истории

«Я *** рэп, даже находясь в тени». Серьезно? Александр Горбачев — об Оксимироне и самом ожидаемом русском альбоме 2021 года. Которого, похоже, не существует

Источник: Meduza

11 ноября после шести лет молчания и трех недель бурной промокампании рэпер Оксимирон выпустил «Смутное время». Как оказалось, это не новый альбом, а «микстейп»: сборник уже опубликованных треков и куплетов плюс четыре новых песни. По просьбе «Медузы» журналист и автор телеграм-канала о новой музыке Александр Горбачев попытался объяснить, почему следующий альбом Оксимирона после «Горгорода» так сильно ждали — и чего в итоге дождались. Этот текст был готов неделю назад. Мы решили подождать «настоящего» альбома — видимо, зря.

Люди, которые познакомились на почве любви к альбому «Горгород», сейчас уже выбирают школу для ребенка. 

Шесть лет — вправду титанический перерыв: такой обычно берут заслуженные рок-ветераны или отшельники-визионеры, но уж точно не человек, претендующий на господство в самом стремительно живущем жанре популярной музыки, где поколения меняются быстрее, чем президенты в США.

Разумно будет напомнить, каким был мир, когда выходил альбом «Горгород». В тот момент будущие суперзвезды Моргенштерн, Инстасамка и Майот учились в старших классах школы, OG Buda работал в будапештском баре, самым заметным творческим достижением Хаски было участие в совместной с Захаром Прилепиным песне «Пора валить», понятия «кальян-рэп» не существовало, а главной молодой надеждой русского хип-хопа был Фараон, у которого только-только появился первый вирусный хит про мертвые найки и которому было еще очень далеко до дружбы с Сергеем Шнуровым и фитов с Лободой. 

Впрочем, важно не только то, чего не было, но и то, что было. В 2015 году русский рэп окончательно подтвердил свою не только субкультурную, но и сугубо эстетическую легитимность — и «Горгород» стал важнейшей, но далеко не единственной частью пазла. Этот урожай потрясает до сих пор: манифест Оксимирона и дебют Скриптонита, «Марабу» ATL и «Magic City» ЛСП — все это определяющие для жанра записи, и все они вышли почти одновременно (а ведь еще были лучшие в этом десятилетии альбомы Гуфа и «Каспийского груза», и не только).

Что случилось с тех пор со всеми этими людьми? Скриптонит превратился в полноценную институцию: одинаково успешно делал клубные хиты и эксперименты, собрал группу, сделал лейбл, запустил медиа, породил легион подражателей, многократно и зрелищно показал, что дурной характер не мешает большой музыке, стал первым постсоветским артистом, эксклюзивно подписанным Apple Music, и по факту главным музыкантом страны (а то и двух).

ATL довел свой галлюциногенный рейв до стадионных масштабов, превратил его в самостоятельную школу с локальным чувашским колоритом и сумел повзрослеть, не растеряв былой энергии.

ЛСП выпустил суперхит и великий альбом, трагически потерял напарника и изобрел себя заново, усугубив собственные мелодические и нарративные таланты (сейчас смешно думать, что когда-то разрыв с Оксимироном воспринимался как главное событие в карьере Олега Савченко). 

Давайте честно: путь Оксимирона на этом фоне выглядит как череда поражений. Он сумел всерьез поднять ставки внутри жанра, но оказалось, что у оппонентов больше фишек. Его флоу — отчетливый, фонетичный, цитатный — не породил никакой значимой массы последователей, а уж про двойные рифмы, отсутствием которых рэпер любил стыдить коллег, в эпоху новой школы смешно даже вспоминать.

Его «империя с нуля» так и не построилась: лейбла Booking Machine как культурной силы больше нет, а имена людей вроде Jeembo, Tveth и Souloud, которых Оксимирон несколько лет назад торжественно брал в свою армию, для большинства читателей этого текста — просто набор букв.

Его звук — а был ли он вообще? Живьем он так и не вышел за пределы формата «человек произносит слова в микрофон под ноутбук»: особенно странно это смотрелось на предположительно триумфальном концерте в «Олимпийском», где одну из старых песен рэпер читал без музыки, потому что «бит ******* [потерян]» (это точно ты собирался делать революцию в индустрии?), а особенно наглядно — на концерте «Я буду петь свою музыку», где Оксимирон был номинально главным заводилой, но выступал первым и совершенно потерялся на фоне Нойза МС и Басты с их живыми музыкантами и профессиональным, пардон за словечко, драйвом. 

Да, чуть не забыл: еще был баттл-рэп, который сгинул из массовой культуры так же скороспешно, как в нее сиганул. Сейчас уже странно вспоминать, как лидер «Справедливой России» пытался устраивать предвыборные баттлы, а в рабочем мессенджере «Медузы» был целый канал, где сотрудники припечатывали друг друга зарифмованными панчами.

