истории

Дело резонансное, вот вам шанс отличиться Как прошло заседание суда над Егором Жуковым накануне приговора. Прокуратура просит четыре года колонии за четыре ролика на ютьюбе

Источник: Meduza

4 декабря в Кунцевском районном суде Москвы второй день рассматривали по существу дело Егора Жукова — видеоблогера и фигуранта «московского дела». Формально его обвиняют в публичных призывах к экстремизму из-за четырех роликов, которые он опубликовал на ютьюбе с октября по декабрь 2017 года. Адвокаты утверждают, что дело строится исключительно на одной лингвистической экспертизе, и критикуют ее. Суд отверг всех альтернативных экспертов, предложенных защитой (включая лингвиста, которая разработала методику для определения экстремизма госорганами). Специальный корреспондент «Медузы» Кристина Сафонова рассказывает, как обвинение неожиданно запросило реальный, а не условный срок для Егора Жукова, а сам он произнес в суде последнее слово о вере в будущее России.

В начале одиннадцатого утра участники процесса по делу Егора Жукова вновь собрались в одном из залов Кунцевского районного суда. Как и в предыдущий день, поддержать студента Высшей школы экономики, которого обвиняют в публичных призывах к экстремизму, пришло много людей. Среди них — проректор университета Валерия Касамара, актер Никита Кукушкин, бывшие фигуранты «московского дела» Алексей Миняйло и Влад Барабанов, а также рэпер Оксимирон. Последний позвал к суду и своих фанатов: «Реально важно показать, что нас много, независимо от взглядов и вкусов». 

Присутствует на заседании и сотрудник ФСИН по имени Дмитрий, его задача — сопровождать подсудимого из дома до суда и обратно. Дима, как обращается к нему Егор Жуков и его родители, с волнением оглядывается по сторонам — смотрит, не опаздывает ли кто-то из родственников его подопечного и не нужно ли придержать место. Но больше никто в зал не заходит. Судья Светлана Ухналева объявляет начало заседания. 

Накануне и защитники, и обвинители задали Жукову интересующие вопросы. Теперь к нему обращается судья. Она спрашивает, какие предметы студенту преподают на факультете политологии Высшей школы экономики. «Широкий спектр как гуманитарных, так и аналитических направлений», — отвечает Жуков и приводит в пример несколько дисциплин: политическая история, политическая философия, «просто философия», микроэкономика и макроэкономика. Дальше судья просит рассказать о «двух дамах», которые фигурируют в отсмотренных на вчерашнем заседании видеозаписях — это ролики из числа тех, которые Егор Жуков публиковал на своем ютьюб-канале, в них обвинение усмотрело публичные призывы к экстремизму. Егор объясняет, что «дамы» из видео — это Эрика Ченовет и Мария Стефан, американские исследовательницы ненасильственного протеста. Вопросов к нему больше нет. 

Адвокат Леонид Соловьев рассказывает, что защитники обратились за лингвистическим исследованием к эксперту Юлии Сафоновой, и, не дожидаясь разрешения суда, зачитывает ее выводы: в роликах Жукова действительно есть побуждения к действиям, но они не связаны с насилием и направлены на «изменение мнения» адресатов. 

— Мы обсуждаем ходатайство? — перебивает его прокурор Морозов. 

— Опыт вчерашних препираний показал, что мы больше времени потратим на препирательства, — объясняет судья, и Соловьев продолжает. Он просит приобщить заключение эксперта Сафоновой к материалам уголовного дела. А адвокат Мурад Мусаев напоминает, что накануне эксперт обвинения Александр Коршиков подтвердил, что Сафонова для него «авторитет» в области лингвистики. 

— Вы обратили внимание, что эта дама в списке научных работ, [использованных при исследовании], указывает ту, где соавтором является Коршиков? Видимо, она его тоже признает [как специалиста], — с улыбкой говорит судья Ухналева. 

— Сам бог велел! — реагирует Мусаев. 

По ходатайству защиты Юлию Сафонову, до этого ожидавшую в коридоре, вызывают в зал, чтобы допросить о проделанном исследовании. Сафонова — невысокая женщина в очках и костюме в мелкий горошек — объясняет, что из документов с собой у нее лишь паспорт, так как она только утром вернулась с конференции, которая проходила в другом городе. Но охотно рассказывает о своей квалификации: она кандидат филологических наук, доцент, ведущая передачи «Русский устный» на радиостанции «Спутник» и член экспертного совета «Тотального диктанта». С 1991 года Сафонова сотрудничала в качестве эксперта с Минюстом. Кроме того, была начальником Московского исследовательского центра при департаменте региональной безопасности и противодействия коррупции Москвы. Среди ее работ несколько методических пособий по лингвистическим экспертизам в делах, связанных с противодействием экстремизму, они обязательны для всех государственных экспертов. 

