истории

«Да они кнопочку не могут нажать!» С чем в России сталкиваются люди, вынужденные искать работу после 50 лет

Источник: Meduza

Российские рекрутеры признаются, что работодатели предпочитают нанимать сотрудников в возрасте до 35, в лучшем случае до 40 лет. Люди старше 45 лет — а особенно те, кому до пенсии осталось два-три года, — самые «неудобные» кандидаты, чьи резюме рассматривают в последнюю очередь (или не рассматривают вовсе). Специально для «Медузы» Анна Вальцева поговорила с людьми, которые по разным причинам оказались без работы после 50 лет — и попытались найти новую.

Если уйду, то никуда не устроюсь

Наталье (она попросила не указывать ее фамилию) 52 года, она живет в небольшом городе в центральной части России. Два года назад она попала под сокращение штата — отработав 20 лет в банковской сфере, в том числе на руководящих должностях. Наталья говорит, что на бывшего работодателя не в обиде — все к этому шло, увеличивались нагрузки, и она сама подумывала об уходе. Останавливало только понимание, что новую работу в этом возрасте найти будет непросто. Опыт ровесников и даже ее собственного мужа — бывшего военного, долго искавшего работу после ухода со службы — оптимизма не добавлял. Рассчитывать приходилось либо на знакомства, либо соглашаться с понижением статуса и дохода, выбирая из профессий «попроще». С другой стороны, Наталья знала: чем дольше будет сидеть без работы, тем сложнее будет ее найти.

Расстаться с работодателем удалось полюбовно. Наталья получила хорошее выходное пособие, которое позволило несколько месяцев не думать о деньгах. И все равно было сложно: страх, неуверенность в будущем — и в итоге полное опустошение. «То ты работала, у тебя непрерывно звонили два телефона, а то — полная тишина», — говорит Наталья.

Женщина постоянно просматривала вакансии на сайтах, расспрашивала знакомых, ходила на собеседования. «Цеплялась за любую соломинку, — вспоминает она. — Но все было безрезультатно. Меня никуда не брали. Где-то даже не приглашали на собеседования. От отчаяния я попыталась устроиться заместителем руководителя почтового отделения, хотя чувствовала, что это вообще не мое. Но решила, что пробовать буду все. Прочитала кучу статей в интернете о том, как правильно устраиваться на работу. Но, в конце концов, ты звонишь, и тебе говорят: «вакансии нет»; «давайте через месяц, два, три»; «мы вам перезвоним»».

По словам Натальи, в ее небольшом городе вакансий в принципе немного — а на те, что есть, работодатели предпочитают искать людей помоложе. «Хотя это и запрещено, но в объявлениях часто указывают, что нужен человек до 40-45 лет, — рассказывает Наталья. — В некоторых случаях и так было понятно, что вакансия не для моего возраста. Например, по своему опыту работы в банковской сфере я знала, что на должности финансовых аналитиков часто хотят видеть молодых и красивых».

HR-консультант Ксения Чачина говорит, что, по ее наблюдениям, граница между «молодыми» и «не молодыми» сотрудниками в России до сих пор часто проходит по возрасту 35 лет. Она вспоминает, что когда начинала работать в рекрутинге 15 лет назад, стандартным требованием к соискателю был возраст 20-30 лет. Сегодня, по ее словам, эти рамки понемногу двигаются в сторону 40-45. Заявки на подбор сотрудника чаще всего содержат диапазон 27-40 лет. В некоторых отраслях, например в IT, а также в западных компаниях говорят, что «возраст не помеха» и рассматривают кандидатов до 50 лет. Причем, по мнению Чачиной, это не осознанная борьба с эйджизмом: в этих сферах работодатели понимают, что люди старше 40 более ответственны, умеют решать сложные задачи, а также не требуют от компании обеспечить им быстрый карьерный и финансовый рост.

Гендерный исследователь и социолог Ирина Костерина считает, что наибольшие сложности начинаются после 45 лет, а критический возраст для соискателей наступает за два-три года до пенсии. «Это «красный сигнал» для эйчара, что нет — не берем, — объясняет Костерина. — Именно по этой причине люди на своей последней работе перед пенсией стараются сидеть до последнего, потому что понимают — если уйдут, то никуда не устроятся».

