В России сейчас 420 политзаключенных. Это почти в пять раз (!) больше, чем пять лет назад И скоро мы, похоже, догоним поздний СССР. Обновленный список от «Мемориала» — с комментариями

Официально у нас 420 политзаключенных, но это число условное: кто-то добавляется, кто-то уходит. Мы называем человека политзаключенным, когда можем проанализировать, за что и на основании чего он осужден — и аргументированно опровергнуть эти доводы в суде. Это значит, что мы должны узнать об этом деле. А о многих мы не узнаем вовсе или узнаем с опозданием. Есть также дела, о которых мы знаем, но не можем получить материалы дела. Кроме того, у нас физически ограничен ресурс людей, которые изучают эти дела. Фактически у нас некоторая очередь в списки. Поэтому 420 — это заведомо не полное количество политзаключенных. Реальное число стоит оценивать в несколько раз выше. А у нас консервативная достоверная оценка. 

Мы принимаем решение, кого признавать политзаключенными, на основе международного руководства, которое было подготовлено группой правозащитников из Восточной Европы, и на основе резолюции Парламентской ассамблеи Совета Европы от 2012 года, в которой содержится краткое понимание того, что такое политзаключенный.

Если говорить кратко, мы понимаем под политзаключенными две большие группы.

Одна группа — это те, кого можно было бы рассматривать по аналогии с терминологией Amnesty International как «узников совести». Люди, которые преследуются исключительно за мирную реализацию своих прав на свободу собрания, совести, выражения — прав, предусмотренных Европейской конвенцией о правах и свободах. Классический пример: люди, которые лишаются свободы по статье 212.1 УК за неоднократное нарушение порядка проведения публичных мероприятий, поскольку сама статья предполагает наказание за мирную реализацию права на свободу собраний. Все люди, которые до сей поры подвергались преследованиям с лишением свободы или без него по этой статье, были наказаны за мирную реализацию права на свободу собрания.

Политзаключенными мы считаем также тех, кого преследуют за их расовую, этническую, религиозную, гендерную принадлежность. Если мы можем аргументированно утверждать, что преследование связано только с этим, то оказывается, что больше ничего выяснять не надо: они политзаключенные.

Самые большие группы в наших списках — это люди, лишенные свободы в связи с религиозной принадлежностью. По своей природе религиозные группы ведут широкую деятельность, они распространяют свою веру и мировоззрение, они не могут быть закрытыми, они массовые — и против них легко осуществлять репрессии. Делается это на основании решения, что какие-то религиозные группы — экстремистские или террористические.

Так, в 2003 году Верховный суд объявил «Хизб ут-Тахрир» террористической организацией. В тексте нет никаких доказательств, что они террористы, но ее членов преследовали сначала как экстремистов, а потом за участие в террористической деятельности по статье 205.5 — и стали назначать гораздо более тяжкие наказания. Плюс им часто присовокупляют приготовления к насильственному свержению конституционного строя на основании очень предвзятого понимания доктрины этой организации. Людей в связи с этим сажают в тюрьмы, хотя эти люди не говорят и не делают даже того, что предписано в доктрине. В итоге решение 2003 года оказалось судьбоносным для многих граждан, и у нас несколько сотен людей, которые находятся в местах лишения свободы и получают приговоры до 24 лет лишения свободы за мирные разговоры, чаепития, встречи, где не обсуждалось насилие и никто его не практиковал и не готовил.

С другой стороны, «Свидетели Иеговы». Обвинения против них, связанные с экстремизмом, совершенно абсурдны и надуманны. Эти люди подвергаются преследованию и во многих случаях лишаются свободы исключительно в связи с тем, что реализуют свое право на свободу вероисповедания. После запрета этой организации появились сотни политзаключенных, а сроки у них все более длительные. Сегодня рекорд — восемь лет.

Вторая большая группа — это люди, которых преследуют по политическим мотивам. Выражается это в том, что власть хочет прекратить законную деятельность какого-то человека или преследовать нескольких людей, чтобы укрепить или сохранить полномочия тех, у кого эти полномочия есть. Звучит несколько искусственно, но затрагивает самый широкий спектр ситуаций. Навальный — характерный пример, как и некоторые его сподвижники. Мы видим, что основной мотив преследования — это именно прекращение деятельности.