Слова Сафоновой подтверждаются ксерокопиями документов, прикрепленными к ее исследованию. Судью они устраивают, но не прокурора Морозова. Он сомневается не только в их подлинности, но и в квалификации самой Сафоновой, а потому просит о ее отводе. Судья просит «не доводить ситуацию до абсурда». Она удаляется в совещательную комнату, а вернувшись, решает удовлетворить ходатайство обвинения. 

«Ничего мы не сдаемся», — с улыбкой говорит рядом сидящим журналистам мать Егора, Татьяна Жукова. Защита ходатайствует о допросе еще одного эксперта-лингвиста, кандидата филологических наук Ирины Левонтиной. В зал входит женщина со светлыми волосами — у нее сразу двое очков, которые держатся на голове как ободки для волос.

Она говорит, что занимается лингвистикой «всю жизнь, больше 30 лет». В Институте русского языка имени В. В. Виноградова РАН Левонтина работает над составлением словарей русского языка, а также пишет научные работы и книги. Кроме того, она больше 20 лет занимается судебной лингвистикой: участвовала в процессе по делу карельского историка Юрия Дмитриева и «Новому величию». Знает Левонтина и эксперта обвинения Александра Коршикова. Они работали вместе над одним проектом: «Он, по-моему, наукой особо не занимается. Он участвовал в проекте со своей [технической] стороны. Мы участвовали с лингвистической стороны», — говорит она. Ирина Левонтина отмечает, что предвзятого отношения к Коршикову у нее нет, — напротив, она относится к нему «с симпатией». 

Левонтина также один из авторов исследования экспертизы Коршикова из дела Жукова, опубликованного «Новой газетой». Этот факт вызывает у прокурора Морозова вопросы. 

— То есть фактически заказчиком [экспертизы] является «Новая газета»? — спрашивает прокурор.

Адвокаты Жукова протестуют против вопроса, называя его «наводящим». Но судья не реагирует. 

— Я бы так не сказала, — отвечает Левонтина. — К нам обратились и спросили, не хотим ли мы высказать свое мнение по поводу заключения. Как я понимаю, «Новая газета» обратилась параллельно к разным людям. Нам [лингвистам] не трудно друг с другом общаться. Конечно, ролики Жукова каждый смотрел сам по себе. [Потом] мы обсуждали [увиденное] по переписке — она сохранилась.

— А откуда защитники узнали, что вы участвовали в этом [в исследовании экспертизы Коршикова]? — недоумевает государственный обвинитель. 

— Оно было опубликовано, — говорит эксперт. В зале раздаются смешки. 

Судья интересуется, сколько существует методик для определения признаков экстремизма в тексте. Левонтина называет несколько, в том числе авторства Юлии Сафоновой, которой ранее в участии в процессе отказали. 

Обвинитель Морозов вновь просит об отводе эксперта защиты. Он считает, что Левонтина не предоставила достаточно документов, чтобы судить о ее квалификации. Адвокат Мусаев возражает, что в уголовно-процессуальном кодексе не предусмотрено такого основания для отказа в допросе специалиста. Тогда судья Ухналева предлагает Левонтиной взять самоотвод. Та заметно возмущена: «Это просто удивительно, такого мне в судах еще не говорили — что у меня недостаточно компетенций». Ходатайство прокурора вновь удовлетворено — за два дня в допросе отказали уже четвертому специалисту защиты. 

Адвокат Новиков предпринимает еще одну попытку представить суду «вторую точку зрения». Он просит приобщить к делу заключение специалистов Высшей школы экономики, заключение «группы РАН» (защитник поясняет, что так называет группу академиков) и специалиста центра экспертизы письменной речи «Глэдис» Галины Трофимовой. «Отказаться прислушиваться к мнению этих людей, даже не пустив эти судебные заключения на порог судебного заседания, было бы очень неправильно», — говорит он. И напоминает, что заключение Коршикова соответствует методикам ФСБ, но не лингвистике. В доказательство он приводит слова эксперта о том, что он смотрит телевизор, а не в словари, чтобы определить значение слова «протест». Прокурор снова возражает. Судья Ухналева и в этот раз принимает его сторону. 

