разбор

Лукашенко правит 26 лет — и, наверное, будет править еще какое-то время. Но за последнюю «пятилетку» его режим лишился главных опор Подробно разбираем, как и почему это произошло

Источник: Meduza

События последних дней в Белоруссии показывают, что авторитарная система Александра Лукашенко, казавшаяся прочной и гибкой, дала трещину. Единственный президент в истории Белоруссии утратил широкую поддержку в обществе, а по итогам выборов и последовавших за ними массовых протестов во многом потерял и легитимность как единовластный и принципиально несменяемый правитель. Перемены шли всю последнюю «пятилетку», как, по советской традиции, в Белоруссии называют экономические, а заодно и электоральные циклы. «Медуза» разбирается, как и почему страна изменилась за последние пять лет, а также какой ресурс остался у Лукашенко, чтобы удержаться у власти.

На чем держалась власть Лукашенко

Лукашенко единолично правит Белоруссией четверть века — с референдумов 1995 и 1996 годов, которые фактически отменили разделение властей. Его легитимность основана не на идеологии, он не создал и правящую партию. Вся его власть основана на его личных взаимоотношениях с разными слоями общества, экономической и силовой элитой и соседними государствами. Эти отношения потребовали от Лукашенко большой идеологической гибкости.

Гибкая советская идеология

Единственный идеологический конструкт, который сохранился за 26 лет Лукашенко у власти, — это его государственническая по форме и левая по сути система, похожая на систему позднего СССР. В стране была сохранена крупная промышленность (самая современная в Советском Союзе, поскольку индустриализация страны началась уже после Великой Отечественной войны). Приватизация промышленных предприятий — тяжелого и транспортного машиностроения, нефтяной, химической и пищевой промышленности — не проводилась. 80% промышленных предприятий контролируются государством, госпредприятия в середине 2010-х производили половину ВВП, на них была занята половина трудоспособного населения. Предприятия дотировались государством — от прямых вливаний до льготных кредитов, что позволяло держать относительно низкие цены на продукцию и относительно высокие зарплаты.

Большинство этих предприятий работали на один рынок сбыта, где они были конкурентоспособны, — Россию (плюс еще несколько стран бывшего СССР). На долю России приходится 50% всего белорусского экспорта.

В политическом смысле это означало, что существует большая группа населения, которая полностью зависит от помогающего предприятиям государства; сами работники знали, что власть следит за тем, чтобы они получали ежегодную прибавку к зарплатам. Вместе с прямой социальной поддержкой других групп населения это обеспечило низкую долю «крайне бедных».

Правда, это не позволило побороть бедность обычную, рутинную. Данное президентом более десятилетия назад обещание поднять средний доход граждан до 500 долларов никогда не было выполнено. Но, как известно, такая бедность не воспринимается как вопиющая несправедливость, когда ее не с кем сравнить. Отсутствие приватизации привело к отсутствию в стране сверхбогатых собственников предприятий и сопутствующего радикального социального неравенства.

Слабая прозападная оппозиция

Однако отношения президента с обществом уже давно не были безоблачными: его система из 1990-х, основанная на сохранении «всего лучшего, что было в СССР», все меньше воспринималась молодежью и городским средним классом. Это, впрочем, не привело к автоматическому созданию сильной оппозиции. Лозунги о построении демократии европейского образца, дискуссии о «белорусизации» и невозможности построения нации без языка, разговоры о вступлении в ЕС — все они были относительно популярными, но перестали волновать большинство граждан. Несогласие между самими лидерами «старой» оппозиции по этим идеологическим и тактическим вопросам тоже не добавляло им популярности. Наконец, многие из руководителей оппозиционных партий были сначала репрессированы, а потом выдавлены из страны.

Почти половина населения традиционно аполитична

Когда в стране существовала независимая социология (фактически запрещена в середине 2010-х), расклад виделся так: президента поддерживали 25–30% населения, еще от четверти до трети ассоциировали себя с ценностями проевропейской оппозиции и не поддержали бы Лукашенко ни при каких обстоятельствах (при этом далеко не все из них разделяли националистическую риторику части старых оппозиционных политиков). Остальное общество меняло свои предпочтения ситуативно — главным образом в зависимости от текущей экономической ситуации.

Лояльная элита

Взаимоотношения Лукашенко с элитой (преимущественно состоящей на госслужбе) были основаны на личной верности чиновников, руководителей госпредприятий и силовиков. Взамен им была обеспечена относительно стабильная и богатая жизнь. Кадровая политика и социальные лифты для элиты находятся полностью в руках президента — он регулярно занимается перестановками и переназначениями чиновников на различные посты, вплоть до районного уровня. В целом такая политика обеспечивала лояльность элит. Однако элита уже давно не монолитная: в ней существовали и существуют группировки, отличающиеся в том числе и по идеологии. Упрощенно, во власти сосуществуют две крупные группы: относительно либеральных технократов и консервативных силовиков.

