истории

Баухаусу — 100 лет Как ранний СССР стал центром мировой архитектуры — и какую цену за это заплатили западные архитекторы

Источник: Meduza

25 апреля исполняется 100 лет немецкому Баухаусу. Высшая школа строительства и конструирования, созданная в 1919 году в городе Веймаре, повлияла и продолжает влиять на наши представления о том, каким должно быть современное здание снаружи и изнутри, а главное — на каких принципах оно должно быть устроено. Архитектор и историк архитектуры Дмитрий Хмельницкий по просьбе «Медузы» объясняет, как не только Баухаус, но и вся западная архитектура стала стилем советской России в 1920-е годы. И как иностранные зодчие помогли расцвету передовой архитектуры при ранних большевиках, но потом потерпели крах.

Век современной архитектуры в Советском Союзе оказался очень коротким — считаные шесть-семь лет. Она возникла в начале 1920-х годов, а к 1932-му была уже уничтожена по воле правительства. Ее заменил сталинский ампир. 

Конструктивизм (под этим названием современная архитектура того времени была известна в СССР и до сих пор зовется так в России) уже в 1930-е годы исчез из общественного сознания, а его памятники воспринимались следующими поколениями горожан как странное порождение неведомой цивилизации. Почти как статуи острова Пасхи тамошними обитателями. 

Когда спустя два десятилетия сталинской архитектуры Никита Хрущев, в свою очередь, ликвидировал и ее, а затем разрешил вспомнить, что происходило в 1920-е годы, — начал складываться миф о советском архитектурном авангарде. Этот миф вошел и в учебники, и в профессиональное сознание советских архитекторов. Он гласил, что в СССР в 1920-е произошел невероятный архитектурный взлет. Появился самобытный, опередивший Запад и обусловленный большевистской революцией стиль. 

Взлет действительно произошел, и действительно невероятный. Такого количества блестяще одаренных архитекторов одновременно — и такой массы великолепных проектов, сделанных за короткое время, — в России раньше не было. И вряд ли стране еще раз так повезет в будущем. 

Как возник миф о ранней советской архитектуре — самой передовой в мире. И почему без советской власти она могла бы быть лучше

О том, что советская архитектура опередила мировую в 1920-е, конечно, речи нет. Хронологически советские конструктивисты следовали за западными. Источники вдохновения у них тоже были западными. 25 апреля 2019 года отмечается столетний юбилей создания в немецком городе Веймар Баухауса — художественной школы, во многом определившей лицо современного европейского искусства и архитектуры. Баухаус был для СССР одним из таких образцов.

Вальтер Гропиус, основатель и первый директор Баухауса, к 1919 году был уже зрелым архитектором, автором знаменитых построек. И не он один. А до первых признаков появления современной архитектуры в СССР оставалось еще несколько лет. Формально первым современным советским проектом можно считать проект непостроенного Дворца труда братьев Весниных 1923 года. А первыми реализованными постройками — павильон «Махорка» Константина Мельникова на сельскохозяйственной выставке в Москве того же 1923 года. И его же павильон СССР на международной выставке в Париже в 1925-м. Эти временные сооружения не сохранились.

Что касается большевистской революции, то она просто случайно совпала во времени с революцией профессионального архитектурного мышления, подготовленной и в России, и на Западе предшествующей эпохой. И не сказать, чтобы революция пошла на пользу архитектуре. Экономическая катастрофа, антисоциальная политика большевиков и государственная монополия на архитектурные заказы резко сузили возможности для творчества в стране. 

Другое дело, что первыми лицами архитектурной иерархии при большевиках оказались будущие ведущие конструктивисты, в первую очередь братья Веснины и Щусев. Благодаря такому стечению обстоятельств современное архитектурное движение в СССР в середине 1920-х годов стало едва ли не государственным архитектурным стилем — к восхищению западных коллег. Для многих из них это восхищение советской властью имело фатальные последствия. 

Западные архитекторы хотели строить в советской России города будущего, а им предложили делать бараки

Первым западным архитектором, получившим в 1925 году советский заказ, стал архитектор Эрих Мендельсон. И он, в отличие от многих приехавших позже в СССР из Германии архитекторов, социалистической власти совершенно не симпатизировал.