У Новикова еще одно ходатайство — он просит вызвать в суд и допросить следователей Габдулина, Северилова, Семенова и Суродина, которые вели дело. Адвокат объясняет, что в постановлении о проведении экспертизы Габдулин написал, что Егора обвиняют в участии в «массовых беспорядках, тогда как в самой экспертизе предлагал специалисту „найти в видео Жукова что-то еще“». «Я не видел Габдулина лично, мы с ним общались только эпистолярно. Но мне бы хотелось посмотреть в глаза ему лично и послушать, что он по этому поводу скажет», — говорит адвокат.

Мурад Мусаев добавляет, что защита на вчерашнем заседании просила исключить из дела видео с канала Жукова. Эксперт криминалистического центра СК Кирилл Хмелевский утверждал, что их скачивание, копирование на диск и просмотр заняли 12 часов, тогда как по подсчетам адвокатов только на просмотр ушло бы больше 26 часов. Мусаев настаивает на допросе следователя. 

Прокурор Морозов держится своей обычной тактики в этом процессе: снова просит суд отказать защите. Ухналева поддерживает. Она объясняет, что делала пометки — и в них них нет ничего о том, что Хмелевский со следователем просматривал видео, только «скачивал видео, делал скрины». Кроме того, судья считает, что следователь вправе не объясняться, чем руководствовался, когда принимал те или иные решения. 

Новиков заявляет о «последнем ходатайстве». Он еще раз напоминает суду о допросе эксперта Коршикова: «Следствие замечательным образом игнорирует, что эксперт не дает лингвистическую консультацию, а прямым текстом пишет: „Жуков призывал к мятежам“». При этом сам Коршиков так описывал свой метод исследования: «Открываю Уголовный кодекс и ищу сходства». Сомнения в этой экспертизе, считает Новиков, обоснованы. С ним соглашается защитник Мусаев: «Это русский лингвист, которому задается простой вопрос, являются ли синонимичными понятия „ненависть“ и „неприятие“. А он не может ответить». Защита просит о повторной лингвистической экспертизе, но получить ответ на свое ходатайство не успевает: около двух дня, спустя почти четыре часа заседания, суд эвакуируют. В этот день из-за звонков о ложном минировании прерывают свою работу также Мещанский, Тверской, Басманный и Перовский суды Москвы.

* * *

В начале четвертого в здание Кунцевского суда вновь пускают людей. Но желающих зайти слишком много, и у входа начинается давка. Попасть внутрь не сразу удается не только адвокатам Жукова, но и сотрудникам суда. 

Перед началом заседания Оксимирон — в футболке с надписью «Свободу Жукову», поверх черного худи, и солнцезащитных очках — рассказывает Егору, как узнал о нем и о его деле. Рядом с рэпером сидит фсиновец Дима — они с музыкантом знакомятся и пожимают друг другу руки. 

Судья Ухналева сетует на то, что процесс «грубо прервали», и отказывает защите в последнем ходатайстве о проведении повторной лингвистической экспертизы. Начинаются прения.

Первым слово берет обвинитель Исхаков. Он утверждает, что вина Жукова полностью доказана, а обстоятельства преступления подтверждены в том числе самими показаниями подсудимого — ведь он признал, что это его видеозаписи опубликованы в интернете. О вине Жукова, по мнению обвинения, говорят и вещественные доказательства, изъятые в его квартире: «Кусок материи желтого цвета (флаг) с изображением змеи черного цвета и сувенирная фигура в виде трех лягушек». В этот момент в зале раздаются смешки. Но обвинитель серьезен: и либертарианский флаг, и фигура лягушек доказывают, что видеозаписи были сняты именно в комнате подсудимого.

Он приводит еще одно рассуждение в том же духе: тот факт, что на ютьюб-канале Жукова «усматривается динамика роста просмотров», по его словам, доказывает, что призывы к экстремистской деятельности носят публичный характер и были осуществлены посредством интернета. По подсчетам обвинителей, рост просмотров на канале составляет примерно тысячу за две недели.

Обвинитель Морозов подробно рассказывает, в каком видео и к чему Жуков призывал — захвату власти, самосожжению, отказу от уплаты налогов, мятежу и препятствованию работе государственных учреждений. Говоря о критике экспертизы Коршикова защитниками Егора Жукова, он отмечает надлежащую квалификацию эксперта и настаивает, что тот писал выводы не с правовой, а именно с лингвистической точки зрения. «Защита не была лишена возможности заявлять ходатайства о проведении повторной экспертизы», — замечает Морозов. В заключение он просит приговорить Жукова к четырем годам колонии общего режима и взять под стражу в зале суда, а также запретить ему пользоваться интернетом в течение двух лет и шести месяцев. 