Согласно исследованию HeadHunter, из всех сотрудников, нанятых в 2016 году участвовавшими в опросе российскими компаниями, лишь 2% было 41-45 лет. Старше 45 лет не было никого. За год до этого сотрудников старше 41-45 лет наняли на 3 процентных пункта больше, хотя самих компаний, участвовавших в опросе, было меньше. Большинство нанятых в 2016 году сотрудников — 78% — были в возрасте от 25 до 35 лет.

С возрастом снижаются не только шансы быть трудоустроенными, но и доходы. Потери россиян достигают 20%, в то время как в США — только 2,5%. Причем результаты исследования ФОМ 2013 года говорят о том, что 53% российских пенсионеров прекращают работать против своего желания. Многие из них говорят, что после выхода на пенсию их жизнь изменилась в худшую сторону. 32% назвали главной проблемой материальные трудности, 13% — скуку и недостаток общения.

Вредные стереотипы

Основные предубеждения против «возрастных» сотрудников — то, что они менее активны, обучаемы и продуктивны. Но это не подтверждается исследованиями, говорит консультант по корпоративному управлению и этике бизнеса, соавтор курса «Этика бизнеса» для российских вузов и бизнес-школ Полина Кальницкая. Плохое здоровье и недостаточная квалификация, по ее мнению, тоже мифы: «Сегодняшние пенсионеры часто более здоровы и образованы, чем 20-летние. И учатся гораздо лучше». Она ссылается на исследования международной консалтинговой компании McKinsey, которые доказывают — чем разнообразнее трудовой коллектив по полу, возрасту и происхождению, тем устойчивее бизнес.

Это подтверждает основательница проекта Women&Tech, бывший HR-директор Lamoda Татьяна Архарова. По ее мнению, чем разнообразнее команда, тем большим сегментам может быть адресован ее продукт, а это выгодно для бизнеса. «Женщины за 50 прошли в нашей стране 1990-е и много кризисов, это часто очень закаленные люди, среди них есть те, кто могут и хотят работать. У людей 35-45 очень крутой опыт, в них многое вложили компании, когда инвестиционный климат в России был хорошим. Новому поколению нужно учиться взаимодействовать с ними, это будет удачное сочетание. Компании должны учиться смешивать их между собой».

В западных компаниях, например, в Google, с которым Архарова и ее коллеги сотрудничали в различных проектах, в управлении персоналом действует принцип многообразия, для чего создают специальные отделы и программы развития. Для сотрудников HR-отделов есть отдельные инструменты — слепые анкеты и чек-листы, которые позволяют снижать влияние субъективных факторов и стереотипов при приеме сотрудников, а также при решении об оплате труда. Эти инструменты есть в открытом доступе — любая компания может их скачать и использовать, чтобы понять, как они оценивают сотрудников. «Допустим, я начальник, мне 25 лет, я собеседую 40-летнюю женщину. Точно ли я объективна? Не ассоциирую ее ни с кем? — рассуждает Архарова. — В политике больших западных компаний эйджизм недопустим, а действия руководителей, которые принимают решения, могут проверить. Но в российской компании за это, скорее всего, ничего не будет».

Новую работу Наталья в итоге нашла в другом банке, неподалеку от дома. Когда вакансия появилась на рынке, женщине пришлось приложить усилия, чтобы ее рассмотрели. Сотрудников близкого к ней возраста в коллективе вообще не было, и кадровика пришлось убеждать. Компания искала человека в активные продажи для продвижения продуктов банка для пенсионеров, и Наталья смогла объяснить, что ей будет легче, чем другим кандидатам — так как работать предстояло с клиентами близкого возраста. Это сработало: по итогам первого тура собеседования Наталья оказалась лучшей.

Новая работа кажется женщине простой в сравнении с ее прежней, но оплата хорошая. За год она возглавила рейтинги сотрудников в своем отделении, была даже лучшей по области. Занимала высокие места на внутрикорпоративных конкурсах, и по результатам одного из последних смогла повысить категорию и оклад. На стажировку к ней просятся другие, более молодые, сотрудники.

