Ровно месяц назад, 24 февраля 2022 года, Россия вторглась на территорию Украины. С этого момента история прежних преступлений российского государства перестала быть историей, считает редактор рубрики «Идеи» Максим Трудолюбов. Борьба с собственным населением, процессы против «врагов народа», ссылки, оккупации сопредельных стран, зачистки в странах, входивших в советский блок, — все это снова стало нашим общим настоящим. В войне с Украиной сошлось все самое ужасное, на что способно было российское государство в его имперском, советском и постсоветском обличьях. Эта война — оживший обвинительный приговор, в котором собрано все, отворачиваться от чего российское общество больше не может.
Свое отношение к проблеме кремлевские власти продемонстрировали, преследуя «Мемориал», системообразующую для гражданского общества негосударственную организацию новой России, во многом определившую первые порывы общества к освобождению от тяжести прошлого. «"Мемориал", спекулируя на теме политических репрессий, создает ложный образ Советского Союза как террористического государства, — говорил в ходе процесса один из прокуроров. — Почему сейчас мы, потомки победителей, должны вместо гордости за страну, победившую фашизм, каяться?»
Время не лечит
В приведенной фразе прокурора важно не типичное передергивание фактов («Мемориал» предлагал не каяться, а дать правовую оценку преступлениям), а «комплекс победителей» — представление о себе как о творцах победы в войне, к которой сами они никакого отношения не имели. В воображении российских вождей та война (в которой, к слову, русские сражались бок о бок с украинцами и другими народами) должна была каким-то образом стереть другие, страшные страницы прошлого — так, чтобы российское государство и общество получили моральное право на самоутверждение.
Но отстраниться от прошлого стремилась не только российская власть. Того же самого хотела и значительная часть российского общества.
В публичных дискуссиях интеллектуалов об истории то и дело вставал вопрос о «сроках давности». Он мог формулироваться по-разному, но так или иначе был призван снизить остроту обсуждений. Да, большого и окончательного суда над Коммунистической партией и над ее «боевым отрядом» — спецслужбами — не было (точнее, была попытка, но неудачная). Но ведь и времени сколько прошло! Зачем еще сильнее раскалывать народ, который и так измучен повседневной борьбой за существование? Той страны уже нет, есть другая, ее нужно строить, нужно смотреть в будущее, а не ворошить прошлое. В конце концов, в России есть памятники жертвам террора, их поминают в церквях, о них издаются книги, снимаются фильмы, есть даже государственный Музей истории ГУЛАГа и официальная «Стена скорби».
Эта логика больше не имеет смысла. Оказалось, что время не лечит. Расставаться придется не только с кремлевским комплексом победителей, но и с прочими, «некремлевскими» установками, мешающими принять собственное прошлое во всей его тяжести. Мы живем в огромном шкафу, набитом скелетами.
Преступления без срока давности
До 24 февраля 2022 года можно было считать, что одной из основ нашей идентичности была справедливая война — Великая Отечественная. В стране, где традиции, связи между поколениями и разными группами общества много раз прерывались, память о той войне была связующим и объединяющим мифом.
В массовом сознании история войны перевешивала жестокость и цинизм других страниц российской истории. В этом нет ничего уникального. Люди хотят помнить о хорошем и не хотят — о плохом. Политики особенно: множество государств в своей политике памяти выводят на первый план победы и стремятся отвлечь внимание от поражений. А поражения и постыдные эпизоды есть в истории любой страны. Каждая нация, каждое общество по-своему справляется с болью прошлого. Российское общество справлялось со стыдом при помощи памяти о победе во Второй мировой войне.
На протяжении долгих лет память о победе не давала посмотреть в глаза собственной истории. Кошмар происходящего должен заставить нас это сделать.
В нашем прошлом и настоящем — отношение к сопредельным странам как к «буферным» зонам, не имеющим права на суверенитет. В нашем прошлом и настоящем — готовность применять насилие против целых народов, которые представляются московским властям нелояльными. Речь, по сути, о колониальной политике по отношению и к сопредельным, и к своему собственному народу.
В нашем прошлом и настоящем — отношение государства к людям — своим и чужим — как к расходному материалу. Российское — а советское в особенности — государство никогда не ограничивало себя в методах.
Самодержавная власть до своего падения опиралась на божественную легитимность, что было, конечно, не уникально. При мирном развитии событий российская монархия в конце концов стала бы конституционной. Символы вполне можно было бы сохранить, изменив при этом природу государства. Из «богоданной» власть превратилась бы в демократическую, получила бы легитимность не сверху, а снизу. Но Россия не пошла по этому пути.
