Дебютный роман молодой беларуской писательницы Татьяны Замировской, живущей в Нью-Йорке, начинается как технотриллер в духе «Черного зеркала», продолжается как детектив с привидениями, но ничем из перечисленного не является. Как считает литературный критик Галина Юзефович, мучительный интеллектуальный поиск, в который автор погружает героиню — умершую и воскресшую с помощью цифровых технологий женщину, пытающуюся разгадать загадку собственной смерти, — делает роман редчайшей в сегодняшней словесности попыткой поиска нового языка для разговора о жизни, смерти и природе вещей в целом.
Татьяна Замировская. Смерти.net. М.: АСТ, Редакция Елены Шубиной, 2021.
Давайте представим, что через каких-то двадцать или тридцать лет люди научатся оцифровывать себя. Хорошим тоном станет каждые несколько месяцев снимать с себя копию, самая свежая из которых в случае смерти оригинала будет активирована и заживет несколько миражную новую жизнь (смерть? посмертие?) в кибер-пространстве, самим этим фактом помогая оставшимся в живых близким пережить утрату. Однажды эти цифровые копии (их станут вежливо называть дубликатами) затоскуют и потребуют «объединения контекстов» — их желание будет удовлетворено, и теперь мертвые смогут общаться друг с другом, находить новых и старых друзей, путешествовать и даже заводить романы с другими умершими.
Но вскоре им этого покажется мало, и оцифрованные покойники потребуют себе равных прав с живыми, научатся прорываться в реальный мир посредством «умных» домов, тостеров и посудомоек, а главное — похитят тысячи дубликатов еще живущих людей и принудительно включат их в свое посмертное братство. Однако восстание это будет подавлено живыми, «интернет мертвых» изолируют, и между двумя мирами вновь проляжет непреодолимая граница.
А теперь представьте, что вы — женщина средних лет, вы умерли и возродились в цифровом Лимбе еще до его блокировки, а возродившись обнаружили, что можете связаться со всеми скорбящими родными, кроме одного, самого важного и дорогого — собственного мужа. Отчаявшись достучаться до него и узнать причину странного молчания, во время мятежа мертвых вы прорветесь в реальный мир в теле механической собаки-помощника и узнаете то, чего, пожалуй, предпочли бы не знать — вы поймете, что вовсе не погибли в теракте, как все вас уверяли. Вас убил тот самый муж, при жизни казавшийся таким верным, надежным и любящим. Ну, и вишенкой на торте — конечно же, именно ваш муж (вернее, его ни о чем не подозревающая копия, снятая за несколько месяцев до убийства) окажется в числе украденных дубликатов и объявится на вашем пороге, грозя разрушить то хрупкое равновесие, в которое не без труда пришла ваша новая цифровая жизнь (смерть? посмертие?).
Роман молодой беларуской писательницы Татьяны Замировской, живущей в Нью-Йорке, начинается как технотриллер в духе «Черного зеркала» (именно с этим сериалом много и охотно сравнивали прошлогодний сборник рассказов писательницы «Земля случайных чисел») или «Любви, смерти и роботов». И вполне резонно, что к окончанию бодрой первой трети книги читатель покорно ждет эффектного и динамичного развития детективного сюжета в духе кинофильма «Привидение» с молодыми Патриком Суэйзи и Деми Мур, только, понятное дело, с более современными спецэффектами и другим кастом.
Однако наивной надежде на экшн не суждено сбыться: «Смерти.net» — все, что угодно, только не технотриллер и не детектив-нуар в причудливых загробных декорациях. Замировская, в общем, добра к читателю, но не склонна потакать его легкомысленным чаяньям: он получит ответы на все загадки, сформулированные в начале, но лишь тогда, когда это перестанет быть для него сколько-нибудь важно. Потому что в сущности «Смерти.net» — это роман-трактат, вдумчивое и неспешное упражнение в жанре философской диатрибы, упакованное — в силу скорее традиции, чем какой-то практической необходимости — в оболочку футурологической фантастики.