В 2021 году баттл-триумфы Мирона Федорова существуют только в формате флешмобов в тиктоке — того ли ты ждал? Схватка со Славой КПСС в моменте казалась кульминацией этой культуры, а оказалась ее финалом. Кстати, схватку эту Оксимирон тоже безоговорочно проиграл.

Тут, конечно, надо оговориться: всем бы таких поражений. Аудитория Оксимирона за эти годы, кажется, только росла, что, собственно, подтверждается тем фактом, что предчувствие нового альбома моментально вытеснило все остальные новости культуры из СМИ и соцсетей. «Горгород» блестяще упаковал в песни вечно актуальную российскую политическую расщепленность, когда «за» быть аморально, «против» — пошло, а нейтралитет одинаково лихо преследуется стороной добра и стороной зла. Сам Мирон Федоров в силу своей особенной биографии и карьерных стратегий оказался фигурой, с которой удобно себя соотносить и интеллектуалам тонкой душевной организации, и людям, склонным к жестким словам и быстрым действиям: умником и хулиганом в одном лице, книжным червем, живущим по уличным, пацанским понятиям. Все это сработало — и обеспечило Оксимирону лояльность публики, которая если не увеличивалась, то, судя по прослушиваниям на стримингах и концертным продажам, и не то чтобы сильно уменьшалась. 

Однако не менее очевидно и то, что Оксимирону мало массового успеха. Ему нужно место в культурной иерархии. Он собирался переворачивать рэп-игру — и даже ее, в общем, перевернул. И в результате сам из нее выпал.

Место в культурной иерархии у Оксимирона, конечно, есть — но другое. Он стал кумиром российского фейсбука — всех этих пишущих и говорящих людей, у которых всегда найдется окончательное мнение на любую злободневную тему (дружок, я все знаю, я сам, брат, из этих). Эта среда любит жить по принципу единичной экспертизы, когда за целую область отвечает один эксперт и других не надо; вот Оксимирон стал таким человеком в области русского рэпа, который замечать вроде как необходимо, но не хочется.

«Теперь меня слушают хипстеры, арт-богема», — так он когда-то читал с горьким сарказмом профессионального ******* [мамодера], ренегата-чужака, поклонника «Банды четырех», который с радостью бы сунул всем этим элитам свое злое и дерзкое «нате». А теперь его действительно слушает арт-богема; теперь ему посвящает стихи Вера Полозкова, а сам он читает позднего Мандельштама под бит; теперь его снимает Кирилл Серебренников, а сам он снимает в политическом перформансе Леонида Парфенова и Александра Петрова. 

Проще говоря, дилемму Оксимирона можно описать так: он выбрал судьбу рэпера — а его выбрала судьба поэта. Все эти дружбы, съемки, заявления, строчки — это ведь оттуда, из того контекста, где поэт в России больше, чем. Гражданская активность Оксимирона — посещение громких процессов, поддержка политзэков, призывы на митинги и прочие, безусловно, благородные и смелые действия (впрочем, в скобках все-таки хочется отметить, что проект с Егором Жуковым, анонсированный после освобождения студента ВШЭ, хорошо вписывается в общую череду фиаско) — кажется прямым следствием вживания в эту другую, нерэперскую личину. А «Горгород», в основе конфликта которого как раз и лежит это «больше чем», звучит как самосбывающееся пророчество — «я себе все это накаркал», цитируя все ту же песню.

Так, может, он того и хотел? Черт его знает: шесть лет молчания кажутся очень выразительным знаком. Что поэту делать на улицах, где ОМОН месит мирных людей, и в интернете, где государство запрещает слова и тех, кто их говорит, — в общем, понятно. Но что поэту делать в рэпе? 

То есть ответ на вопрос «когда альбом?», по идее, должен был быть ответом совсем на другой вопрос. 

Десятиминутная исповедь «Кто убил Марка?» выглядела как во всех отношениях ловкий и мощный жест, пусть это и не бог весть какой рэп (вряд ли 26-летний Оксимирон похвалил бы 36-летнего за рифмы типа «дипломатично — патриотично» и «компромисс — напряглись») и совсем слабый клип. С одной стороны, он ставил слушателя в специфическую позицию: даже критику в предыдущем предложении легко обозначить как отказ в поддержке, а это уже как-то токсично. Десять лет переживаний из-за пощечины — это чересчур? А что, ты сам не обсуждал с психотерапевтом фразу, которую тебе в 1993 году сказал мимоходом на перемене одноклассник и которая до сих пор саднит? Обсуждал. Ну и чего тогда.