Божественная легитимность после революции 1917 года сменилась на легитимность идеологическую. Коммунистическая партия, захватившая власть, претендовала на знание абсолютных истин об устройстве общества и понимание конечной цели, к которой должна идти страна. «Знанием» цели вожди СССР оправдывали свою готовность принуждать людей следовать предначертанному идеологами пути.
В нашем прошлом и настоящем — власть, присвоившая себе чрезвычайные полномочия, власть, не ограниченная правом и институтами. В империи были суды присяжных и независимая адвокатура, Советское государство избавилось от этих правовых институтов как от «буржуазных пережитков». У советских лидеров была «законность» — сначала революционная, а позже социалистическая, то есть оправдывающая любые действия, целесообразные с точки зрения построения коммунизма. Никакого отношения к защите прав и правосудию эта система не имела. В нашем прошлом и настоящем — целесообразность, поставленная выше человеческой жизни.
Власти России не только убивали, выселяли и выгоняли людей из страны. Они отнимали у людей нажитое. Сейчас это происходит опять: власть опять ломает жизнь людям, отбирает наработанное и накопленное.
После революции у бывших городских собственников были отобраны дома и предприятия. До и после революции в «черном переделе» были конфискованы и разделены поля и луга. Эти же земли на рубеже 1920–1930-х были снова отняты — теперь уже у крестьянских общин, а «кулаки», то есть просто крестьяне, убиты или сосланы.
Ценности и сбережения, сохраненные в семьях после революции, были в 1930-е выманены через систему магазинов, принимавших драгоценные металлы и валюту в обмен на еду, одежду и прочее. Средства, вложенные в короткий период НЭПа в недвижимость, были конфискованы через изъятие самой недвижимости.
Отобранное у дворян, купцов и тех выходцев из крестьян и священства, у кого были квартиры, особняки, коллекции, государство забирало и отдавать не собиралось. Никогда ничего власть не отдавала (разве что позволила бесплатно приватизировать жилье в девяностые). Все сжигала в войнах.
В 1930-е и 1940-е власти проводили принудительные облигационные займы с постоянными отсрочками выплат, а после той большой войны были еще и конфискационные денежные реформы — в 1947, 1961, 1991 годах. Обнулением был и 1992 год. Еще был кризис 1998 года.
Советское-российское государство грабит своих подданных — каждое их поколение. Накопленное родителями обнуляется, дети начинают жизнь с нуля, но власть грабит и их. Дело не только в материальной стороне дела, а во всех мирных делах, на которые люди кладут свои жизни. Строятся, налаживают жизнь, что-то растят — и теряют. Это кладбище человеческих усилий.
Средства, которые власти применяли, известны: репрессии, включая внесудебные казни, аресты и использование принудительного труда, реквизиции продовольствия и собственности, ведущие к голоду и смерти. Не забудем и военную агрессию по отношению к приграничным странам, нападения на гражданских лиц, взятие в заложники, пытки, преследования людей по национальному признаку и депортации целых национальных групп.
Применялись эти средства и внутри Союза, и при захвате стран Восточной и Центральной Европы в 1940-е годы — в начале Второй мировой войны и сразу после нее. Применялись они в двух чеченских войнах, в Грузии, на востоке Украины и в Сирии — всюду, где Россия применяла силу. Многое из совершенного там квалифицируется как преступления против человечности, не имеющие срока давности. Можно убедиться в этом, прочитав самый полный документ международного права, посвященный этой проблеме, — Римский статут Международного уголовного суда.
Не только в охваченной войной Украине, но и в Венгрии, в Латвии, в Литве, в Польше, Словакии, Эстонии, Финляндии, Чехии и других странах, у которых есть тот или иной исторический опыт столкновения с Россией, сейчас говорят о прошлых преступлениях российского государства так, как будто они совершены сегодня. Большинство этих стран сегодня принимают беженцев из Украины. Чем бы ни закончились боевые действия, ничто не будет забыто.
Что происходит с украинцами, бежавшими в Европу
- Около миллиона беженцев уже покинули Украину из-за войны. Вот как их встречают в Европе Репортаж «Медузы» из Берлина
- «Если бы можно было это прекратить, я бы жизнь свою отдала» Война в Украине привела к миграционной катастрофе, какой Европа не видела с 1940-х. Репортаж Кристины Сафоновой из Польши (полный боли и любви)
- Инструкция «Медузы» для жителей Украины, оказавшихся в Европе. Куда ехать? Как передвигаться? Где искать жилье?