«Я не собес и не бюро помощи»

Тема возрастной дискриминации остается сложной для обсуждения. Полина Кальницкая рассказывает, что не раз встречала сопротивление аудитории, когда затрагивала эту тему во время бизнес-тренингов. «Встают и прямо говорят: «Не хочу этого слушать! Я пришел узнать как вести бизнес, я не собес и не бюро помощи». Кейс-то важный, но у нас в стране вопросы этики бизнеса в зачаточном состоянии. Многие компании написали кодексы, куда включили общие правила о запрете дискриминации, и делают вид, что вопрос решен. Но это не мешает работодателям [нарушать эти кодексы]», — говорит Кальницкая.

Она убеждена, что и в советские годы в профессиональной среде встречались и ксенофобия, и антисемитизм, и гендерная дискриминация, и эйджизм. Но многие привыкли этого не замечать и считать, что живут в государстве, где все равны. «Поэтому многие до сих пор не видят всего этого. Какой эйджизм? Просто «старые люди не должны работать». Бизнесмены не понимают, что это и есть дискриминация», — объясняет Кальницкая.

Лучше всего, по ее наблюдениям, разговоры о дискриминации «заходят» в аудитории, где есть мужчины среднеазиатского происхождения, кавказцы, выходцы из национальных республик Сибири. Как говорит Кальницкая, они не стесняются и не молчат о том, что их коснулись предубеждения. «Другие мужчины — белые, успешные, средних лет, удивляются: «Никогда бы не подумал! Ты же такой классный!» Эти мужчины не предполагают, что сами могут оказаться в дискриминируемой группе. Я спрашиваю: «А когда вам будет 50?» Часто слышу в ответ: «Я уникален, меня это не коснется».

Анатолий — бывший военнослужащий и муж Натальи — после увольнения с высокого поста столкнулся именно с такой проблемой и пережил сложный период поиска себя. Две работы удалось найти только благодаря знакомствам, но они не подходили ему по квалификации, и удовольствия не приносили. Обе фирмы быстро закрылись, после чего мужчина попытался открыть свое дело — он умеет выполнять работы по дереву. Зарабатывать не получалось: не хватало знаний для продвижения услуг. Однажды его жена увидела в интернете вакансию столяра в мастерской и уговорила мужа откликнуться. Сделал он это без особого желания, но его резюме рассмотрели и пригласили. Сейчас Анатолий считает, что сделал правильный выбор: ему удается и зарабатывать, и получать удовольствие — работа творческая. Дома тоже появилось много мебели, сделанной его руками. Наталье особенно нравится дубовый шкафчик, где супруги хранят картофель.

Колоссальные масштабы дискриминации

Случай Анатолия — нетипичный: военнослужащие могут выйти на пенсию уже после 20 лет службы, когда у них еще много энергии. Пенсионный возраст для мужчин большинства других профессий в России — 60 лет, а для женщин — на пять лет меньше. Ирина Костерина отмечает, что это противоречит демографическим тенденциям: «Мужчины умирают раньше, а на пенсию выходят позже, и многие до нее просто не доживают».

По словам Костериной, существуют исследования о том, что женщинам после 50 лет легче устроиться на работу, чем мужчинам, потому что есть больше вакансий в сфере услуг и ухода за домом, пожилыми людьми и маленькими детьми. Женщины также легче соглашаются на работу с сильным понижением социального статуса (из учителей в уборщицы, из врачей в сиделки), а мужчинам такой дауншифтинг психологически не комфортен.

Есть и противоположное мнение, что работодатель охотнее возьмет на работу мужчину: многим кажется, что пожилые женщины целиком сосредоточены на доме и внуках, а у мужчин есть еще необходимый энтузиазм. Как считает Костерина, трудно в точности сказать, кому после определенного возраста приходится тяжелее — женщинам или мужчинам: возрастная дискриминация не щадит всех.

Полина Кальницкая уверена, что женщинам старшего возраста все же сложнее найти работу, и ссылается на исследование университета Калифорнии, опубликованное в Harvard Business Review в марте 2016 года. Ученые проанализировали отзывы на 40 тысяч придуманных резюме в трех возрастных категориях — 29-31 года, 49-51 год и 64-66 лет — и выяснили, что женщин выбирают реже начиная со среднего возраста. А вот реакция на мужские резюме «молодых» и «средневозрастных» сотрудников одинакова.