С другой стороны, вся эта психопатологическая ретроспектива звучала как грамотное обнуление рэп-карьеры Оксимирона вообще (поскольку речь идет о борьбе за пусть символическую, но власть, этот политический теперь термин здесь более чем уместен). Эта карьера по сути оказывалась мороком, побочным эффектом травмы, следствием недостаточной осознанности и так далее. А значит, теперь все это можно отменить и говорить с чистого листа, по-новому — и на новый язык намекала песня «Цунами» с ее очевидными летовскими устремлениями: в конце концов, Поэты, говорящие Правду, у нас обычно берутся за гитары, а не за семплеры. Еще и заголовок «Смутное время» в конце видео — ну конечно, Оксимирон наконец сумеет выразить в песнях ту скорбную реальность, в которой мы все оказались.

И что? И ничего. 

«Смутное время» — «микстейп»; проще говоря, собрание написанных за эти самые шесть лет куплетов, баттловых выступлений и недопесен, куда умудрился попасть даже речитатив из рекламной кампании Reebok. Минус исповедь про Жигана и Мандельштам, плюс четыре новых песни — «Цунами», «Организация» и обрамляющие микстейп «Мох» и «Колесо». Все те же темы — эмигрантская судьба; невозможность участвовать в политике и невозможность не участвовать; чувство собственного превосходства («Я *** [имею] рэп, даже находясь в тени», — сообщается в первом треке; серьезно?) пополам с самоуничижением; ну и так далее. 36 позиций в плейлисте; большая часть — в пределах полутора минут: Оксимирон вырезает свои куплеты из чужих песен, как будто стирает лица нежелательных знакомых со старых фотографий, и делает это нарочито грубо, так, что швы торчат. Если «Смутное время» — это про что-то, то, пожалуй, про то, как герой остается один.

Что это — мошенничество? Издевка? Крик о помощи? Честно скажу: критик в этой ситуации обнаруживает себя в еще более нелепом положении, чем слушатель. Ты уже подготовился, обдумал контекст, услышал во сне песню Мирона, вдохновленную Брутто из «Каспийского груза» (жаль, что это был сон), — и теперь выясняется, что писать попросту не про что. Событие отменило само себя, и единственное, что остается, — искать смысл в этом отсутствии. Что ж, попробуем — если Оксимирон не постеснялся выставить себя на посмешище, чего бояться мне?

Вариант первый, банальный: Оксимирону нужны деньги. С концертами из-за пандемии давно проблемы, да и исполнять особенно нечего — а тут ажиотаж, который неизбежно принесет сколько-то миллионов стримов, да и «Горгород» прыгнул обратно в топы прослушиваний. А хейтеры — к хейтерам автору не привыкать.

Вариант второй, грустный: все это всерьез. Оксимирон действительно считает, что этими обрезками и ошметками **** [имеет] рэп и что «Смутное время» заслуживало многометровых билбордов с надписью «Когда альбом». Тут тоже особенно нечего обсуждать: это факт личной психологии рэпера.

Вариант третий, содержательный: это аргументированное возражение, терапевтический отчет о проделанной работе. Вы думали, что он отошел от дел, продался, спился и оскудел? Так нет же, вот — столько важных слов, сказанных за шесть лет: о себе, о судьбе, о конкурентах, о России, в конце концов. Те самые люди из фейсбука ведь не следили за баттлами и фитами; части слушателей «Смутное время» вполне себе докажет, что не было никакого молчания, — а если внимательно послушать все вместе, получится цельное высказывание. Время не потрачено зря, а вот теперь можно и обнуляться — только придется подождать еще.

Вариант четвертый, равно заманчивый и фантастический — именно из-за него вы читаете это сейчас, а не неделю назад. «Смутное время» — это ловушка, цель которой — разочарованные материалы, посты и комментарии, смешки и зуботычины, крест на репутации. Чтобы по-настоящему переродиться, настоящий герой должен сначала погибнуть: Оксимирон любит и ценит мифы, а едва ли не главный из них — миф об умирающем и воскресающем божестве. «Смутное время» в этой схеме — как раз фаза умирания, добровольное погружение на самое дно, прогулка позора. А за ней должно наступить возрождение.

Иными словами: в этом сценарии конспирологические теории верны, «Смутное время», клипы и даже мерч к нему — все это «селедка», предисловие и отвлекающий маневр, за которым последует тот самый альбом (в конце концов, выпускали же совсем недавно подобные дуплеты ЛСП и Моргенштерн). И тогда уже будет время смеяться не над Оксимироном, а над человеком, который написал этот текст. 

Это похоже на путь, который выбирает поэт. Это непохоже на путь, который выбирает рэпер. И пока это совсем непохоже на правду.