Средства без целей
Больше ни один россиянин, ни один человек, считающий себя русским, не может делать вид, что прошлое — это лишь предмет академических и публицистических споров. Прошлое сейчас воспроизводится на земле Украины. То, что преступления российского государства не получили правовой оценки и не были осуждены в открытом судебном процессе, сделало нынешнюю войну возможной. Возможной ее сделала безнаказанность вождей российского государства.
У тех, кто сейчас принимает решения от имени России, нет большой цели, нет знания абсолютных истин, нет ни идеологической, ни божественной легитимности, хотя они и пытаются ее симулировать. Единственное, чем им удалось заменить давно отсутствующую «большую идею» — что имперскую, что коммунистическую, — это ложь. Организаторы войны с Украиной решили, что для того, чтобы сделать войну легитимной, им будет достаточно постановок и фикций.
Путин, возможно, поверил собственной пропаганде и стал действовать, опираясь на псевдореальность, выдуманную по его заказу пропагандистами. Но в действительности не так важно, верит он во что-либо или нет. Мы просто видим, что российские чиновники и военные до сих пор пытаются оправдывать свои действия с помощью примитивной дезинформации, разговоров о том, что гибнущие роженицы — это актрисы, что в больницах засели националисты, что всей Украиной руководят «нацисты».
У сегодняшней России как политической единицы есть только ложь и методы, доставшиеся в наследство от чекистов и Сталина. Это все те же средства, только теперь они лишены даже декоративного прикрытия в виде каких-либо «идейных» оправданий. Российское государство сейчас похоже на зомби — это лишенное души тело, которое крошит все на своем пути, не понимая, зачем оно это делает.
Судить, нельзя помиловать
«Разве уничтожение человека с помощью государства — не главный вопрос нашего времени, нашей морали?» — писал Варлам Шаламов. Да, главный. Чем больше россиян и людей, считающих себя русскими, осознают это, тем быстрее мы придем к суду над преступлениями российского государства. Без такого суда Россия не сможет стать ни полноценным домом для своих граждан, ни политической единицей, с которой возможен доверительный диалог. Если национальная и культурная общность под названием «Россия» хотела бы вернуться в мировое сообщество, то первым новым институтом, созданным в стране после войны, должен стать суд над преступлениями российского государства — во всех его обличьях, прошлом и настоящем.
Не может больше действовать логика сроков давности, логика, связанная с тем, что живых преступников не осталось, живых свидетелей почти нет и кого теперь судить. Есть кого. Люди, принимавшие решения об агрессии в отношении Украины, вполне подходят на эту роль. Суд должен быть независимым от государства, иначе процесс не будет иметь смысла. Тридцать лет назад суд над КПСС потому и провалился, что судьи Конституционного суда были недавними членами партии и сам судебный орган не был достаточно жестко отделен от структур государства.
Если российское общество после войны справится с учреждением — впервые в своей истории — подлинно независимого суда, то докажет себе и другим, что в России в принципе есть общество. Главным признаком существования в России общества будет именно это — субъектность, позволяющая давать правовую оценку действиям государства и его вождей. Если это получится, то, возможно, россияне справятся и с дальнейшим институциональным строительством.
Вероятнее всего, это строительство начнется с институтов, предотвращающих насилие государства по отношению к человеку, к собственному и другим народам. Нужно сделать так, чтобы никто пришедший к власти никогда не мог бы даже рассуждать в категориях «единого народа», «общей судьбы», «великой истории» и прочих грандиозных обобщений. И уж конечно, будущие политики не должны иметь возможности предпринимать военные действия, основанные на своих фантазиях. У них должны быть связаны руки.
Это крайне трудно будет сделать в стране, где институты, законы и даже система образования всегда действовали в интересах центральной власти, а не людей. В стране, где социальный порядок всегда был призван оправдывать насилие. Успех этого сложного дела совсем не гарантирован, но без него будущего у России нет.
Международная общественная организация «Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество „Мемориал“»
Объявлена в России «иностранным агентом» (как и многие другие организации и люди). Мы вынуждены указывать это по требованию российских властей. Кстати, законы об «иностранных агентах» могут угрожать и лично вам.