Старший научный сотрудник Института социологии РАН и эксперт Impact Hub Moscow в программе «Больше, чем трудоустройство», посвященной проблемам людей старшего возраста, Дмитрий Рогозин считает, что масштабы дискриминации по возрасту в России колоссальные. «Беда в том, что эйджизм давно стал повседневным, внедрился в язык на уровне бытовых разговоров, — утверждает Рогозин. — «Она не выглядит на свой возраст», «такой подвижный и не скажешь, сколько ему лет» — все это воспринимается как комплименты, а на деле, это маркеры эйджизма, который всегда начинается с бегства от старения, отождествлением старости с дряхлостью». По его мнению, последствия подобных стереотипов — нежелание иметь дело со стариками, ограничение их социальных и трудовых прав.

Рогозин также считает, что женщины в этой ситуации более уязвимы — и связывает это с патриархальным устройством общества. По его словам, к профессиональной оценке примешивается и негативное отношение к стареющему женскому телу. «Требования к внешности женщин становится в один ряд с профессиональными навыками. Мужчинам [в возрасте] при этом достаточно быть опрятно одетыми», — поддерживает Полина Кальницкая.

Кроме того, общественное устройство одобряет для матерей и жен роль домохозяйки, и при этом осуждает аналогичные сценарии для мужчин. Это приводит к тому, что на рынок труда женщины порой выходят после больших перерывов. По словам HR-консультанта Ксении Чачиной, меньше всего шансов именно у тех, кто после 45 лет начинает с нуля.

Сила фейсбука

Москвичка Лилия занялась поиском работы после двадцатилетнего перерыва, когда ей было 49 лет. В 1997 году она родила вторую дочь и еще три года была в декрете. До этого женщина работала в Кунцевском ЗАГСе Москвы инспектором-регистратором с невысокой зарплатой. Лилия с мужем-предпринимателем решили, что ради выхода на ее прежнюю работу нет смысла нанимать няню. А потом ребенок оказался «несадовским» — то есть неспособным приспособиться к детскому саду. Так Лилия задержалась дома.

Когда ее младшая дочь окончила школу, женщина задумалась о выходе на работу — но поняла, что после такого перерыва найти место будет непросто, и прекратила попытки. «Приготовилась дожидаться внуков, но случилось то, чего никогда не ждешь, — мужа не стало».

Пришлось срочно искать работу. «Говорят, что даже после трех лет в декрете сложно выходить, а представляете — 20 лет просидеть! Образование, опыт, полученные когда-то, уже не имели значения. Социализация не та: тяжело контактировать с людьми на встречах, все кажется трудным. Быстро становится страшно, что ты никому не нужна, особенно после многократных отказов», — рассказывает Лилия.

В службе занятости ей предложили вакансии уборщицы, посудомойки. На курсах «Антирабства», куда ей посоветовала пойти подруга дочери, по словам Лилии, от ее ситуации пришли в ужас и сказали, что случай трудный. Лилия вспоминает, что ей советовали соглашаться на все: например, идти оператором в колл-центр или няней. «Но мне хотелось найти что-то близкое к моей давней работе, то, с чем я могла бы справиться. Звонила добросовестно по всем подходящим вакансиям, но меня даже на собеседования никто не звал. Спрашивали: «Сколько вам лет? Какой у вас опыт? До свидания!» Дальше толком не расспрашивали».

Одна из дочерей Лилии рассказала о ситуации своей подруге Асе Репревой, маркетологу Mail.ru Group. У девушки активная страница в фейсбуке с большим количеством подписчиков, и она решила помочь. Большой пост о проблеме Лилии собрал 763 лайка, почти полторы тысячи репостов и вызвал большую дискуссию в комментариях. Из нее стало ясно, что это не единичная ситуация.

