В самопровозглашенных ЛНР и ДНР всеобщую мобилизацию объявили за несколько дней до российского вторжения в Украину. Она продолжается до сих пор. «Медуза» поговорила с жителем Донецка (он просил не раскрывать своего имени) о том, как в городе уже 50 дней идут облавы на призывников.
«Атмосфера паранойи. Город превратился в призрак»
Я боюсь рассказывать о себе. Но если коротко, мне двадцать два года. В прошлом году я закончил университет, но на кого учился — говорить не буду из соображений безопасности. Родился в Луганске, но всю жизнь провел в Донецке. У нас маленький город — даже того, что я сказал при всей размытости, может быть достаточно, чтобы меня вычислили. Я согласился дать интервью от безысходности. Я не вижу здесь жизни.
Все началось в конце февраля. Я занимался в тот день разными делами. Вдруг начали выть сирены по всему городу, а когда сел в машину, по радио услышал объявление об эвакуации. Поехал в магазин, сделал как можно больше запасов, снял деньги с банкомата и после этого домой. Созвонился со своей девушкой, мамой, переговорил с семьей. С тех пор я сижу дома.
Из-за массового призыва [на войну] практически все мужское население, вне зависимости от лояльности или политических убеждений, сейчас просто прячется. Все сидят дома. Никто не выходит [на улицу]. Никто. Призыв затрагивает всех до шестидесяти лет. Моему отцу всего лишь пятьдесят два, он укрывается со своими родителями у себя дома.
Сейчас пошли слухи, что начался поквартирный обход. Уже дело даже не в повестках, и не в ловле тех, кто попался на улице. Они [представители ДНР] ходят по квартирам. Не знаю, выбивают двери или нет, но ищут призывников. Поэтому каждый раз когда слышатся мужские голоса, шаги и тому подобное, это очень настораживает.
Атмосфера паранойи. Город превратился в призрак. Когда я последний раз выглядывал [в окно] несколько недель назад, улицы были абсолютно пустыми. Все что видно — патрульные пару раз в день и может бабушка какая-то. Все.
«Окна я закрыл полностью, чтобы не пропускать какой-либо свет»
Я живу довольно близко к линии фронта. Моя квартира — это маленький бункер, только с гипсокартонными стенами.
Пришлось опустошить эти стены. Раньше висели мои фотографии, картины, часы, но почти все попадало из-за обстрелов. Прилетает достаточно близко.
Удары были слышны всегда, все восемь лет, но не так, как сейчас. Слышатся залпы, «Грады»… Недавно прошла первая гроза этой весны, и я не сразу даже понял, что это был настоящий дождь с громом, потому что так часто [стреляют], что это превратилось в белый шум.
Я прячусь один. Раз в неделю ко мне приходят либо мама, либо девушка, либо бабушка. Соседям сказали, что я выехал, а в мою квартиру они просто приходят убираться. Они приносят мне еду, мы разговариваем около часа. Раньше они приходили чаще, раз в два дня, но со временем увеличилось количество комендатуры, увеличилось количество обстрелов, и родным пришлось урезать количество визитов. Приходится это делать во время утреннего час пика, когда труднее выследить отдельную машину на улице. Иначе будут задавать вопросы, проверять телефоны.
Когда мама и бабушка приходят, то спрашивают у меня какие-то новости, потому что я сижу в интернете. Я рассказываю им, после этого они особо не хотят со мной разговаривать, потому что никаких хороших новостей нет. Получается, поговорим, их настроение тихонько сходит на нет, и «все, пока».
Окна в квартире я закрыл полностью, чтобы не пропускать какой-либо свет. Крестиком скотч, поверх него еще несколько простыней и одеял. В комнате очень-очень темно.
В прихожей у двери скопилось очень много мусора, потому что я не могу выходить и выбрасывать его. А те, кто приносит мне припасы, не могут его выносить: если увидят людей с мусором на улице, появятся вопросы, подозрение, что покрывают. Вот я и сижу в вонючей маленькой квартире. Электричество — ну, как вам сказать? Через раз. Бывает, что по полдня или день приходится сидеть без него.
Стало тяжело, когда начали отключать воду. Это было в конце февраля. Раз в пару дней на три часа — официальный режим подачи. Отопление выключили раньше срока, якобы из-за военных обстоятельств.
