истории

Непонятно, с кем воюем, за кого «Медуза» рассказывает, как российских контрактников отправляют на войну — и не дают от нее отказаться

Источник: Meduza

Точное количество российских военных, которые находятся сейчас в Украине, неизвестно — по разным оценкам, во вторжении участвовали до 100 тысяч человек. Несколько родных военных-контрактников, которых отправили на войну, сообщили «Медузе», что те не могут уволиться со службы — им угрожают возбуждением уголовных дел о дезертирстве и измене родине. Корреспондент Саша Сивцова рассказывает, как российские военнослужащие попадают на эту войну — и почему на ней остаются.

«Топили печку и охраняли военную машину»

Кемеровчанин Иван (в целях безопасности героев «Медуза» не упоминает их фамилии) родился в 2001 году. Вместо срочной службы он сразу пошел служить по контракту. Во-первых, чтобы заработать деньги: ему была положена зарплата в 31 тысячу рублей в месяц. Во-вторых, Ивана обещали отправить служить совсем недалеко — он планировал, что будет уходить утром на службу, а вечером возвращаться домой. График «работы» — с девяти утра до шести вечера.

Первого ноября Иван заключил контракт. Его отправили в город Юрга неподалеку от Кемерово, прикомандировав к войсковой части № 21005. Там он прослужил до конца декабря, пока его не отправили на учебу в Смоленскую область, в город Ельня. До середины февраля он находился «в полях». Мать Ивана, Светлана А., вспоминает, что сын рассказывал ей: «Никакой учебы не проводилось, топили печку и охраняли то, что было: военную машину, технику». 

В середине февраля Иван вместе с сослуживцами менял место дислокации: ехали через Брянскую область, куда именно — не знали. Там ее сын, рассказывает Светлана, вместе с другими солдатами попал в аварию: столкнулись военная машина и фура. «И они на какое-то время остались на том месте. Вероятно, их тогда уже везли на Украину, но они об этом не знали».

В следующий раз Иван звонил Светлане 23 февраля — сказал, что ему разрешили сделать последний звонок и примерно неделю у него не будет связи. Куда увозят его и сослуживцев — не сказали. «Вообще ничего не сказали. Сказали, что меняют место дислокации», — вспоминает Светлана. 

«Я сделала вывод, что они были брошены»

В следующий раз сын позвонил Светлане 6 марта. «Когда он позвонил [с чужого телефона], я посмотрела код номера в интернете. Оказалось, что украинский. Слышно было очень плохо, голос практически не узнала. Он сказал, что ему дали позвонить жители какой-то деревни», — рассказывает мать. Иван снова вышел на связь только спусти почти две недели, 19 марта. «Где находится, сколько их там — не отвечал. „Закрытая информация, нельзя говорить“. Мы не знали, где он», — говорит Светлана.

Светлана пробовала звонить в войсковую часть Юрги, к которой был прикомандирован ее сын. Но там либо кидали трубки, либо требовали делать запрос [о состоянии и местонахождении сына] через Минобороны. Запрос Светлана решила не отправлять, посчитав, что в этом нет смысла: «До того знакомые отправляли запрос, им приходил ответ „жив-здоров“ — и ничего более», — объясняет она.

Следующий звонок Ивана Светлане был в конце марта — уже из России, со своего телефона, который ему вернули. Тогда началась перегруппировка российских войск «с целью активизации действий на приоритетных направлениях и завершения операции по полному освобождению Донбасса», как заявляли в Минобороны. Иван рассказал, что был под Черниговом, а сейчас они с сослуживцами покинули регион.

По словам Светланы, ее сын и некоторые его сослуживцы после возвращения подали рапорты о расторжении контракта и переходе на срочную службу. Сначала Иван говорил матери, что желающих перейти на срочную службу мало, всего 11 человек. Их пообещали вернуть в Юргу.

«Но дальше людей стало подтягиваться все больше. В результате их [желающих перейти с контрактной службы на срочную] оказалось около 250 человек из двух батальонов. Тогда к ним приехал фээсбэшник и прокуратура. Работали на точке дислокации весь день. Ребятам сказали, что им грозит уголовная статья [за отказ выполнять приказ командования и продолжать службу в том же формате]», — рассказывает Светлана.  