В зале раздается вздох. С этого момента больше никто не смеется. Слушатели переговариваются о том, что никто из них не ожидал, что обвинение попросит назначить более серьезное наказание, чем условный срок. Заметно серьезнее становится и Егор Жуков — на заседании 3 декабря казалось, что происходящее он воспринимает с юмором и даже легко. 

«В идеальном мире сторона защиты должна была иметь больше возможностей для осуществления защиты», — начинает выступление адвокат Мусаев. Он напоминает, что дело основано на заключениях эксперта Коршикова, тогда как адвокатам отказали во всех просьбах о допросах других лингвистов. «Это дело началось как дело одного доказательства, одного эксперта Коршикова — таким оно и осталось. Насколько я могу судить, дело не было состязательным, а значит, не было справедливым».

Мусаев утверждает, что единственным законным исходом процесса может быть оправдание его подзащитного. Он обращает внимание суда на то, что в обвинительном заключении считается экстремистской деятельностью, а именно — «насильственное изменение основ конституционного строя», «мятеж» и «воспрепятствование законной деятельности государственных органов местного самоуправления и избирательных комиссий». А затем обращается к определению экстремизма в статье 280. Согласно ее первому пункту, из всего обвинения подходит только «насильственное изменение основ конституционного строя», а мятеж и воспрепятствование работе избиркомов не входят в перечень такого правонарушения.

Говоря об экспертизе Коршикова, адвокат отмечает, что даже этот, по его мнению, предвзятый специалист не говорит о том, что Жуков когда-либо призывал к насильственному или ненасильственному изменению основ конституционного строя. Мусаев добавляет, что Жукова устраивал существующий государственный строй в России, а недовольство было направлено на конкретных должностных лиц, «обычно именуемых режимом». «Основная претензия его к власти — он имеет священное право на это мнение — [в том, что она] нарушает существующий конституционный строй. Поэтому власть, то есть конкретные высшие лица государства, необходимо менять», — объясняет защитник. 

Мусаев подробно разбирает мотив и умысел, который, по мнению защиты, был у Жукова для совершения преступления. И приходит к выводу, что таковых у Егора не было.

Затем он доказывает, что его подзащитный также не призывал к мятежам или воспрепятствованию работе муниципальных органов и избиркомов — хотя это и не входит в понятие экстремистской деятельности. «Я не устану повторять: власть в России можно сменить только мирным путем», «Ненасильственные методы в два раза эффективнее», — адвокат приводит цитаты из видеозаписей Егора. И добавляет, что утверждать, что Жуков призывал к агрессивным действиям, «значит извращать правду». 

«В этом деле упоминаются три лягушки, — продолжает Мурад Мусаев. — Я вспоминаю фигурку трех обезьян: „Ничего не вижу“, „Ничего не слышу“, „Ничего не говорю“. Так не должно быть в этом процессе». В заключение он обращается к судье Ухналевой и говорит, что отправив подсудимого в колонию ради исправления, она только докажет, что тот не ошибался, когда говорил об «ублюдочном Левиафане» и том, что в России можно сесть в тюрьму за мнение. «Я вас прошу этой несправедливости не совершать, а Жукова оправдать», — заключает защитник. В зале раздаются аплодисменты, Оксимирон кричит: «Браво!» 

Следующим высказывается адвокат Леонид Соловьев — он стал защитником Жукова еще в первый же день, когда того обвинили по 212-й статье (в участии в массовых беспорядках). И с самого начала, говорит Соловьев, ему была ясна «политическая составляющая» дела в отношении его подзащитного: «[В Следственном комитете] его несколько часов уговаривали начальники всех мастей признать вину в том, что он не совершал. А также рассказать, кто его кураторы, — говорит Соловьев. — Но даже в таких условиях давления Егор отказался взять вину на себя». Он обращает внимание суда на то, что защитникам не дали достаточно времени для ознакомления с материалами — уже через три часа чтения их заподозрили в «затягивании процесса». Тогда как в деле пять томов по 250 листов минимум. 

В заключение Соловьев несколько раз повторяет, что Егор Жуков не экстремист. А самого адвоката расстраивает позиция обвинения и наказание, которое запросила прокуратура. Он говорит, что хотел бы, чтобы оппоненты рассматривали этот процесс не как состязание и помнили, что речь идет о жизни и свободе человека. «Я прошу, ваша честь, Егора Жукова — моего подзащитного и моего друга — оправдать». Слушатели снова аплодируют. 

