
«Я был вынужден жить двойной жизнью — никто не знал, даже друзья» Бывший координатор движения «Голос» Артем Важенков дал интервью Карену Шаиняну. Он сделал каминг-аут как гей — и рассказал об угрозах из-за своей сексуальной идентичности
Артем Важенков — общественно-политический активист из Твери, бывший координатор движения «Голос», экс-ведущий канала «Автозак Live», бывший сотрудник «Открытой России» и штабов Алексея Навального. А еще Важенков — первый, на кого в марте 2023 года завели уголовное дело за несоблюдение требований к «иностранным агентам». На тот момент Важенков уже уехал из России — сейчас активист живет в Германии. В интервью квир-медиа Just Got Lucky он не только вспомнил о политической работе в довоенной России и пережитом в Минске во время протестов против результатов президентских выборов 2020 года — но также сделал каминг-аут как гей и рассказал о шантаже и угрозах, с которыми столкнулся из-за своей сексуальной ориентации. «Медуза» публикует отрывки из его рассказа.
«Меня шантажируют парни из гей-чатов. Невидимость делает меня уязвимым». Каминг-аут Артема Важенкова
Карен Шаинян
О работе наблюдателем на выборах
Где-то с 2011 года у меня появился интерес к общественной и политической деятельности, и я думал, что могу сделать самое простое, элементарное, чтобы помочь своей стране, обществу. Я пошел наблюдателем на выборы в Государственную Думу. Так началось мое сотрудничество с движением «Голос».
Даже самые унылые выборы в авторитарной стране — это интересно, это жизнь в миниатюре. Туда приходят совершенно разные люди, разных статусов, молодые и пожилые, богатые и бедные, с ними можно говорить, на них можно смотреть. Это такая антропология, изучение общества и политики.
У меня был один случай — совершенно замшелые выборы [2015 года] в сельском поселении Новозавидовское, которые изначально не несли в себе никакой интриги, все было ясно. Но была там одна маленькая деталь: кандидат от «Единой России» [Жан-Грегуар Сагбо] был темнокожим и местные жители называли его Обамой. Тогда президентом Америки еще был Барак Обама. И вот они считают голоса, и председательница комиссии читает бюллетени: «Обама, Обама, Бутылева, Обама…» Я записал это на видео, оно попало потом в программу «Вечерний Ургант». В общем, выборы — это очень любопытно.
После того как [в 2017 году] Навального не допустили до [президентских] выборов, люди перестали приходить на встречи, интересоваться, чем-то заниматься. [Для меня] это как вспоминать о конце прекрасной поры, полной надежд. Как вспоминать про какие-то приятные, романтические отношения с человеком, которого ты, может быть, до сих пор любишь, но у вас не сложилось. Не то чтобы я не люблю [вспоминать об этом] — это просто очень грустно. Со страной у меня все хорошо — у меня с государством плохо.
О насилии в Минске в 2020 году
Второй день после выборов. В Минске интернета нет, ничего нет — мы в каком-то информационном вакууме. Поздно вечером шли домой, если бы интернет был, то ни в какие переделки я бы не попал, но так получилось, что мы проходили мимо торгового центра «Рига» — там были столкновения между полицией и протестующими, и нас схватил ОМОН. Мы попали в мясорубку, прямо в ад. Тебя сразу начинают избивать, прямо в автозаке. Людей просто скидывают, как туши, слоями на пол и избивают даже не тебя, а верхний слой людей. Все плохое, что вы слышали про «Окрестино», — все это правда. Говорю как человек, который это лично видел и слышал. Людей пытают, бьют, истязают, насилуют.
Нас держали в прогулочном дворике всю ночь, было очень холодно. Потом днем, на солнце, когда было жарко. Нам не давали воды, к нам применяли пытку «конверт»: когда ты стоишь на коленях, а лоб должен упираться в пол. Через три минуты у тебя затекает все тело, а через пять ты просто начинаешь орать от боли, потому что кровообращение нарушается.
Потом нас, 40 человек, поместили в восьмиместную камеру. Кого-то уводили — у них это называлось «отдать на обработку», меня тоже на нее отправляли. Тебя уводят в отдельную камеру в подвале, и оттуда [жестоко избитый] человек просто уезжает в реанимацию. Людям ломали позвоночник, выдавливали глаза.
О сексуальной идентичности и значении каминг-аута
Я уехал из России, и на то есть несколько причин. Во-первых, [в конце сентября 2021 года] меня признали «иностранным агентом». Ну и [другая, еще более давняя] причина — я гей. В России быть геем и одновременно вести общественную и политическую деятельность очень тяжело — это постоянный стресс, психологические травмы, проблемы, это просто невозможно. Я был вынужден все время что-то скрывать, жить двойной жизнью — даже друзья, никто не знал.
[Я решился об этом рассказать, потому что] разные люди, которым стало известно о моей сексуальной ориентации, шантажируют меня, угрожают мне, вымогают у меня деньги. Это парни, с которыми я познакомился в тематических чатах и которые меня деанонимизировали. Это моя жизнь, и я не хочу, чтобы мне снова кто-то угрожал.
[Кроме того], моя невидимость делала меня несвободным, зависимым. Я хочу просто спокойно жить. Ну какое ваше сраное дело, с кем я занимаюсь сексом? Почему этот факт становится поводом для угроз и террора в отношении меня? Мы можем дискутировать о важности [сексуальной ориентации политиков и других публичных людей], но я не понимаю, почему я должен страдать из-за своей сексуальной ориентации. Поэтому это единственный выход для меня — просто сказать всем. Нет никаких правовых способов защиты, кроме этого.
Как гомосексуалов и других квир-людей преследуют в авторитарных государствах
О жизни в эмиграции и возможности вернуться в Россию
У меня нет образа будущего — сейчас все в таком подвешенном состоянии. Хочется выучить немецкий язык, получить какое-нибудь новое дополнительное образование и реализовать себя в разных проектах, в том числе общественно-политических. В Германии мне все нравится, но плохо дается язык. Сейчас я занят поиском работы или подработки — это может быть что угодно, что связано с общественно-политической деятельностью, я соскучился по ней.
У меня есть желание вернуться [в Тверь] на неделю — увидеть людей, побывать в местах, в которых давно не был, попить пиво там, где привык пить пиво. Но тоски нет. И той России, из которой я уезжал, — ее нет.
«Медуза»