истории

«У нас какие-то глупые политики» Перед голосованием за Конституцию в России начали снимать карантин. Мы спросили медиков из самых проблемных регионов, можно ли это делать

Источник: Meduza

С 9 июня в Москве сняли основные ограничения, введенные из-за коронавируса. Карантин ослабляют власти и других крупных регионов. При этом ежедневно в России регистрируют больше восьми тысяч новых случаев заражения коронавирусной инфекцией. «Медуза» узнала, что думают о смягчении карантина сами врачи — поговорив с медиками из наиболее проблемных регионов, где даже по официальной статистике особенно высоко число заболевших.

Вячеслав

Врач скорой помощи, Москва

Самый кризисный момент за эти месяцы — с середины апреля до середины мая. Тогда 70% вызовов были коронавирусными, а оставшиеся 30% — обычными. В середине мая это начало идти на спад. Мы почувствовали, что коронавирусных пациентов стало меньше, а уже после 25 мая — конкретно меньше. Сейчас коронавирусных вызовов примерно 10%.

На пике у нас было 15–18 вызовов в сутки, но в последние сутки уже у меня было 12 вызовов. Стало значительно полегче — это уже близко к нашему обычному рабочему графику. Наверное, по ощущениям, можно сказать, что в Москве мы уже прошли пик. Складывается ощущение, что все идет на спад.

За время пандемии переболело больше половины коллег. Сейчас они уже стали выходить на работу. Рассказывают свои истории про [приложение] «Социальный мониторинг» и так далее.

Сам я, слава богу, не заразился. Последние мазки тоже отрицательные.

Если говорить о системе здравоохранения в целом, то поначалу была какая-то лажа. Честно скажу, прямо полная лажа в организации. Не хватало людей: тебе нужно госпитализировать экстренного пациента, а ты просто не можешь дозвониться до отделения госпитализации 30–40 минут. Такого не должно быть никогда. Потом были эти очереди [из машин скорой помощи] — я в течение часа-полутора сдавал пациента. Так нельзя. Если мы в течение часа сдаем пациента, то значит, очень много бригад работают в таких же условиях. И те вызовы, которые приходят в этот момент, ложатся на бригады, которые продолжают работать в поле. Конечно, это очень высокая нагрузка. Мы прямо зашивались.

Потом стало полегче — примерно после 15 апреля. Мы стали сортировать пациентов на легких и тяжелых. Перестали всю «пневмонию» везти в больницу, легких пациентов стали оставлять дома. Тяжелых же сразу госпитализировали в стационар. Если бы этого не сделали, наша система не справилась бы. Благодаря таким решениям очереди перед больницами ушли — пациентов стали сдавать в течение 10–20 минут. Перегруз больниц и прочее — все ушло.

В целом за все время пандемии я бы поставил двойку нашей системе, потому что наши коллеги умирали. Тут нет никаких оправданий здравоохранению. Моя коллега умерла. У нее, конечно, были сопутствующие хронические заболевания, но этот коронавирус ей, конечно, «помог». Никаких оправданий я не могу найти этому. Ей было 53 года.

Мне кажется, что на количество гуляющих в парке в таких условиях влияет уровень образования. Конечно, мы этого не понимаем: ну почему ты гуляешь? А потом приезжаем к нему на вызов, он живет со своими родителями. Они тоже начинают болеть. А бабушкам-дедушкам вообще уже по 70–80 лет, и для них коронавирус очень опасен. Так что все это личная социальная ответственность людей, которые гуляют, — и она стремится к нулю. Это их личный выбор — подвергать опасности родственников.

Эти же люди подвергают опасности и нас. Когда я приезжаю на вызов и вижу пациента без маски, сразу возникает вопрос: почему вы не надели маску и перчатки, встречая здорового человека? Да, я в защитном костюме и немного защищен, но всегда просил пациентов надеть маску.

Когда в мае в Москве начали постепенно смягчать карантин, это как-то прямо не сказалось на нашей нагрузке. Но, наверное, если бы режим был продлен, то пациентов было бы меньше. Я не могу однозначно ответить на вопрос о правильности смягчения карантина. Наверное, это правильно: бизнес умирал. Конечно, все это делалось в ущерб человеческим жизням. Но что такое человеческая жизнь для многомиллионного города? Наверное, именно так рассуждают политики, раз начали смягчать карантин.

Сейчас наши начальники говорят, что будет вторая коронавирусная волна. Все-таки когда начали вводить карантин, заболевших было около сотни в сутки, сейчас в день выявляется по две тысячи — и ограничения снимаются. Есть опасение, что их станет больше. Наверное, здесь можно сказать, что у нас какие-то глупые политики.