Другой вариант: трансляция неких сигналов обществу, когда в отношении случайных людей фабрикуются обвинения в насилии по отношению к сотрудникам полиции по статье 318 УК «Применение насилия в отношении представителя власти». Так было с «болотным», «московским» и «дворцовым» делами. Эти люди не применяли насилия, кроме случаев обороны, и они признаны политзаключенными. С одной стороны, они осуждены за реализацию права на свободу собраний. А с другой — мы понимаем, что цель — это запугивание и демонстрация обществу, что, с точки зрения властей, участие в несогласованных акциях недопустимо.

Еще один вариант политического мотива — это дела, которые направлены на подкрепление каких-то пропагандистских тезисов условными сроками. Дела, обладающие такой природой, есть против многих граждан Украины: когда совершенно случайного человека обвиняют в диверсиях, шпионажах. Причем сам человек не представляет интереса для государства и не занимается деятельностью, которая угрожала бы ему. Но кампания по обоснованию агрессивных действий в отношении Украины требует постоянного подпитывания уголовными делами. 

Решение об аннексии Крыма повлекло за собой аресты многих людей. Это жители Крыма, и мы их, как и любых других людей, которых преследуют российские власти, рассматриваем как российских политзаключенных. Это и бывшие украинские военные, и крымские татары, и те, кто не согласен с аннексией и оккупацией. Десятки уголовных дел, и все открыты, потому что было принято такое решение.

Мы также видим репрессивную волну, которая началась в ноябре 2020 года, когда появились десятки инициатив по ужесточению законодательства. Не все из них пока приняты, некоторые не носят массовый характер, но тренд задан четко. В рамках этого тренда лишен свободы Алексей Навальный, возбуждены уголовные дела в отношении его сподвижников; массово задерживались участники митингов, против которых возбуждались уголовные дела.   

Мы не признаем политзаключенными тех, кто применял насилие к личности либо призывал к насилию по групповым признакам: религиозным, национальным, этническим и прочим. В этом смысле наше понимание термина несколько у́же, чем у Парламентской ассамблеи Совета Европы. Там такой оговорки нет.

Довольно сложно говорить о мировых мерках числа политзаключенных, потому что, с одной стороны, ни одна страна не признает, что у нее есть политзаключенные. С другой — нет общего мирового центра, который ведет общий учет по одинаковым стандартам. Но сейчас в России число политзаключенных сравнимо с тем, сколько было в позднем СССР, пока Горбачев их не освободил.

Если говорить о сравнениях, долгие годы в России было больше политзаключенных, чем в Беларуси. Но жестокость подавления любой активности гражданского общества за последний год привела к тому, что сейчас в Беларуси в два раза больше заключенных. При этом население в 14 раз меньше. 

Есть Турция, где никто не изучал число политзаключенных после попытки переворота 2016 года, но, по многочисленным свидетельствам, там их десятки тысяч.

В демократических странах вроде бы не должно быть политзаключенных. Но, учитывая спорность некоторых ситуаций с правом народов на самоопределение и правом на распространение информации, отдельные люди там точно есть. А Китай или Африку мы даже не беремся оценивать.

»Мемориал» — одна из старейших и крупнейших правозащитных организаций России. В 1990-е в России фактически не было политзаключенных и никто ими специально не занимался. Только после дела «ЮКОСа» в начале нулевых, а потом после многочисленных дел сторонников [писателя и оппозиционного политика Эдуарда] Лимонова количество политзаключенных стало насчитывать несколько десятков.

Возникла необходимость в авторитетной оценке и процедуре признания, чтобы привлекать внимание российского и международного сообщества к наиболее вопиющим случаям. Первоначально образовалась группа «Союза солидарности с политзаключенными», которая с середины нулевых начала работу, просто предлагая анализ некоторых дел и обоснование того, почему эти люди политзаключенные. Составлялись списки, велся сбор средств.

Но небольшая организация волонтеров не могла долго справляться с этим потоком, который только возрастал, и в конце нулевых этот проект присоединился к программе «Мемориала». В этом есть логика, потому что в работе правозащитного центра отражается преемственность между исторической памятью о репрессированных [в сталинское время] и живой помощью тем, кого репрессии касаются сегодня.