Более того, оказалось, что есть должности, на которых наниматели предпочитают видеть человека старшего возраста — и не страшно, что без опыта. «После поста Аси я почувствовала совершенно другое отношение, люди сразу приглашали на собеседования, — говорит Лилия. — В течение недели я отвечала на звонки и ездила на встречи. При собеседовании, когда видишь человека, а он видит тебя, легче наладить контакт. Все были готовы взять меня на работу. В итоге я выбрала место делопроизводителя в юридическом отделе в агентстве по страхованию вкладов. Нагрузки небольшие, моих навыков пока достаточно. В отделе десять юристов, все, конечно, моложе, меня, в районе 30 лет. Встретили спокойно — им не до разговоров, в течение дня они почти не отвлекаются от работы. Удивительно, что сначала я вообще не могла найти работу, а потом все, с кем я общалась, говорили, что им бы лучше человека возрастного. Молодежь приходит, но не задерживается».

Ася Репрева вспоминает, что весь процесс — подготовка поста к публикации и последующий поиск работы — заняли около двух месяцев. «Сейчас многие готовы помогать, — говорит она. — По крайней мере в фейсбуке все уже дошли до такого возраста, когда сами успели пережить серьезные жизненные проблемы. Можно и нужно искренне обращаться к этим людям. Это работает». Она говорит, что перед публикацией поста о Лилии неделю целенаправленно повышала активность своей страницы. Теперь у нее есть целая инструкция, что нужно делать для продвижения подобных постов: в каких группах публиковать, с какими словами, с какой картинкой.

После этого случая Ася помогала искать работу и другим людям. Например, маме своего друга Рене Аскеровой — 57-летней москвичке, которая стала искать работу после трехлетнего перерыва. У Рены историческое образование: в 1984 году она окончила университет в Баку, училась на родном языке, а после вуза работала в школе учителем истории.

В 1996 году Рена с мужем и тремя детьми переехали из Азербайджана в Москву. На новом месте выбирать было не из чего, а нужно было кормить детей и давать им образование. Поэтому пара согласилась пойти управляющими в новом продуктовом магазине, который открыли неподалеку от их дома в Печатниках. «Я тогда думала: где больше платят, там и должна быть», — вспоминает Рена. Аскеровы проработали в магазине в общей сложности 33 года — Рена 18 лет, а ее муж — 15. Работали посменно, это было удобно — кто-то один всегда мог находиться с детьми.

В 2015 году их магазин снесли. Единственное место, куда Рену готовы были взять — кассиром в супермаркет «Пятерочка». Но в последние годы женщина серьезно увлеклась йогой, и решила искать место администратора в йога-студии. «Не скажу, что ненавижу торговлю, я благодарна той работе, которая у меня была, но сейчас хотелось бы чего-то по душе». Ася Репрева помогла своему другу написать пост про маму, и он разместил его в популярной группе в фейсбуке, посвященной поиску работы. Пока это не помогло, но молодой человек надеется, что сейчас, после зимних каникул, предложения все же появятся. Октай, муж Рены, потерявший работу вместе с ней, искать новую даже не пытался. Он на десять лет старше жены, и супруги уверены, что это безнадежно.

Опыт, связи, имя

Начинать с нуля, возможно, вскоре придется и тем, кто еще вчера уверенно стоял на ногах, опираясь на свой уникальный экспертный опыт. Российские кадровики и рекрутеры говорят, что в ближайшее время в банковской сфере и во многих других отраслях, где сейчас внедряют современное программное обеспечение, позволяющее автоматизировать многие процессы, продолжатся массовые сокращения рабочих мест.

Москвичка Марианна Мелихова, опытный специалист в сфере распространения журнальных изданий, ушла с работы осенью 2017 года из-за проблем в отрасли: она объясняет, что «рынок печатной прессы сейчас загибается». Компания, в которой она работала, несмотря на кризис, до последнего удерживала ключевых сотрудников — но пришлось сильно урезать им зарплату, и женщина приняла решение уходить. Мелихова говорит, что ей повезло: несмотря на то, что ей 54 года, новую работу удалось найти буквально через неделю.

Сначала она пыталась искать подходящие вакансии и рассылать резюме: «Я написала в пять-семь фирм, где запросы совпадали с моими навыками, но мне везде отказали. Как мне показалось, отпугивал именно мой возраст». Тогда Мелихова обратилась к своим бывшим клиентам и партнерам по работе — и один из них предложил ей должность. Сильно менять сферу деятельности не пришлось: теперь женщина занимается дистрибуцией в книжном издательстве. Она довольна, что нашла применение своему опыту, но опасается, что и эта работа не навсегда.