Мендельсон в то время прославился проектом шляпной фабрики в немецком Луккенвальде. В Советском Союзе Мендельсону предложили спроектировать на самом современном уровне текстильную фабрику «Красное знамя» в Ленинграде. Две поездки в СССР в 1925–1926 годах только укрепили неприязнь Мендельсона к советской власти. Из-за необоснованных придирок к проекту и личных нападок в прессе (вплоть до обвинений в непрофессионализме) Мендельсон в 1927-м отказался от дальнейшего участия в проекте.

Работы Мендельсона оказали очевидное влияние на советских архитекторов. Например, здание Наркомата земледелия Алексея Щусева, законченное в 1933 году, очень напоминает универмаг, построенный Мендельсоном в Штутгарте в 1928-м.

В 1928 году Ле Корбюзье победил в конкурсе проектов здания Центросоюза в Москве и получил на него заказ. Это еще больше укрепило уверенность западных архитекторов в том, что будущее современной архитектуры — в СССР. Хотя с проектом Центросоюза все было не так просто, как могло показаться со стороны. Здание было построено, но с 1930 года сам Ле Корбюзье в СССР не приезжал, а с весны 1932-го его отношения с заказчиком окончательно испортились. Причина — расхождения в представлении о том, какой должна быть современная архитектура. Здание достраивалось уже после введения Сталиным «неоклассицизма» как государственного стиля, и постройка Ле Корбюзье надолго превратилась в объект дежурной критики в советских архитектурных журналах. 

Постройки Мендельсона и Ле Корбюзье — единственные чрезвычайно ценные в художественном отношении произведения западных архитекторов на территории СССР, если не считать знаменитую библиотеку Алвара Аалто в Выборге, захваченную в качестве трофея вместе с Выборгом в результате советско-финской войны. 

В 1927 году Иосиф Сталин взял власть в Политбюро, свернул НЭП и начал стремительное строительство военной промышленности за счет всех других областей экономики и катастрофического снижения уровня жизни людей. Тогда же определился и новый стиль в архитектуре, хотя в первое время это не очень бросалось в глаза, тем более из-за границы, откуда Советский Союз все еще казался самой актуальной стройплощадкой мира. 

Сталинская индустриализация, начавшаяся в 1928 году, предполагала массовую закупку западных промышленных технологий и привлечение иностранных специалистов для ее установки и обслуживания, а также обучение советских специалистов. В первую очередь приглашались инженеры и техники, но было и некоторое количество архитекторов. Эффект от их деятельности оказался ничтожным, тем более если речь шла о проектировании жилья. Планы первых пятилеток вообще исключали финансирование комфортабельного квартирного жилья для рабочих. Оно должно было быть барачным и коммунальным. Это оказалось полной неожиданностью для многих западных архитекторов, согласившихся проектировать в СССР современные рабочие города. 

Европейские архитекторы проектировали соцгорода по всей стране, но вступили в эстетические (и не только) противоречия с советской властью

В октябре 1930 года в СССР приехал на работу Эрнст Май, бывший городской советник по делам строительства Франкфурта-на-Майне. Он прибыл не один, а с группой подобранных им архитекторов и инженеров разных специализаций. Май — специалист по жилому строительству, автор множества поселков в Германии. В отличие от Ле Корбюзье и Мендельсона, Май и его группа в Советском Союзе не сохранили профессиональную независимость и не стали ссориться с заказчиком. Они стали советскими служащими, обязанными подчиняться руководству. 

Май не был коммунистом и подчеркивал, что воспринимает себя только политически нейтральным специалистом. Но симпатии к коммунистическому режиму в его группе преобладали. За короткое время группа Мая сделала проекты застройки Магнитогорска, Нижнего Тагила, Щегловска, Новокузнецка (Сталинска), Ленинска-Кузнецкого и других городов. Проекты эти представляли собой море одинаковых кирпичных зданий, поставленных рядами, по так называемой строчной застройке (от слова «строчка»). Один квартал из таких зданий, достаточно примитивных по планировке, был построен в Магнитогорске, кое-что — в других городах.