Идея поголовного и обязательного воскрешения мертвых как нравственного императива для живых, лежащая в основе романа Татьяны Замировской, восходит к идеям Николая Федорова, философа-визионера и основоположника русского космизма. Однако из этой стартовой точки начинаются рассуждения совершенно иного типа, лежащие в русле скорее аристотелевского учения о сущем, концепций философов феноменологической школы и новомодных теорий спекулятивного реализма.
В суверенном мире цифровых мертвецов Замировской, состоящем из обобществленных и до некоторой степени материализованных чужих воспоминаний, неизбежно фрагментарных и субъективных, начинают возникать диковинные феномены — объективные вещи и странные существа, которых принято называть «нейрозомби» или, более политкорректно, «те, кого помнят». Первые — это драгоценные объекты (ими может оказаться и кольцо, и банка консервированного горошка, и даже живой кот), неизменные и предположительно существующие даже тогда, когда их никто не видит и не вспоминает — безусловное устойчивое чудо в мире тотальной зыбкости и изменчивости. Вторые же — это фантомы памяти: не цифровые копии реально живших людей, как остальные обитатели посмертья, но сгустившиеся воспоминания дубликатов о некогда живших людях. Нейрозомби в мире дубликатов считаются созданиями второго сорта, стыдным иррациональным нарушением рационального цифрового порядка. Принято считать, что «те, кого помнят» не наделены субъектностью и в некотором смысле вообще не существуют, а лишь воспроизводят паттерны, которые приписывают им другие. Более того, в отличие от дубликатов, нейрозомби смертны — при некотором усилии их можно убить.
Но подобный взгляд провоцирует новые — неудобные для жителей посмертья — вопросы. Что значит «объективно существовать» и можно ли при наличии подлинно объективных вещей говорить, что дубликаты, зависимые от чужого взгляда, вечно неопределенные и размытые, тоже объективны? Почему нечто, выглядящее как человек и по всем признакам ведущее себя как человек, человеком при этом не является? Есть ли градации в несуществовании, и если да, то как они коррелируют со временем: а вдруг то, что не существует сейчас, существовало когда-то раньше или появится в будущем? Как быть с проницаемостью границы между разными формами бытия — что если то, что в одном мире имеет форму человека, в другом окажется текстом, или наоборот? Должно ли нечто, имеющее конец, при этом обязательно быть способным к самовоспроизводству — иными словами, могут ли смертные по своей природе нейрозомби размножаться?..
Какие-то мотивы у Замировской перекликаются с текстами Кадзуо Исигуро, какие-то отсылают к трудам Станислава Лема или Айзека Азимова, однако по большей части тот мучительный и напряженный интеллектуальный поиск, в который автор погружает героиню в ее желании разгадать свою персональную загадку, а после объяснить самой себе природу наблюдаемого мира, вполне оригинален. И эта оригинальность касается как собственно метода конструирования повествования (не так часто в современной русской словесности встречаются тексты такого запредельного уровня интеллектуальной абстракции), так и идеально адаптированного для авторских целей языка — одновременно поэтически-образного и терминологически точного (без подобной точности философия неизбежно превращается в темную и муторную заумь).
«Смерти.nеt» не свободна от недостатков, почти всегда присущих литературным дебютам (эта книга — первая большая вещь автора, раньше Замировская писала исключительно рассказы). Неровный темп повествования — стремительные и плотные первая и последняя трети при очень медленной, вязкой и местами переусложненной второй — может, конечно, рассматриваться как осознанный прием, но, куда вероятнее, говорит о некоторой писательской неопытности. Настойчивое желание вложить в первый роман максимум всего прочитанного, продуманного и пережитого (в ход идут фрагменты семейной истории, личные наблюдения и воспоминания, политические аллюзии — уместные и не очень, скрытые и явные цитаты), тоже несколько усложняет процесс чтения без видимого при этом умножения смыслов.
Но все это в полной мере окупается амбициозностью замысла: повторюсь, «Смерти.net» — редчайшая (чтоб не сказать уникальная) в сегодняшней словесности попытка поиска нового языка для разговора о жизни, смерти и природе вещей в целом — предметах слишком очевидных и истасканных, чтобы говорить и думать о них с безыскусной простотой, но при этом слишком жгуче важных для того, чтобы их игнорировать.