Ее расстраивает, что молодежь часто не представляет, что люди после 50 могут активно пользоваться интернетом или мобильными приложениями, а о ее ровесниках часто думают: «Да они даже кнопочку нажать не могут!». Она считает, что в первую очередь от стереотипов должны избавиться рекрутеры. Именно они чаще всего отсекают возможность кандидата встретиться с представителями компании, разместившей вакансию. Как считает Мелихова, при личном общении на собеседовании куда легче понять, что возраст — это не главное.

HR-консультант Ксения Чачина подтверждает, что остаться востребованным даже в «сложном» для рынка труда возрасте можно в основном благодаря известному в сфере имени, связям и высокому экспертному уровню. В некоторых профессиях (например, педагога, психолога, врача) влияние возрастных стереотипов меньше, а в политической или чиновничьей сферах возраст даже можно считать преимуществом. В других сферах на дату рождения закрывают глаза, если речь о вакансии с заработной платой ниже рыночной, говорит Чачина. Работодатель понимает, что для молодого специалиста эта работа станет «перевалочным пунктом», а человек старше 50 с большей вероятностью будет работать на ней долго — так как выбирать ему не из чего.

Планка трудоспособного возраста

Защитить свои права, если человек становится жертвой возрастной дискриминации, в России не так просто. С одной стороны, в Трудовом кодексе прописана норма о запрете дискриминации, в том числе не допускающая разную оплату за труд равной ценности. Кроме этого, закон о занятости и кодекс об административных правонарушениях запрещают указывать возрастные требования в объявлениях о приеме на работу. С другой стороны, как подчеркивает директор Центра социально-трудовых прав и доцент ВШЭ Елена Герасимова, эти законы не позволяют однозначно определить, что является дискриминацией, а что — нет.

Герасимова объясняет, что в странах, где есть эффективная защита от дискриминации, не сам человек должен доказывать, что он ей подвергся, а работодатель — что ее не было. Кроме того, в российских судах не допускаются многие средства доказывания, необходимые в такой ситуации. «Чтобы определить, была ли дискриминация, часто нужно сравнить отношение работодателя к одному человеку с отношением к другим людям, например, коллегам. Наши суды считают это «доказательствами, не относимыми к делу», — объясняет Герасимова. — Они будут сравнивать то, что написано в локальных нормативных актах с тем, как относились к человеку. Это серьезное процессуальное препятствие».

Снизить влияние стереотипов (в том числе эйджистских), по словам Герасимовой, удается, когда на рынке труда предложение больше, чем спрос — или они равны. В этом случае работодатели перестают смотреть на признаки, которые не важны для выполнения работы, и на первый план выходит необходимость найти сотрудника. Но пока что бизнес предпочитает считать, что мир принадлежит молодым.

Несмотря на то, что уровень безработицы в России с 1991 года сократился более чем вдвое и в ноябре 2017 года составил 5,1% (то есть примерно столько же, сколько и в США), среди работающих людей по-прежнему мало тех, кому больше 55 лет. Кроме того, по данным российского пенсионного фонда, в 2012 году число пожилых людей в стране превысило число молодежи до 16 лет — и оно продолжает расти. По данным Росстата, доля россиян старше «трудоспособного возраста» (то есть женщин от 55 и мужчин от 60 лет) в период с 2006 по 2015 годы росла значительно быстрее всего населения страны. Сейчас она составляет 25%, а к 2030 году по прогнозам увеличится до 28%. И эти люди хотят работать дольше: за последние 20 лет экономическая активность россиян в первые десять лет после выхода на пенсию выросла почти вдвое.

Полина Кальницкая говорит, что средний возраст работников будет расти (старение населения — это общемировая тенденция), и рынку труда придется приспосабливаться. «Молодежи будет не хватать. Серьезный международный бизнес понимает, как меняется рынок, и пытается извлечь из этого выгоду. Есть надежда, что и у нас все изменится», — считает Кальницкая. Вопрос только в том, для какого поколения — для тех, кому сейчас 45, или для тех, кто идет за ними.