В целом результаты деятельности группы Мая оказались в профессиональном смысле катастрофическими. Ни о каком комфортабельном жилье для рабочих речи не шло из-за жесткой экономии: советская власть выделяла на жилье для рабочих в разы (и это не преувеличение) меньше средств, чем требовалось для строительства сколько-нибудь качественных домов. Все новые промышленные города СССР застраивались трущобными барачными поселками, и изменить эту ситуацию архитекторы, ни западные, ни советские, не могли. 

В 1932 году в СССР произошла смена государственного архитектурного стиля, означавшая одновременно конец современного градостроительства в СССР. Во всяком случае, такого, каким его видели архитекторы того направления, к которому принадлежали Эрнст Май и его сотрудники. Предписанное советским правительством декорирование центров городов дворцово-храмовыми ансамблями и монументальными, украшенными классической орнаментикой жилыми домами для элиты никак не вписывалось в их представление о насущных проблемах современного градостроительства.

Ситуация накалялась не только в градостроительном смысле. Отношение правительства к иностранцам становилось все хуже и хуже. Их квартиры и вещи обыскивали в их отсутствие. Архитектору из группы Мая Вернеру Хебебранду под чертежи на его столе подбросили военные документы, арестовали и увезли на Лубянку, где он провел год и с огромным трудом был освобожден. 

Май уехал из СССР в Африку в 1934 году. Некоторые его сотрудники еще раньше покинули Россию, а часть перешла работать в другие организации. Последние специалисты группы покинули СССР в 1936–1937 годах. Тем более что после 1936-го иностранных специалистов не подпускали к градостроительным проектам из соображений секретности. 

Многие иностранные архитекторы, оставшиеся в СССР, попали в лагеря и погибли

В конце 1930 года в Москву приехал швейцарский архитектор Ханнес Мейер, незадолго до того смещенный с поста директора Баухауса в Дессау (сюда в середине 1920-х из Веймара переехал Баухаус) за крайне левые убеждения. В отличие от политически нейтрального Эрнста Мая, Ханнес Мейер был фанатичным коммунистом. В феврале 1931-го к нему в Москве присоединилась группа его бывших студентов, выпускников Баухауса — тоже коммунистов.

Мейер сразу после приезда вступил во Всесоюзную организацию пролетарских архитекторов (ВОПРА), чисто политическую, а не художественную структуру. Бригада Мейера работала в совершенно иных условиях, нежели прочие иностранные специалисты. Мейер отказался от полагающихся иностранцам привилегий и вместе со своей командой жил в условиях, близких к тем, в которых обитали советские коллеги. Иностранные архитекторы даже получали зарплату в рублях и в таком же, как у местных специалистов, размере. Мейер год руководил своей бригадой, которая за это время подготовила проект Школы для обучения иностранных политработников (проект остался нереализованным). 

Когда курс партии в архитектуре изменился, Мейер как дисциплинированный коммунист заявил о своей верности новым идеалам. В 1933 году в журнале «Архитектура СССР» он высказался о смене убеждений и приверженности классической архитектуре. В 1934-м в опубликованных «Архитектурой СССР» ответах на вопросы чешской газеты «Левый фронт» Мейер декларировал отвращение к современной западной архитектуре — но в 1936-м благоразумно покинул Советский Союз и уехал в Швейцарию. 

Четверо из членов его бригады выбрались из СССР в 1933–1937 годах. Трое неосторожно принявших советское гражданство остались и были репрессированы. Выпускник Баухауса Бела Шефлер, участвовавший в проектировании зданий в соцгородке Уралмашзавода в Свердловске (нынешнем Екатеринбурге), был расстрелян в 1942 году. Антонин Урбан арестован в 1938-м и расстрелян за шпионаж в пользу Германии. Согласно обвинительному заключению, он передавал германской разведке секретные материалы о планировке Москвы через германского резидента Ханнеса Мейера. 

Еще один выпускник Баухауса, приехавший в СССР вместе с Мейером, Филлип Тольцинер был арестован в 1937 году, он провел в лагере десять лет. Его отправили на север нынешнего Пермского края, где Тольцинер поначалу валил лес. Впрочем, лагерное начальство быстро поняло, что архитектор может быть полезен на более квалифицированных работах — чтобы строить дома для охраны лагеря или даже делать мебель, в том числе специфическую (сохранился, к примеру, чертеж зубоврачебного кресла, исполненный Тольцинером). Большую часть срока он провел в мастерской в Соликамске. После освобождения в 1947 году архитектор работал в этом же городе Молотовской (Пермской) области, стал там главным архитектором, реставрировал древние русские церкви, а в 1961-м переехал в Москву. Он оказался единственным из оставшихся в СССР баухаусовцев, кому удалось уцелеть и дожить до реабилитации. 

