«Гномон» Ника Харкуэя — роман-головоломка о глобальном заговоре Сложно будет даже опытным читателям, но оно того стоит
Литературный критик Галина Юзефович рассказывает о романе английского писателя Ника Харкуэя «Гномон». В недалеком будущем женщина-детектив Мьеликки Нейт должна расследовать смерть пожилой пациентки, умершей во время обследования сознания. Неожиданно для себя Нейт обнаруживает в голове погибшей несколько субличностей, существующих в разном времени и контексте — и это странное обстоятельство постепенно приводит детектива к обнаружению всемирного заговора. Объясняем, почему этот сложнейший текст станет настоящим вызовом для читателя — и почему он стоит того.
Ник Харкуэй. Гномон. М.: АСТ, 2020. Перевод Е. Лихтенштейна
«Гномон» англичанина Ника Харкуэя (у нас он известен по постапокалиптическому роману «Мир, который сгинул») подобен гигантской — как-никак целых 900 страниц — воронке: стартовав в размеренном темпе по широкой спирали, читатель понемногу начнет сползать к центру и ускоряться. В какой-то момент картинки замелькают у него в глазах с почти непереносимой быстротой, а за этим последует головокружительное падение в кроличью нору, в черноту и неизвестность — навстречу новому, преображенному свету. Катабасис и апокатастасис, низвержение в царство смерти и последующее пересотворение всего сущего из пустоты, становятся для Харкуэя ключевой метафорой, на которую он нанизывает пять сложным образом переплетенных между собой и частично вложенных друг в друга историй. И да, если в этой точке вы уже заподозрили, что с читателем своим автор не церемонится, заставляя выкладываться по полной (а также запоминать мудреные греческие слова и сложные философские концепты), ваши опасения, скорее всего, немного не дотягивают до реальности: «Гномон» станет непростым испытанием даже для читателя опытного и тренированного.
Однако, как уже было сказано, начинается все обманчиво невинно. В скучноватом и структурированном мире не слишком далекого будущего, где жизнь человека стала идеально прозрачна, а потому совершенно безопасна, во время рутинного обследования сознания (теперь эта процедура считается чем-то вроде визита к дантисту) умирает пожилая пациентка по имени Диана Хантер. При жизни она была упрямой отказницей, то есть борцом с новым цифровым порядком, и, похоже, погибла она, сопротивляясь проникновению «Свидетеля» (так называется программа тотальной анонимной слежки) в ее мозг. Расследовать смерть Дианы (стала ли та результатом несчастного случая или все же имело место злонамеренное вмешательство) назначают молодую женщину-детектива Мьеликки Нейт: ей предстоит изучить виртуальный «слепок» личности Дианы Хантер и разобраться в произошедшем.
Поначалу все идет неплохо: как и ожидалось, в голове жертвы обнаруживается преимущественно брюзжание вечно всем недовольной старой перечницы-ретроградки. Впрочем, довольно скоро ситуация теряет свою комфортную ясность: внутри сознания Дианы Хантер обнаруживаются необычайно объемные и убедительные субличности, которых там просто не может, не должно быть.
Математический гений, плейбой, безутешный Орфей, утративший свою Эвридику, а по совместительству преуспевающий банкир Константин Кириакос, уроженец раннецифровой эпохи, встречается в водах Эгейского моря с гигантской акулой, и эта встреча наделяет его иррациональной и необъяснимой властью над фондовыми рынками. В конце IV века от Рождества Христова ученая женщина Афинаида, бывшая возлюбленная Блаженного Августина, становится жертвой похищения и свидетельницей убийства, а после получает драгоценный шанс вернуть из царства мертвых своего единственного сына, умершего незадолго до этого от лихорадки. Старый художник из Эфиопии Берихун Бекеле вместе со своей внучкой, молодой и талантливой предпринимательницей Энни, участвует в создании компьютерной игры «При свидетеле», неприятно напоминающей реальность Мьеликки Нейт. А где-то в далеком будущем бесконечно протяженное во времени и пространстве сверхсущество по имени Гномон сходится в противостоянии со своим столь же могущественным собратом.
Вся эта призрачная и абсурдная полифония, раздающаяся в голове у мертвой старушки, поначалу кажется Нейт результатом какой-то нелепой поломки в программном коде. Однако понемногу сквозь ее светлое и надежное видение произошедшего начинают проступать контуры сначала жестокого преступления (и его предположительный соучастник, зловещий андрогин по имени Регно Ленротт, уже идет по следу Мьеликки Нейт), а после — глобального заговора, слишком масштабного, чтобы в него поверить, и слишком опасного, чтобы им пренебречь. Грань реальности сместится и покачнется (в том числе для читателя, с которым книга в какой-то момент начнет разговаривать напрямую, бессовестно взламывая пресловутую «четвертую стену»), и все, что останется Мьеликки Нейт, это слепо двигаться в бездну, цепляясь руками за уходящую в беспросветный мрак ненадежную цепь доказательств.
В силу колоссальной сложности авторского замысла наиболее удобный способ описания «Гномона» — это метафоры. Поэтому позволим себе изначально предложенный образ романа-воронки дополнить еще одним — образом романа-сети, меняющего свою архитектуру в зависимости от того, за какое из множества сочленений потянет читатель.
Зацепившись за разбросанные по тексту образы позднеантичной мифологии (неслучайно же имя героини «Диана» в сочетании с фамилией «Хантер» дает на выходе Диану Охотницу, одной из ипостасей которой считается древнеегипетская Исида — тоже не последний персонаж в мире Харкуэя), мы имеем возможность увидеть в «Гномоне» изысканный мистический роман-аллегорию, отсылающий к философии гностиков. Оттолкнувшись от имени антагониста главной героини Ленротта и популярной в постмодернистской литературе мифологемы одураченного сыщика, мы прочтем «Гномон» как развернутый оммаж Хорхе Луису Борхесу — конкретно, его знаменитой псевдо-детективной новелле «Смерть и буссоль», герой которой очевидно неслучайно носит то же имя, что и злодей у Харкуэя. Взяв за основу образ виртуальной реальности, подозрительно схожей с реальностью материальной, увидим в тексте образцовый кибер-панк. Потянем за конспирологический «узел» — и вот уже перед нами рассказ об опутавшей все человечество сумрачной (и обескураживающе правдоподобной) цифровой паутине. Сделаем акцент на символике чисел — «Гномон» превратится в мудреный нумерологический трактат.
Однако неотразимая прелесть романа Ника Харкуэя, помимо прочего, состоит в том, что нам не нужно делать выбор. Все эти варианты прочтения (а также множество других, чуть менее очевидных) сосуществуют в нем равноправно и одновременно, дополняя друг друга, податливо реагируя на запрос читателя, рассыпаясь, а после заново собираясь в нужном ему порядке. Все это вместе делает «Гномон» затейливой игрушкой, идеальным романом-конструктором, допускающим модификации и на формальном, и на сущностном уровне. Или, если угодно, наилучшим тренажером читательского мастерства — непростым, энергозатратным, а местами откровенно головоломным, как и было сказано, но определенно стоящим затраченных усилий.
Галина Юзефович