Артем

медбрат, Нижний Новгород

Есть проблема, что [на время пандемии] многие приехали [из Москвы] отсиживаться в города Нижегородской области. Но я больше всего [списываю] большое число заболевших в регионе] на отсутствие самодисциплины. Странно, когда в инстаграме есть фотки, где видно, как молодежь собирается курить кальян и там толпа людей. Не боялись вообще ничего. Боялись только те, у кого родственники заболели. К сожалению, нам до сих пор приходится запугивать тех, кто не понимает серьезности того, что реально происходит. К нам до сих пор поступают пациенты, которые говорят: «Да ладно вам, коронавируса нет». Но во-первых, почему ты тогда здесь? Во-вторых, почему тебе нужен «кислород»? Ты не задумывался?

Люди начинают бояться, только когда реально есть возможность умереть. Тогда уже начинают соблюдать все мероприятия. Уже масочку постоянно носят. Надеюсь, что в дальнейшем эти люди переносят свой опыт на знакомых, потому что иначе из этого не выбраться.

Еще одна проблема — многие видят в этой пандемии политику. Менталитет российского человека заключается в том, что он везде видит обман. И многие выступают против этого обмана, против этой политики и специально под фанфары нарушают все необходимые профилактические меры. Высказывая свои мысли в интернете, подначивая остальных. А люди верят, не хотят думать. Я молчу про то, что куча информации про всемирный заговор, про Конституцию и прочее.

Самый тяжелый период — начало мая, десятые числа. Тогда было очень много пациентов на «кислородах», очень многих надо было переводить в реанимацию. Часть людей, конечно, умирали. Сейчас мы остаемся [коронавирусным] госпиталем. Скорее всего, мы будем одной из последних больниц в регионе, которая перейдет на обычный режим: нам сказали, что будут держать нас так до сентября. Но понятно, что это прогнозы, которые пока ни на чем не основываются.

Мне кажется, что сейчас мы как минимум на плато. Может быть, я слишком оптимистично смотрю, но среди новых случаев очень много [коронавирусной инфекции] в легкой степени. На пике у нас были забиты реанимации, сейчас больше легкого течения, когда коронавирус идет как сопутствующее заболевание.

В мирное время, до коронавируса, я всегда ругался с администрацией больницы по поводу того, что нас плохо оснащали. Мы не соблюдали правило, что после каждого пациента нужно менять перчатки — откровенно просто забивали на это дело, потому что иначе отделение бы не выжило. Но потом наступила коронавирусная инфекция, нас сразу же перевели в госпиталь и сразу всем обеспечили. Обеспечивают до сих пор. Бывают какие-то разовые исключения, но в основном все нормально. В итоге из около 300 сотрудников переболело 20–25 человек. Были сотрудники, которые переболели тяжело, но, по-моему, никто в реанимации не оказывался.

После смягчения карантина [в мае] нагрузка сильно не увеличилась. Пациенты поступают к нам по согласованию: мы не принимаем больше людей, чем есть свободных мест. У нас не было такого, чтобы люди лежали в коридорах. Конечно, мы думали, что захлебнемся после смягчения карантина. И, возможно, где-то и захлебнулись — резерв коечного фонда уменьшился.

Вообще, субъективно говоря, людей на улице стало слишком много. Все забывают и забивают на все вот эти превентивные меры, хоть какие-то. Это плохо. Дисциплина, если культурно выражаться, на полу. Есть отдельные личности, кто ходит в магазин в перчатках и масках, но если говорить про большинство, то все печально. Дистанцию почти не соблюдают и так далее.

Мы, медики, конечно, однозначно негативно относимся к снятию карантина, но я понимаю, что были люди, которым на карантине уже есть было нечего. Люди рассчитывали на какую-то помощь от государства, но далеко не все получили ее. Я искренне понимаю их, потому что есть-то тоже хочется. Спокойненько сидеть на карантине не все могут себе позволить. Я понимаю, что продление карантина вызвало бы большое недовольство.

Но есть еще один момент. Чем страшна инфекция? Тем, что ее нечем лечить. Реально нечем. Решится вопрос с лечением — панику можно отменять, карантин отменять. Будет ситуация как с ОРВИ. Именно из-за этого, может быть, отмена карантинных мер и преждевременна.

Думаю, что отголоски пандемии мы будем ощущать еще год как минимум. Хорошо, если бы карантин не смягчали, то, может быть, был бы не год, а полгода. Но продление карантина ничего бы не дало — люди уже и так его начали повсеместно нарушать. Люди устали. Поэтому я понимаю, что мы будем постоянно загружены этим коронавирусом — ну и ладно, если постановление о дополнительных выплатах продлят, то хотя бы будет кому работать.

Эльмира

Врач, работает в «красной» зоне одной из больниц Дагестана

У нас тяжелая ситуация сложилась, потому что люди привыкли к общению. В России человек пришел с работы, зашел домой и все. А у нас пришел и начинается — никто кушать один не может, нужно ходить в гости и в толпе кушать. Мы не привыкли приходить домой и не общаться. Я была уверена, что из-за этого будет кошмар.

И люди продолжали ходить друг к другу, несмотря на коронавирус. У нас люди отчаянные и бесстрашные. Думают, заболею — выздоровлю. Я и сама 2 мая слегла — полторы недели лечилась дома. Потом встала.