«Создается видимость, что это все добровольно»
Уже очень много кого забрали. Например, всех студентов — их призвали под угрозой немедленного исключения в самом начале войны. А на предприятиях брали документы и создавали списки [подлежащих призыву]. У моего друга отец болеет диабетом, лежит в стационаре. Туда постоянно приходят и пытаются добиться, чтобы его выписали и отправили на фронт. Человеку пятьдесят с чем-то лет. На его диабет им похер.
Недавно мне позвонил мой дядя, который работает в одной из госструктур Луганска, и рассказал, что командование войск РФ якобы недовольно набором призывников из Донецка — что тут жалеют местных и не так много берут, как могли бы, в квоту не вписываются. Он меня предупредил, чтобы я прятался еще сильнее.
В местных группах есть видео автозаков с военной комендатурой на улицах Донецка. А что такое военная комендатура? Это не дядя в фуражке, который тебе предложит пойти в армию. Это человек с автоматом, говорящий: «Все. Давай. Че не на войне? Почему нет?». Если сопротивляешься, то берут за подмышки.
Создается видимость, что это все добровольно. Что все — добровольцы. На самом деле даже те, кто при деньгах, не могут уехать [из ДНР]. Мой шеф на работе вроде человек достаточно большой — а нет. Все здесь застряли.
Даже если можно было бы проплатить ДНР [чтобы сбежать], на той стороне поймают — в России. А со стороны Украины, даже если бы не было эскалации и линии фронта, во-первых, граница закрыта, а во-вторых, за восемь лет ее обложили таким количеством мин, там столько всякого говна. Невозможно пробиться, это суицид.
«Все ощущается как дурной сон, у которого нет ни начала, ни конца»
Что изменилось с начала боевых действий — угасла надежда. Какие бы у меня проукраинские позиции ни были, я понимаю, что если они [украинские военные] зайдут сюда, то здесь всем ***** [конец]. Потому что днровцы как масло на куске хлеба — они распределены равномерно по всему городу, у них на каждой улице по несколько баз. Поэтому при использовании артиллерии — а это неизбежно — сами понимаете…
Я может быть, очень несуразно речь ставлю. Я очень давно не вел длинную беседу с человеком, используя голос. Вы меня простите.
Я очень устал. Сидишь в четырех стенах, в любой момент могут прийти и забрать. Это не сравнимо с обычным призывом. Призыв был и до эскалации, но именно сейчас… я даже не знаю как сказать… просто всех мужчин тут пускают на пушечное мясо.
У меня есть друзья (в основном, бывшие одноклассники), которые приближены к властям ДНР. От их родственников я знаю про обращение с призывниками. Старшие волонтеры-ополченцы ДНР, которые были в войсках еще до начала конфликта, используют призывников как расходный материал, чтобы обеспечить себе безопасные условия на фронте.
* * *
Отвлекаться на что-то — играть в компьютер, смотреть аниме — не вариант, когда ты сидишь и слушаешь, чтобы не пришел никто лишний. Нужно сразу все выключить и спрятаться. Постоянное напряжение. Сплю маленькими интервалами, наверное, часа по два. Меня либо будят залпы, либо я просыпаюсь от кошмаров.
Все ощущается как дурной сон, у которого нет ни начала, ни конца. Существуем на автомате. Иногда, ну, принесут покушать что-то вкусного. А так отвлечения не работают. Мой друг говорит, что пьет. Он живет в пригороде, еду ему носит его подруга. Пьет каждый день, чтобы успокаивать себя. Из общения с ним у меня сложилось впечатление, что у него поехала крыша.
У меня с алкоголем не ладится, поэтому я просто сижу. Контакт я почти со всеми на сегодняшний день потерял. Надеюсь, что люди, которые здесь живут, смогут, если не жить у себя дома в мире, то хотя бы смогут сбежать. Даже это — привилегия, которой у большой части населения нет.
Пожар в Доме профсоюзов
Год назад 2 мая в Одессе произошли вооруженные столкновения сторонников «Евромайдана» и «Антимайдана», которые привели к десяткам жертв в результате пожара в Доме профсоюзов. Всего в тот день в Одессе погибли 48 человек. На российском телевидении эти события моментально окрестили новой Хатынью, и они стали одним из главных мотивов для добровольцев из Одессы и России ехать воевать в Донбасс.