* * *

Адвокат Илья Новиков начинает свою речь с заявления, что не считает возможным обсуждать доказательства по этому делу, так как это «создает иллюзию нормальной ситуации». «Дело по „массовым беспорядкам“ не было нормальным с самого начала», — говорит он и объясняет, что обвинение против Жукова выросло именно из 212-й статьи. Следователи в обоих делах, продолжает защитник, действовали «с невероятным цинизмом». Сначала в документах писали, что участие Жукова в «массовых беспорядках» установлено — это утверждается и в документе, подписанном следователем Габдулиным 3 сентября. Но в тот же день, говорит Новиков, оказалось, что студент к беспорядкам не причастен. Адвокат уверен, что следователь заранее знал, что с Жукова снимут обвинение по 212-й статье и вместо этого привлекут его за призывы к экстремизму: «Габдулин — человек, который сделал себе карьеру на первом „болотном деле“. Тогда он был подполковником, теперь — генерал-майор». 

Как и другие защитники, Новиков говорит о заключении эксперта Коршикова. В доказательство его некомпетентности он приводит такой факт: в тексте исследования Коршикова, а затем и в обвинительном заключении появилась фраза о препятствовании работе избирательных комиссий. «Жуков говорил о препятствовании работе государственных учреждений. Эксперт добавил избирательные комиссии от себя, потому что в Уголовном кодексе были только они, — говорит Новиков. — Для него избирательная комиссия — это и есть учреждение. Но юристы в курсе, что это не так». Адвоката возмущает, что выводы эксперта переносятся в обвинительное заключение без юридического осмысления. «Коршиков верит в то, что говорит. Но ни один компетентный юрист не может игнорировать то, что я сейчас сказал», — утверждает адвокат. Он убежден, что следователи допустили ошибки осознано. И предполагает, что ими могло двигать желание показать, что «ни один человек, которого укусили, не может уйти от власти».

Вспоминает защитник и о втором обыске в квартире Жукова, который начался ровно в тот момент, когда он и адвокат Соловьев зашли в изолятор временного содержания, чтобы навестить своего подопечного. «На тот момент Жукова еще никто не обвинял в экстремизме и лягушек еще никто не искал», — утверждает он. При этом во время обыска была изъята как та самая фигура трех лягушек, так и другие предметы — флаг и голубая рубашка. Все они есть на четырех видео, в которых эксперт Коршиков усмотрел призывы к экстремизму. Вот только его исследование было готово 1 сентября, а обыск прошел 31 августа. Предметы, которые есть на других пяти видеозаписях — Коршиков тоже изучал их, но посчитал безобидными — не изъяли. «Была негласная взаимосвязь между экспертом и следователем. Следователи имели информацию, которую не должны были иметь. Они действовали недобросовестно», — убежден Новиков. 

Государственный обвинитель Исхаков улыбается. 

«Ненависть не самое худшее чувство, из доступных человеку, — утверждает защитник. — Ненависть, которую испытывают молодые люди по отношению к тому, что им кажется возмутительным, может пройти и не оставить глубокий шрам. Есть другое чувство, которое оставляет глубокие шрамы, — это презрение». Новиков напоминает, что за процессом следят многие молодые люди и у них может возникнуть «ненависть к политическому строю». «Но не дай бог вы в этих ребятах воспитаете чувство презрения к тому, что вы представляете», — обращается он к суду. «У вас, ваша честь, есть шанс сделать хороший шаг на пути [возникновения у людей] уважения к суду. Дело резонансное. Пожалуйста, вот вам шанс отличиться», — заключает адвокат. 

Слушатели долго аплодируют. В какой-то момент один из приставов просит их перестать. Государственные обвинители вступают в дискуссию с защитниками, вновь повторяя уже высказанные раньше аргументы. «Я вижу, что представителей государственного обвинения не напугало, что они могут вызвать презрение у молодежи. Наверное, они очень смелые люди. Я думаю, это страшно», — замечает Новиков. 

* * *

Егору Жукову предоставляют возможность выступить с последним словом. Он говорит, что для него главным мотивом заняться политической деятельностью и вести ютьюб-канал является желание видеть в согражданах «ответственность и любовь»: «Ответственность за себя, за тех, кто рядом, за всю страну. Любовь к слабому, к ближнему, к человечеству». Егор верит, что в будущем Россия станет «по-настоящему счастливым местом». И добавляет, что в случае обвинительного приговора будет радоваться, что ему выпал шанс пройти испытание во имя ценностей, которые он разделяет: «В конце концов, ваша честь, чем страшнее мое будущее, тем шире улыбка, с которой я смотрю в его сторону». 

Судья Ухналева объявляет, что приговор Егору Жукову будет оглашен утром шестого декабря.