Считается, что «технократы» давно пытаются уговорить Лукашенко провести не только финансовые, но и широкие экономические реформы (в реальности данных о ситуации внутри правящей группы почти нет). В любом случае такие реформы предполагают приватизацию и отказ от субсидирования предприятий, что запрещено «базовым» набором ценностей Лукашенко.

Технопарк Цепкало

Не добившись реформ в традиционной экономике, «технократы» получили от президента право создать крупный экспериментальный проект: созданный в 2005 году Парк высоких технологий, резиденты которого — в основном ориентированные на экспорт и аутсорсинг информационно-технологические компании, получили налоговые и прочие льготы. 

Создателем парка был дипломат Валерий Цепкало, но его отношения с властью испортились из-за вмешательства силовиков в деятельность резидентов парка. Цепкало говорил, что в Белоруссии «Стив Джобс и Стив Возняк, скорее всего, были бы привлечены к ответственности за незаконную предпринимательскую деятельность, сопряженную с получением дохода в крупном размере, совершенную группой лиц». В 2017 году Цепкало был уволен из руководства парка. В 2020 году он попытался баллотироваться в президенты, но был вынужден покинуть страну. Парк продолжил свое существование, и власти страны сообщают о новых успехах в создании компаний и росте экспорта IT-продукции.

Политическое лавирование между Россией и ЕС

В значительной мере легитимность власти Лукашенко основывалась на его взаимоотношениях с соседями, прежде всего с Россией, отдельными странами ЕС и европейской бюрократией в целом. Свою карьеру президента он начал как борец с «империализмом США» и сторонник восстановления СССР. Затем политика Лукашенко стала намного более гибкой. В 2000-е созрела идеологическая конструкция, в которой высшей внешнеполитической целью провозглашался суверенитет Белоруссии, который нужно было охранять от вмешательства внешних сил. На практике это означало сложное лавирование между Россией и ЕС.

Эта игра действительно позволяла Лукашенко ограничить внешнее влияние, но не всегда совпадала с мнением общества. Два избирательных цикла назад — в 2010 году — Лукашенко столкнулся с мощной волной протеста, которая была подавлена силой. Протест случился на фоне экономического кризиса (рецессия на Западе, кризис в России, обвал нефтяных цен) и на фоне самого сильного потепления отношений с ЕС. 

Это сближение потребовало от Лукашенко некоторой политической либерализации: он разрешил участвовать в очередных президентских выборах почти всем оппозиционным кандидатам (тогда в основном «проевропейским»). Идея сближения с ЕС была на пике популярности в обществе. Однако выборы прошли как всегда: по официальным данным, Лукашенко получил почти 80% голосов; никто из соперников не получил и 3%. Митинг в центре Минска, на который собрались оппозиционеры, был разогнан, лидеры протеста отправились в тюрьму. Как свидетельствовали социологи, силовой разгон оппозиции привел к падению рейтинга одобрения Лукашенко до исторических минимумов. 

Однако через несколько лет между властью и большей частью общества установилось перемирие. Этому способствовали в том числе некоторые экономические реформы (был установлен плавающий курс рубля и введена ответственная финансовая политика; проще говоря, власть перестала накачивать экономику за счет эмиссии). Но важнее были внешнеполитические обстоятельства: Лукашенко удалось доказать, что существует внешняя угроза — ее продемонстрировала смена власти в Киеве в 2014 году и силовой ответ России на нее. 

Президент доказывал гражданам, что его отстранение от власти приведет к хаосу — и вторжению восточного соседа. Это, похоже, вполне соответствовало представлениям значительной части общества: к этому моменту, согласно независимым опросам, частью национальной самоидентификации белорусов было отличие от россиян по линии «имперскость — локальность» (при общем представлении как о самом близком, наряду с украинцами, народе). Иными словами, россиянам белорусы приписывают желание увеличить политическое влияние в мире и связанный с этой «миссией» снобизм и пренебрежение к соседям; себе — желание обустроить местное пространство и, как следствие, политическую апатичность и «тягу к порядку». 

На этом фоне после очередных — на сей раз фактически безальтернативных — выборов 2015 года Лукашенко мирно (то есть без масштабных протестов против фальсификаций итогов голосования) сохранил власть. Это случилось даже несмотря на очередной кризис — снова связанный с кризисом в России и на нефтяном рынке.

Экономическая привязка к России

В начале 2000-х идея Лукашенко о создании реального Союзного государства на развалинах СССР (вероятно, с ним во главе) сменилась на более прагматичную схему взаимоотношений с Москвой — «дружба в обмен на выгодную торговлю». В последние 12 лет эта схема имела много вариаций (они зависели в том числе от того, как развивались сложные личные отношения Лукашенко с российскими президентами Владимиром Путиным и Дмитрием Медведевым). Принципиально она выглядела так: 

Всего, по данным МВФ, в 2005–2015 годах «помощь» России белорусской экономике составляла почти 10 миллиардов долларов в год.