Вместе с архитекторами-коммунистами была репрессирована и секретарь Ханнеса Мейера Маргарета Менгель. Летом 1938-го ее расстреляли за шпионаж в пользу Германии и похоронили на Бутовском полигоне. Их общего с Мейером сына отправили в детский дом, позже он работал шахтером в Челябинской области, стал инженером-строителем и в 1990-е уехал в Германию, где умер в начале 2000-х.

Больше повезло швейцарскому архитектору Гансу Шмидту. Он приехал в Москву вместе с бригадой Эрнста Мая, но вскоре отделился от нее. В 1933 году он возглавил в Горстройпроекте мастерскую № 3, занимавшуюся в основном застройкой Орска. В мастерской работали члены бригад Эрнста Мая и Ханнеса Мейера. В 1936-м, когда всех иностранных архитекторов из соображений государственной безопасности отстранили от градостроительных проектов, Шмидт занялся разработкой проектов стандартного оборудования для кухонь и магазинов. Он должен был выступить с докладом на первом съезде советских архитекторов, но в мае 1937 года, за месяц до открытия съезда, покинул СССР. В середине 1937-го почти все члены его бригады, которые могли это сделать, тоже уехали из Советского Союза. Вероятно, всех их предупредили об опасности: именно в это время, в июле 1937-го, начинается так называемая немецкая операция НКВД, направленная на первом этапе против граждан Германии, а после распространившаяся и на советских немцев. 

Что касается Шмидта, его роман с коммунизмом на этом не оборвался. Через 20 лет, в 1956 году, он принял приглашение ГДР — и стал главным архитектором Института типизации в Восточном Берлине, одним из отцов немецкого типового панельного домостроения. 

Молодой архитектор Рудольф Волтерс написал книгу «Специалист в Сибири» — жесткое и откровенное свидетельство о раннем сталинском СССР

В общей сложности в годы первых пятилеток в Советском Союзе успели поработать несколько десятков иностранных архитекторов, как известных, приглашавшихся персонально (Мендельсон и Ле Корбюзье), так и неизвестных, которыми двигало любопытство и которые просто искали работу. Среди последних — Рудольф Волтерс. Позже он станет разработчиком плана перестройки Берлина под руководством главного гитлеровского архитектора Альберта Шпеера (они познакомились еще во время учебы в Мюнхенской технической школе в 1920-е годы). В начале 1930-х найти работу в советской России было проще, чем в Германии, и в 1932-м молодой архитектор Волтерс приехал в Новосибирск.

Он провел там год и спроектировал два рабочих поселка и несколько сохранившихся маловыразительных жилых домов. Вернувшись в Германию в 1933-м, Волтерс опубликовал книгу «Специалист в Сибири» — одно из лучших, но совсем не благожелательных описаний жизни в раннем сталинском СССР. Из книги Волтерса можно узнать вещи, о которых практически ничего не говорится в записках советских граждан тех лет. С особым сарказмом он описывал сталинские архитектурные реформы и абсурдную систему советского архитектурного проектирования, частью которой был сам. 

Волтерс видел, как современная архитектура уступила место сталинской. Он отмечал, что официально необходимость строительства пышных дворцов объяснялась возросшими культурными потребностями масс — но одновременно останавливалась разработка массового жилья для рабочих и менялись нормы проектирования. Сам Волтерс получил комнату в здании, построенном уже по новым нормам: она была размером три на пять метров (при этом высота потолков 4,5 метра). И выделенная ему отдельная комната считалась роскошным вариантом, советские специалисты жили в гораздо более стесненных условиях.