После этого «под давлением прокуратуры», как вспоминает Светлана слова своего сына, все 250 человек, включая Ивана, написали новые рапорты с согласием дальше участвовать в «спецоперации» и отправились обратно на войну. 

«Отказ [от службы] имеет эффект лавины. Отказываются те, кто созрел, а есть куча колеблющихся, — размышляет юрист правозащитной организации „Солдатские матери Санкт-Петербурга“ Антон Щербак. — Если они увидят, что их сослуживцев не отправили, а их направляют, то и они могут пройти против. Это как ком растет».

«Угрозы, унижение, запугивание»

Двадцатилетний сын Светланы Б. Алексей оказался в такой же ситуации, как и Иван. В ноябре 2021 года Алексей тоже пошел «на контракт» вместо срочной службы. В декабре его роту отправили в Смоленскую область — «охранять объект». Там они простояли до 20 февраля. После этого роту Алексея перебросили в Брянскую область, ближе к границе с Украиной. С 22 февраля он перестал выходить на связь. Позвонил спустя 40 дней — с чужого телефона, со словами: «Мама, все хорошо, я живой».

Светлана Б. вспоминает, что все то время, пока она не знала, что происходит с сыном, «не находила себе места». В конце февраля она присоединилась к группе в вотсапе, где состояли родственники других военнослужащих из бригады Алексея. «И там я узнала, что он находится на территории Украины. Естественно, паника. Как? Что? Почему? У них только закончился испытательный срок», — вспоминает Светлана. 

Писать сообщения в группу в вотсапе мог только ее администратор, по словам Светланы, это военнослужащий части. По утрам он сообщал общую обезличенную сводку, как обстоят дела у бригады, но ничего конкретного не говорил. Родственники получали такие сообщения:

Про «негативную информацию», по словам Светланы, писали раза три в неделю. Это означало, что в бригаде есть погибшие, раненые или пропавшие без вести. Подробности сообщали конкретно родственникам, но не в общую группу.

С апреля, когда произошла перегруппировка войск, Светлана и ее сын снова начали созваниваться. Тогда военнослужащий находился в районе поселка Ровный Белгородской области. Он рассказал матери, что до войны, в феврале, их ни о чем не предупредили: «Сказали, что они на дня два-три: зайдут [на территорию Украины] и выйдут или на границе постоят и выйдут», — говорит Светлана. Чем именно занимались военнослужащие на территории Украины, сын не рассказывал.

Командование сообщило Алексею и его сослуживцам, что скоро будет повторный ввод войск в Украину — и что военнослужащие, если хотят, могут написать отказ от участия в «спецоперации», вспоминает его мать. Сын решил написать такой отказ. «Не знаю, с какой целью командование это сказало. Может, они не ожидали, что будет такое больше количество [отказников]: как потом озвучили, 97 человек в одном батальоне и в пределах 150 — в другом. Вот и началось давление со стороны командования, командующего ЦВО и прокуратуры ЦВО. Начали гонение ребят», — говорит Светлана. 

Юрист Антон Щербак говорит, что круг тех, кто может проводить такие «воспитательные беседы» в войсковой части, широк. Это любое вышестоящее командование, командир части, округа, прокуроры, органы ФСБ. «Кто угодно может приехать и стращать. Это законом никак не оговаривается: не запрещается и не разрешается. Потом всем объяснят, что проводили беседу, а по факту, скорее всего, там психологическое насилие, угрозы, унижение, запугивание, [а] где-то и „пряник“. Могут обещать что угодно», — говорит юрист.

По словам Светланы Б., ее сыну и другим военнослужащим угрожали уголовным преследованием, лишением свободы за неисполнение приказа или дезертирство:

В итоге 19 апреля военнослужащие уехали с места дислокации на территории России и с тех пор не выходили на связь. Перед отъездом Светлана Б. спросила у сына, куда их теперь отправляют. Он сказал, что к границе с Луганской областью — на погрузо-разгрузочные работы по боеприпасам.