И все это продолжается. Едем со смены домой и видим, что город живет и все гуляют. Конечно, это действует на нервы. По сто раз на дню звоню домой сыну — ему 18 лет, — чтобы он не выходил на улицу. Кричу на него, и сейчас во всех семьях так. Люди думают, что их не коснется. Сыну говорю, что если дедушка с бабушкой заболеют, то я его прибью.

Но мне кажется, что пик уже пройден. Нет переполненных больниц, идут пациенты с очень легкой степенью. Температура 37–38, состояние нормальное — полежат неделю-полторы и выписываются. Тяжелых пациентов вообще нет. За две недели дежурства умер один человек.

Работать стало легко: появились дорогостоящие лекарства, средства защиты и так далее. Нам уже сказали, что постепенно идем на закрытие и выписываем пациентов. Но считаю, что карантин нам в Дагестане еще нужен, и заведения у нас пока не работают, но пару дней назад открылись вещевые магазины. Конечно, люди могут сейчас перезаражаться, но надеемся, что второй волны не будет и вирус уже миновал.

Думаю, что если бы вокруг ситуации у нас не подняли шум, то кошмар сейчас еще продолжался бы. Было бы очень много тяжелых больных, как в начале, врачи боялись бы работать. Шум очень помог, ведь нам тогда даже не давали защитные костюмы. Одноразовые костюмы обрабатывали и давали нам заново. В некоторых местах они уже были порваны, и мы отказывались работать. У нас надо «воевать» [с начальством] — если не «воевать», то начинают на голову садиться и обманывать. Если у нас молчишь, то кошмар. В Дагестане ведь нет законов, у нас свои законы.

Даниил

Врач одной из перепрофилированных под коронавирус больниц, Санкт-Петербург

Думаю и очень надеюсь, что мы вышли на плато. Но самое страшное, что ситуация по количеству больных в городе непонятна. Официальные данные очевидно, что лживые. В Петербурге изначально была позиция очень непонятная по отношению к карантину и новой инфекции. Где-то все жестко соблюдалось, а где-то ничего не изменилось.

Думаю, что самым тяжелым был апрель. Только все началось, никто ничего не знал, и все работали как получится. Именно в апреле было большое количество смертей со стороны пациентов и медработников, так как тогда не были перепрофилированы стационары, не было СИЗ, а нам приходилось работать по непонятным, вечно меняющимся методическим рекомендациям. Начали работать в адских условиях.

Недавно нас развернули на еще дополнительные койки. В некоторых [двуместных] палатах лежит по пять человек. Нагрузка не уменьшилась. Работников все так же не хватает, приходится работать одному на 30–40 больных. Часто получается так, что остаюсь один за всех: буфетчица, санитар, медбрат, врач. Это очень тяжело. Больница забита. Койки освобождаются, и тут же места занимают новые пациенты, но в начале мая ситуация была еще хуже. Реанимация не завалена больными, как было, но и там работают с плотной нагрузкой. Халявных отделений нигде нет.

Думаю, что смягчать карантин рано. Уже ходят слухи, что нас развернут как обычный многопрофильный стационар в середине июля. Но это тоже не лучший исход: мы будем работать без защиты, а все пациенты априори будут считаться неинфицированными. Но мы все мечтаем работать в человеческих условиях. И очень этого ждем.

В начале апреля меня отправили на двухнедельный карантин как сотрудника, и по дороге в больницу я обратил внимание на маленькое количество людей. Меня это поразило. Люди пришли к общему решению позаботиться обо всех. После двух недель, 15 апреля, я впал в шок: мне показалось, что людей на улицах стало больше, чем было до карантина. Сейчас это очень напрягает и раздражает. Пока мы работаем в «красной» зоне как проклятые, а коллеги умирают как мухи и в больнице страдают пациенты, людям полностью наплевать на карантин и на эти лицемерные «спасибо медикам» в таблоидах.

Но люди не виноваты. Люди видят цифру 350 зараженных [в день]. Что это для Питера? Поэтому все и выходят гулять. И каждый раз, когда пациенты умирают, я задавался вопросом: «Интересно, а по чьей вине человек заразился? Не соблюдал режим самоизоляции? Или у этой пациентки есть какой-то внук, у которого низкая планка социальной ответственности? Он пришел к любимой бабушке в гости и заразил ее, а теперь она здесь на железной каталке в простыне?» И я однозначно уверен в том, что если бы люди соблюдали режим на все 100%, закончилось бы это по-настоящему гораздо раньше. Я не говорю про людей, которым не на что жить и им нужно работать. Я говорю про людей, которые просто устали сидеть дома. Сейчас я мечтаю съездить домой. А кто-то утомился от родных стен. Я этого до конца не понимаю.

Думаю и надеюсь, что ухудшения [из-за смягчения карантина] не будет. Так как всем гражданам уже давно наплевать — на режим, на близких. Поэтому если кому и суждено было заразиться, те уже заразились. Очень надеюсь, что все будет хорошо и самое страшное позади.