истории

Наконец-то перестать быть символом Олег Сенцов на свободе. Антон Долин объясняет, почему это так важно

Источник: Meduza

В субботу 7 сентября 2019 года состоялся долгожданный обмен заключенными между Россией и Украиной. Из почти семи десятков человек (большинство — граждане Украины), отправившихся из Москвы в Киев и наоборот, на слуху у всех одно имя: Олег Сенцов. Ни один из заключенных с обеих сторон не приковывал к себе такого внимания: в его поддержку писали петиции, собирали подписи и устраивали международные кампании, в аэропорту Киева его встречал лично президент Украины Владимир Зеленский. Почему именно Сенцов, а не любой другой из журналистов, активистов и военных, которыми поменялись Россия и Украина — объясняет кинокритик «Медузы» Антон Долин.

Почему Сенцов? Этот вопрос с разной интонацией — от недоуменной до саркастической — звучал со дня ареста украинского кинорежиссера, позже обвиненного в терроризме и отправленного в колонию на 20 лет. Ответы спрашивавших не устраивали. Теперь этот ответ дала российская власть, включив Сенцова в список обмена политзаключенными с Украиной. С каждой стороны освобождено более тридцати человек, но ни одна фамилия не звучит так часто, как фамилия Сенцова.

Сперва Сенцов попал в жернова карательной системы как показательный пример: он был самым медийным из проукраинских активистов в Крыму (как-никак кинорежиссер, известный и за пределами страны), и включить его в воображаемую группу крымских террористов было весьма удобно. Ведь неслучившиеся теракты должны были выглядеть в глазах общества оправданием стратегии по «присоединению» Крыма.

Потом, когда Сенцов отказался признавать вину и указывать на более маститых активистов Майдана, его в наказание назначили главой террористической группировки. Наконец, в момент беспрецедентно жесткого приговора Сенцов стал символом судебного произвола в России: уникальна ситуация, при которой человек, решительно ничего не совершивший, у которого не нашли ни одного прямого или косвенного доказательства вины, на основании двух устных свидетельств (от одного из которых свидетель публично отрекся в суде) получает подобный срок. И, конечно, символом несгибаемости и стойкости: ни на одну секунду он не потерял достоинства, не признал вины, не применил спекулятивной риторики. Он вел себя как невиновный — поскольку невиновным и был.

Олег Сенцов был обвинен и наказан так, как будто был Шамилем Басаевым. Бесконечное количество платных и добровольных пропагандистов пытались поддерживать этот миф, который не был основан ни на чем (а иногда — на открытой лжи, вроде придуманного «рюкзака со взрывчаткой»). Сегодня, когда он освобожден и выдан Украине, можно прочитать это как прямое признание российских властей: разумеется, никто из них никогда не верил в то, что Сенцов террорист. Настоящих басаевых не выдают, не милуют и не обменивают.

Итак, почему именно Сенцов был назначен самым страшным преступником из всех украинских политзаключенных? Случайно, в назидание, ради политической целесообразности — каждый из ответов и справедлив, и недостаточен. Почему именно Сенцов стал символом сопротивления и протеста против политических репрессий в современной России? Здесь — уже стопроцентная его заслуга. Сравните сами: когда в 2016-м году по обмену был освобожден Геннадий Афанасьев, фигурант дела «крымских террористов», который свидетельствовал против Сенцова, а потом на заседании суда взял свои слова обратно, это почти не вызвало общественного интереса. Теперь же, когда на свободе Сенцов, это автоматически означает освобождение остальных политзаключенных по обе стороны границы, — и все они действительно вышли на волю и вернулись домой. Вспомним, что и свою голодовку чуть больше года назад Сенцов держал не за себя — он требовал освобождения других. И это случилось.

Отныне Сенцов стал и символом только что начавшегося правления Владимира Зеленского. Ни у кого нет сомнений в том, что обмен заключенными — результат проведенных им переговоров, акт доброй воли и самое веское доказательство того, что конкретные человеческие судьбы для него важнее абстрактных геополитических интересов. Операция по освобождению Сенцова и других политзаключенных — в чистом виде «спасти рядового Райана», когда гигантские ресурсы пущены на то, чтобы выручить конкретных людей. На постсоветском пространстве, где правительства привыкли относиться к гражданам своих стран с пренебрежением, случай неслыханный. Как бы себя ни зарекомендовал Зеленский впоследствии, нынешний обмен — лучшее доказательство того, что он представляет партию мира, а не войны.  

Делать прогнозы по поводу дальнейшей судьбы и действий самого Сенцова довольно глупо. Тем более, теперь можно спросить его об этом напрямую. Сенцов свободен, он хозяин своей судьбы.

Может пойти в политики, может навсегда от политики уйти. Может писать книги или снимать кино. Он может снять великолепный фильм, а может — плохой, и пусть его разругают критики: это нормально — быть небезупречным. Отныне он, как и мы все, может себе это позволить. Но сделаю предположение, что главная цель Сенцова на ближайшее время — наконец-то перестать быть символом.

Нам же символов, увы, хватит надолго. Взять хотя бы Константина Котова — москвича, гражданина РФ, за которого не вступится ни Украина, ни мировая общественность. Месяцы напролет он держал одиночный пикет, требуя освобождения Сенцова и обмена всех на всех. Его желание выполнено, но сам Котов получил — как и Сенцов, буквально ни за что, исключительно за позицию и последовательность в ее отстаивании, — четыре года колонии. Кто-нибудь другой теперь станет в пикет за Котова. И опять никто не будет верить ни в чью честность и искренность, а еще начнут спрашивать «Почему Котов?» и добавлять, что нет дыма без огня. Некоторые вещи и люди не меняются.