Два сборника рассказов: «Ты знаешь, что хочешь этого» от автора того самого «Кошатника» и «Ночной взгляд» — о нечисти в современной Москве

Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о двух сборниках рассказов, которые стоит прочитать этим летом: «Ты знаешь, что хочешь этого» Кристен Рупеньян — автора знаменитого рассказа The New Yorker «Cat Person» («Кошатник»), ставшего одним из самых популярных текстов журнала в 2017 году, и «Ночном взгляде» Дарьи Бобылевой — сборнике жутких историй, напоминающих о вселенной братьев Стругацких.

Кристен Рупеньян. Ты знаешь, что хочешь этого. М.: Эксмо, 2019. Перевод Е. Ракитиной 

Молодая американка Кристен Рупеньян стала литературной суперзвездой буквально за один день — после того как в 2017 году ее рассказ «Кошатник», одновременно жуткий и буднично обыденный, был опубликован журналом The New Yorker и произвел настоящий фурор. За этим последовал миллионный контракт на еще не написанную книгу, телекомпания HBO выкупила у Рупеньян права на экранизацию всего, что она напишет в обозримом будущем, а читатель запасся попкорном и принялся терпеливо ждать продолжения. 

Подобные истории скороспелого писательского успеха часто заканчиваются разочарованием, однако Кристен Рупеньян удалось счастливо избегнуть этой участи. Ее долгожданный сборник «Ты знаешь, что хочешь этого», опубликованный в 2019 году и сразу же переведенный на русский, — сбивчивый, нервный и неровный (свойства едва ли не любой дебютной книги), однако совершенно точно не разочаровывающий. И хотя принесший Рупеньян известность «Кошатник» (история неудачного свидания молодой девушки и взрослого мужчины), пожалуй, пока остается лучшим ее текстом, но среди двенадцати рассказов сборника можно наловить еще по меньшей мере пяток жемчужин.

Молодая пара втягивает своего одинокого друга в рискованные сексуальные игры с трагическим исходом («Плохой мальчик»). Странная встреча с бродягой в парке темной тенью ложится на дальнейшую — благополучную в общем — жизнь молодой женщины («Посмотри, во что ты играешь, детка»). Герой самого длинного текста сборника «Хороший парень» настолько не верит в себя, что последовательно ломает жизни всех женщин, имевших неосторожность проникнуться к нему теплыми чувствами. «Синдром спичечного коробка» рассказывает о преследующем женщину глупом и едва ли не комичном психозе, который, как это нередко бывает, оказывается совсем не психозом. Герой «Желания смерти» — алкоголик, живущий в мотеле, — обретает родственную душу в красотке из тиндера и обнаруживает, что в качестве оболочки для беспросветного мрака привлекательная внешность годится ничуть не хуже, чем любая другая.

Наличие в сборнике шести хороших рассказов, к несчастью, означает, что остальные шесть располагаются в диапазоне от посредственных до откровенно неудачных. Рупеньян пробует себя в жанре то готической сказки («Зеркало, ведро и старая бедренная кость»), то классического хоррора в духе Стивена Кинга («Сардинки»), то мистики («Шрамы»), но, в общем, особых высот не достигает ни в одном из них. 

Однако — и это определенно хорошая новость и для издателей, инвестировавших в Рупеньян круглую сумму, и для читателей, и для самой писательницы — даже в самых слабых ее текстах присутствует некоторое особое свойство, которое невозможно объяснить ничем, кроме выдающегося, неординарного дарования. Из самого обычного набора слов, из самых прозаичных ситуаций, будь то детский день рождения или неудачное свидание, Кристен Рупеньян ухитряется выплавить трудновербализуемое чувство, лежащее где-то на стыке завораживающего ужаса, безошибочного узнавания и неизъяснимой, бездонной тоски. Мир в ее рассказах оказывается иррациональным и зыбким, люди — слабыми, жестокими и ненадежными, а их поступки — необъяснимыми и непредсказуемыми. И хотя назвать рассказы Кристен Рупеньян приятным чтением не повернется язык, впечатление они производят сильнейшее, добираясь до каких-то таинственных и очень глубоких уголков читательской души.

Дарья Бобылева. Ночной взгляд. М.: Издательство АСТ, 2019 

В отличие от опасного и непостижимого мира, конструируемого Кристен Рупеньян, мир страшных рассказов Дарьи Бобылевой строго логичен и живет по четким, раз и навсегда установленным формальным правилам. Если сказать вампиру-невидимке, присосавшемуся к человеку в московской подземке, «Я тебя вижу», он в ужасе исчезнет, бросив свою добычу («Тот, кто водится в метро»). Если вовремя подкармливать хлебом и молоком живущего в простенке старой московской коммуналки Забытого Человека, он перестанет вредить домочадцам и вообще немного успокоится («Забытый человек»). Если человек смотрит на тебя так, будто хочет съесть, он, скорее всего, в самом деле этого хочет («Ночной взгляд»). Ну и, конечно же, при обращении с куклами — не так важно, фабричными или самодельными, — очень важно соблюдать технику безопасности, а то мало ли что («Старшая сестра», «Петрушкин лог»).

Проблема в том, что законы этого мира писаны не людьми, не для людей и вообще люди в нем персонажи второстепенные. Они не важны настолько, что их даже не потрудились проинформировать об этих установлениях. Впрочем, незнание правил не освобождает глупых и самонадеянных людишек от самой суровой ответственности за вольные или невольные их нарушения. Именно это непривычное осознание собственной маргинальности, неожиданное понимание, что человеческое место в стройном мире древних материй и энергий не просто не центральное, а какое-то унизительно неприметное, порождает очень сильный читательский дискомфорт, а вместе с ним — сладкий, затягивающий ужас.

Ту же схему вселенной со смещенным центром, привнесенную в отечественную литературу еще братьями Стругацкими в «Пикнике на обочине», Дарья Бобылева уже протестировала в своем романе «Вьюрки». Но там у мистических проблем, обрушившихся на дачный поселок, обнаруживалась единая причина — некий глобальный метафизический сбой, после устранения которого гармония восстанавливалась. В «Ночном взгляде» этого утешения читателю не предлагается. Люди — крошечные букашки, слепо суетящиеся в опасной близости от неумолимо вращающихся шестеренок, о которых они (за редчайшими исключениями) даже не подозревают. Возможности разобраться во всей этой сложнейшей космической механике нет. А значит, нет и надежды научиться уворачиваться хотя бы от самых опасных ее деталей.

С другой стороны, это ощущение тотальной человеческой беспомощности, густо разлитое по страницам прозы Дарьи Бобылевой, парадоксальным образом оказывается уютным, детским (или, если угодно, религиозным) чувством «мы маленькие, от нас ничего не зависит, за нас все решат большие и сильные». Именно эта причудливая дихотомия ужаса и уюта, опасности и надежности и есть фирменный прием Дарьи Бобылевой, эффектный и эффективный одновременно. Сейчас, после выхода «Ночного взгляда», об этом можно говорить со всей уверенностью. Как и о появлении на российском литературном горизонте нового яркого автора с собственным выразительным, узнаваемым голосом.