Качественные дома с начала 1930-х строились в небольшом количестве и только для руководства. Массовым типом жилья для всех остальных граждан СССР надолго стали бараки и землянки. Одновременно Волтерс наблюдал, как в Новосибирске началось строительство огромного театра (завершили стройку уже в конце войны). В своей книге архитектор писал: «Здание [старого] театра было маленьким, уродливым и очень редко полным. Это не помешало государству начать строительство гигантского театра на четыре тысячи человек. Неслыханное безумие, которое горько отомстит за себя». 

Автор «Специалиста в Сибири» был общительным человеком, он успел за год подружиться со многими советскими людьми. Волтерс отмечал радушие своих новых знакомых — и одновременно бедность, в которой они жили. Его гостей удивляли иногда даже самые простые вещи с родины Рудольфа Волтерса, например сигаретные пачки с фольгой; многие просили эти пачки в подарок. Волтерс написал родственникам в Германию, чтобы они отправляли ему пустые пачки, которые особенно пригодились ему весной 1933 года, когда перед отъездом из СССР архитектор раздавал их в разных инстанциях, чтобы скорей согласовать свои проекты.

Важнейший след в советской архитектуре оставила фирма Кана. Она проектировала тракторные (они же танковые), автомобильные и самолетостроительные заводы

Эрих Мендельсон, Шарль Ле Корбюзье, Эрнст Май, Ханнес Мейер и другие представители западной архитектуры, оставившие свой след в советском градостроении, были людьми публичными. Они печатали статьи в советской и западной прессе, выступали во время поездок на Запад с лекциями о советской архитектуре. Их советские проекты публиковались в СССР и на Западе. При этом практический результат их деятельности в СССР был близок к нулю. Мало что было воплощено в жизнь, а то, что было, представляет скорее исторический, нежели художественный или архитектурный интерес. 

Однако существовала еще одна бригада иностранных архитекторов и инженеров, о недолгой (1929–1932) деятельности которой в СССР тогда мало рассказывалось на Западе — и почти совсем ничего не сообщалось в Советском Союзе. Однако результаты работы этого коллектива невероятны. 

Речь идет о фирме американского индустриального архитектора Альберта Кана, одного из основоположников промышленной архитектуры ХХ века. Кан был известен как «архитектор Форда», строитель его предприятий. В апреле 1929 года фирма Albert Kahn, Inc, расположенная в Детройте, получила заказ от советского правительства на проектирование Сталинградского тракторного (на самом деле — танкового) завода. Переговоры велись через фирму Amtorg, посредническую структуру СССР (а заодно разведывательный центр). Завод был изготовлен в США, доставлен в Сталинград и там смонтирован. После чего фирма Кана открыла в Москве свой филиал с 25 американскими инженерами и тысячами советских сотрудников. Возглавлял филиал брат Альберта Кана Мориц Кан.

Фирма Кана спроектировала между 1929 и 1932 годами более 500 промышленных объектов. Это в первую очередь тракторные (опять же фактически — танковые) заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове, Томске. А еще самолетостроительные заводы в Краматорске и Томске, автомобильные заводы в Москве, Нижнем Новгороде. Плюс массу других промышленных объектов, вплоть до теплоэлектростанции в Якутске. 

Если учесть, что до 1929 года в СССР фактически не было собственной автомобильной и тракторной промышленности, можно с уверенностью утверждать, что благодаря Кану была создана львиная доля индустриальных предприятий.

До 1932 года Альберт Кан числился советником советского правительства по промышленному строительству. В 1931–1932 годах он вел переговоры с Москвой о получении контракта на техническое проектирование главного здания СССР — так и не построенного Дворца Советов, архитектурный конкурс на который проходил как раз в это время. По его результатам одну из трех высших премий получил никому до тех пор (как и после) не известный американский архитектор Гектор Гамильтон. Рекомендован он был к участию в конкурсе Альбертом Каном. Видимо, именно его проект Кан собирался в дальнейшем реализовывать, а советское правительство считало нужным до определенного времени поддерживать у Кана эту иллюзию. 

Однако весной 1932 года все отношения с фирмой Кана были прерваны. Одновременно Гамильтону отказали в участии в дальнейшей разработке проекта Дворца Советов. Спроектированные фирмой Кана промышленные предприятия к тому времени начали функционировать, а созданная при ее помощи система советского промышленного строительства продолжала существовать самостоятельно. 

Это было единственное, что требовалось Сталину от западных архитекторов и западной архитектуры.