Селес и Айа — принадлежат к странной расе оммо. Внешне оммо похожи на несколько уменьшенных и очень эмоциональных людей (иногда их так и называют — неолюди), но физиологически устроены совсем иначе. Каждый оммо живет в симбиозе с собственным космическим кораблем — разумным, говорящим и до некоторой степени выполняющим при своей непоседливой антропоморфной половине родительские функции. Оммо не нуждаются в пище: все необходимое они получают через специальные шланги от корабля, которого в свою очередь подкармливают накопленной ментальной энергией. Они говорят на сложнейшем языке палиндромоне, в котором каждое слово может читаться как слева направо, так и наоборот. В критической ситуации оммо умеют ускоряться, превращаясь в стремительные и смертоносные машины для убийства — к счастью, не слишком крупные. Но главное, что отличает оммо от людей — это отсутствие у них собственной материнской планеты: никто — включая их самих — не знает, откуда они взялись, а их единственный дом — открытый космос. 

Селес и Айа давние друзья, хотя порывистой, взрывной Айе трудно понять маниакальное стремление Селеса (куда более задумчивого и спокойного — во всяком случае, по меркам оммо) любой ценой узнать, откуда же родом их раса. Поиск корней заводит героев на очень странную, подчеркнуто иррациональную планету, отсутствующую во всех галактических справочниках, и это приключение, похоже, дает оммо шанс в самом деле кое-что узнать о себе и своей родословной. Впрочем, как далеко они зайдут в поиске и чего достигнут, мы узнаем несколько позже: «Неучтенная планета» — первая часть трилогии, и финал в ней открытый (пожалуй, даже слишком открытый — хотя бы промежуточная концовка роману определенно не повредила бы). 

Первое, что обращает на себя внимание в «Неучтенной планете», это преувеличенная и очевидно осознанная ее вторичность и цитатность: едва ли не каждый образ в книге мгновенно отзывается многочисленными аллюзиями и параллелями. «Доктор Кто», «Звездные дневники Ийона Тихого» Станислава Лема, романы братьев Стругацких, классическая версия «Стартрека», «Светлячок» — эти и другие источники то в скрытой, то в явной форме проглядывают на страницах романа Бобылевой, превращая его, по сути дела, в элегантный ностальгический оммаж космооперам былых времен. Из дня сегодняшнего, когда выступить в этом жанре и не выглядеть нелепо, в общем, невозможно, Бобылева смотрит в прошлое фантастики с иронией, но в то же время с нежностью и умилением. И этот ретрофутуристический, если так можно выразиться, взгляд — одновременно отстраненный, понимающий и любящий — не позволяет говорить о «Неучтенной планете» как о пародии в полном смысле слова: слишком уж в ней много настоящего, живого и теплого чувства. 

Первый роман Дарьи Бобылевой «Вьюрки», рассказывающий о нашествии фольклорной нечисти в дачный поселок, формально проходил по ведомству хоррора — но хоррора нестрашного и, более того, необыкновенно уютного. Парадоксальным образом это же чувство уюта писательнице удается сохранить и посреди ледяного космического пространства. В должной пропорции смешивая комфортное соответствие ожиданиям с новизной, а узнаваемость — с изобретательностью, Бобылева ухитряется превратить вытоптанное пространство самого, пожалуй, устаревшего жанра научной фантастики в обжитой и цветущий уголок винтажной космической романтики.