«Говорит: „Мама, не волнуйся“. Он меня успокаивает. Но что он может сделать? Командование есть командование. Отказаться нельзя, сбежать — еще хуже будет», — говорит Светлана. 

«Расторгнуть контракт очень сложно»

В феврале 25-летний контрактник Альберт Сахибгареев сбежал со службы. Он находился в Белгородской области, в нескольких километрах от границы с Украиной, где его бригада находилась «на учениях». Сахибгареев понял, что это не учения, а настоящая война, только когда со стороны Украины начался ответный обстрел. 

Вскоре Сахибгареев покинул службу — в первую очередь из-за конфликтов с прапорщиком части Владиславом Тихоновым. По словам контрактника, прапорщик напал на него и сломал руку. «Зачем мне служить с тем, кто нападет на своего же? Как с ним идти в бой?» — объяснял «Медузе» Сахибгареев. Военнослужащий на попутках добрался в родной город — Уфу — и нанял адвоката. Тогда же Сахибгареев составил рапорт на увольнение по собственному желанию, где объяснил, что «был вынужден покинуть расположение воинской части, так как опасался за свою жизнь и здоровье и не желал продолжать участие в боевых действиях на территории Украины, так как это противоречит его убеждениям». 

Сахибгареев был готов и отбывать наказание, главным для него было перестать служить. Но после того, как он написал рапорт об увольнении, командование предложило: пока следователи будут проводить проверку, Сахибгареева прикомандируют к уфимской военной части, где он продолжит служить. 

Альберт согласился вернуться к месту постоянной службы и сейчас находится там. Он до сих пор не смог расторгнуть контракт. Защитник Сахибгареева Алмаз Набиев объясняет, что сам по себе рапорт военнослужащего об увольнении не является безусловным основанием для расторжения контракта: командир войсковой части обязан получить мотивированное объяснение от военнослужащего. После этого командир должен направить командованию военного округа рапорт об увольнении контрактника, бумагу о своем отношении к этому и объяснения военнослужащего. Только тогда руководством округа принимается решение об увольнении.

«В законе не указаны сроки, когда это должно произойти, — объясняет защитник Сахибгареева. — Поэтому командир может эти рапорты и не направлять дальше». 

Глава «Солдатских матерей Санкт-Петербурга» Оксана Парамонова подтверждает: просто желания военнослужащего для расторжения контракта недостаточно. Согласно пункту 6 статьи 51-ФЗ «О воинской обязанности и военной службе», у увольнения должна быть уважительная причина.

«Однако что такое уважительная причина — ни одним нормативным актом не установлено. Единственное, где есть такая дефиниция, — это постановление пленума Верховного суда, который говорит, что под уважительными причинами понимаются обстоятельства, которые объективно не позволяют военнослужащему в полном объеме выполнять условия заключенного контракта. На практике, является ли причина уважительной, решает командир части. Если военнослужащий обжалует [его решение], то уже трактует суд», — говорит юрист Антон Щербак.

«Заключить контракт в российской армии не проблема, а расторгнуть — большая проблема. Были случаи, когда военнослужащие переставали ходить на службу, их привлекали к ответственности, но контракт не расторгали», — говорит Оксана Парамонова. «В практике было, когда у человека 10 взысканий, но его никто не увольнял. Тем более в таких условиях [как сейчас]», — говорит Антон Щербак.

Чтобы все-таки признать Сахибгареева негодным к службе и расторгнуть контракт, его отправили на медицинскую экспертизу. Защитник Алмаз Набиев говорит, что у контрактника «проблемы с сердцем» и, скорее всего, контракт все-таки удастся прекратить по состоянию здоровья.

В части Сахибгареева военнослужащих, которые пытаются уволиться, сейчас, помимо него, четверо — они также успели побывать на войне в Украине, говорит Набиев. 

«Медуза» отправила запрос в Министерство обороны с просьбой подтвердить или опровергнуть информацию из этого текста. На момент публикации Министерство обороны не направило ответ на запрос. Связаться с военной частью также не удалось.