У этой схемы были и издержки для Лукашенко. Во-первых, экономика Белоруссии оказалась накрепко привязана к российской. Кроме того, белорусский бюджет зависел от цен на нефть почти так же, как российский. 

Во-вторых, российские власти воспринимали схему как политически мотивированную помощь, которую можно использовать в качестве рычага на любых переговорах. В Кремле считали, что, получая такой щедрый «дар», Лукашенко должен поступиться частью суверенитета своей страны (который он провозгласил высшей ценностью). В разные периоды эти требования выглядели по-разному — от давления после отказа Минска признать независимость Абхазии и Южной Осетии и присоединение Крыма до настойчивых требований вступить в реальное Союзное государство с общей экономикой и под руководством России.

К началу 2020 года стало ясно, что схеме взаимодействия приходит конец: Россия в 2019 году начала «налоговый маневр», согласно которому пошлины на экспорт нефти будут постепенно обнулены, а разница будет взиматься в виде налога на добычу на скважине, а не на границе. Белоруссии была обещана небольшая компенсация. Кроме того, Минск не получил дополнительную скидку на газ, связанную с падением мировых цен на топливо. «Нас поставили раком по углеводородам», — констатировал в начале года Лукашенко.

Что пошло не так в последние пять лет

За последние пять лет большая часть опор белорусской власти рухнула. Если кризис приведет эту власть к крушению, это будет похоже на классический случай «демократизации по ошибке». Но даже если смены власти не случится (что вероятно), то режим уже не будет стабильным, поскольку потерял значительную часть фундамента.

В 2014 году, вслед за Россией, Белоруссия попала в двойной кризис: упали цены на нефть, а в России случился инвестиционный спад, вызванный внутренними циклическими причинами и санкциями Запада. В результате Белоруссия потеряла сразу значительную часть рынка сбыта своих промышленных товаров и доходы от продажи нефтепродуктов.

С 2017 года начались очередные проблемы во взаимоотношениях Лукашенко с властями России, связанные в том числе с анонсированным тогда «налоговым маневром». К 2020 году президенту Белоруссии так и не удалось получить адекватную компенсацию за изъятие у него нефтяных доходов. Объединения экономик на российских условиях Лукашенко удалось избежать.

Внутри страны Лукашенко, который для значительной части населения (прежде всего для молодежи) уже давно был эстетически чужд, безнадежно испортил свой имидж двумя кампаниями: в 2017 году ввел (а потом фактически отменил) налог «на тунеядство», а в 2020-м отказался бороться с коронавирусом. Оба решения были восприняты значительной частью населения как самодурство. В последнем случае пострадал и имидж президента как гаранта безопасности людей.

Отказ от карантина, похоже, ничего не дал белорусской экономике (равно как, например, и шведской). Тем временем еще один удар последовал со стороны России и с нефтяного рынка Европы, а в самой Белоруссии был усилен внутренними проблемами.

Таким образом, Лукашенко во время череды кризисов потерял поддержку части «аполитичных» граждан, связанных с крупными госпредприятиями. Молодежь и средний класс, в том числе получающий доход в частном бизнесе, и до того не слишком жаловавшие власть, были обозлены как экономическими неурядицами, так и «самодурством» Лукашенко, единолично принимающим судьбоносные для страны решения. Из-за фальсификаций трудно судить о том, какую поддержку реально получил Лукашенко на выборах. Судя по математическим оценкам «приписок» только на досрочном голосовании, он не победил на выборах. А судя по данным с нескольких участков, где голоса подсчитаны «альтернативно», — он разгромно проиграл. 

При этом с другими «столпами» легитимности тоже не все благополучно. Лукашенко получил поздравление от Владимира Путина, но действенной экономической помощи от России ждать не приходится — ни во время кризиса, ни после. 

Настроения элиты не вполне ясны. Силовики (или их часть), как можно судить по их участию в подавлении протестов после выборов, пока остаются лояльны к Лукашенко. О том, что в условной группе «технократов» неспокойно, можно судить по двум фактам: двое из трех несостоявшихся конкурентов президента на выборах — Валерий Цепкало и бывший глава совместного с Газпромом Белгазпромбанка Виктор Бабарико — выходцы из технократического истеблишмента; последний теперь находится в тюрьме. Когда его арестовали, Лукашенко неожиданно произвел перестановки в правительстве — уволил часть «технократов» во главе с премьером Сергеем Румасом, который был заменен на силовика — выходца из военной среды и ВПК Романа Головченко.

Таким образом, можно с осторожной уверенностью сказать, что власть Лукашенко может полагаться только на поддержку силовиков. Но для подавления оппозиции, которая объединена не вокруг партий или лидеров, а только на основе негативной повестки, то есть свержения самого Лукашенко, этого может хватить.