истории

«Погибают самые слабые, больные или ходячие мертвецы» Российские банкиры — о том, как они выживают

Источник: Meduza

2015 год оказался для российских банков, возможно, даже хуже, чем 1998-й: рубли обесцениваются, денег взять неоткуда, кредиты под высокий процент никто не берет, ЦБ продолжает зачищать систему от тех, кто нарушает нормативы, а цены на нефть никак не растут. Спецкор «Медузы» Катерина Гордеева записала монологи четырех банкиров — о том, как финансовая отрасль переживает нынешний кризис. 

Константин 

Топ-менеджер федерального банка, входящего в топ-20 по объему активов

В постперестроечной банковской системе России было несколько этапов. Первый, до кризиса 1998 года, я бы назвал «Воткни палку — вырастет дерево». В это время в банковскую отрасль пошли все кому не лень. Для получения лицензии не было нужно практически ничего. Штамповались учредительные документы и рисовался некий минимальный капитал. Иногда капитал равнялся стоимости необходимой бумаги и чернил для печати устава.

Руководители коммерческих банков, обычно — без опыта работы в этой сфере, нанимали работников из бывших советских банков, которые ценились на вес золота, но были, как правило, не более чем бухгалтерами. Они знали, часто понаслышке, что коммерческие банки умеют делать и были в состоянии учитывать рублевые операции. Кредитного анализа практически не проводилось. Специалистов с опытом работы по валютообменным, внешнеторговым и даже простым платежным операциям было пугающе мало. Хорошим сотрудником считался бывший студент какого-нибудь физтеха, не пошедший в науку, так как там не платили.

Это был период гиперинфляции и недооцененности любых активов. Банки не испытывали проблем с притоком средств, а возвратность денег не была принципиальна — все равно их стоимость быстро уменьшалась. Больше всего выиграли те банкиры, кто скупал дешевые активы — так создавались почти все финансово-промышленные группы. Отсюда корни «карманности», на финансовом жаргоне — «кептивности», российской банковской системы: высокий профессионализм, умения, знания не были в цене.

И тут случился кризис 1998 года: резко упал курс национальной валюты, многие компании оказались переоцененными, другие обанкротились. Оказалось, что у финансовых организаций не только глубокий минус по капиталу, но даже текущих средств не хватало на оплату текущих обязательств. Почти все без исключения крупные банки умерли — метеорит 1998 года погубил динозавров-мастодонтов.

На развалинах банковской системы остались в основном средние и мелкие банки, у которых не было капитала, но которые могли привлечь опытных сотрудников, уже научившихся на своих ошибках, а также получить технологии как самих операций, так и технической базы для их обработки. И самое главное — к ним пошли деньги с рынка, так как предприятия лихорадочно искали для расчетных операций и кредитования новые банки. Начался период роста цен на энергоносители, развития экономики, объема денежного обращения.

В посткризисный период активы банков взрывообразно росли, а вот реальный капитал — нет. Не совру, если скажу, что в 2006-2007 годах прибыль доходила до десятков тысяч процентов на реальный капитал банков, это больше, чем наркотики, оружие и проституция. Тогда нам казалось, что это навсегда. Профессионализм банкиров рос и к тому времени уже находился на мировом уровне.

Для взрывообразного роста требовался капитал. Можно было привлекать сторонний, но никто не хотел отдавать долю в таком выгодном — как казалось всем без исключения собственникам — бизнесе. Другой способ — капитализировать прибыль, но этих денег не хватало.

Что делать? Как и раньше — рисовать капитал. Да, это становилось сложнее, да, дороже, да, ЦБ придумывал все новые нормы и требования, но собственники шли на этот риск. Они ставили менеджеров перед выбором: либо ты проворачиваешь схемы, либо тебя увольняют, на твое место берут другого не менее профессионального человека, который соглашается делать эту работу. Перейти в другой бизнес и начать в свои 40-45 лет все с нуля или согласиться на рисование схем, которые рисуют все остальные?

К тому же, по моей оценке, 70% менеджмента воруют. Они не просто берут взятки за выдачу кредитов, но и, например, создают благоприятные условия своим компаниям, которые могут оказывать какие-либо услуги банку по завышенной цене.

В итоге банки оказались профессиональны, высокоприбыльны, но абсолютно недокапитализированы. И тут наступил апокалипсис: рост ВВП замедлился, экономику начало трясти, прибыль банков — упала.

Между тем, профессионализм регулятора также рос. Схемы по рисованию капитала становились еще рискованнее, еще дороже. Операционная стоимость функционирования бизнеса тоже росла: на каждого зарабатывающего сотрудника приходится уже от 10 до 20 человек обслуживающего персонала. На фоне апокалипсиса многие старались увеличить количество операций или их рискованность, но через некоторое время оказалось, что риск не оправдался.

ЦБ понял: худших надо срочно убивать. Так начался процесс подготовки к массовому лишению лицензий, а потом и постепенный отстрел, начиная с самых оголтелых. 2014-2015 годы — это активные посадки собственников, топ-менеджмента и рядовых сотрудников. Хочу отдать должное ЦБ: в целом, отстрел идет правильно. Погибают самые слабые, больные или ходячие мертвецы.

Этот процесс я бы назвал ампутацией отмерших органов. Но иногда — редко — вырезают и живых: конкуренты со связями на волне всеобщей уменьшающейся питательной массы каннибализируют партнеров и забирают их потоки и клиентов. Количество банков уменьшается, что приводит к уменьшению конкуренции. Это поддерживает жизнеспособность оставшихся, но все же количество операций уменьшается, их качество уменьшается, а стоимость — увеличивается.

Достаточно ли этого для оздоровления банковской системы? Думаю, нет. Убивая плохое и мертвое, не делается ничего того, что позволило бы здоровым частям организма или появляющимся зародышам вырасти без раковых клеток старого больного организма.

Елена 

Менеджер среднего звена крупного федерального банка

За прошлый и начало этого года клиентов у нас, конечно, стало поменьше. Не драматически, но поменьше. Банки стали одобрять кредиты гораздо реже. Если раньше нас поощряли — просто хвалили или даже премировали — за количество и объем выданных кредитов, то теперь все изменилось: премия положена тому, кто откроет больше новых счетов, привлечет больше новых клиентов в банк, продаст больше продуктов. Банк в основном переориентировался на транзакционную, безрисковую прибыль. Ему выгодно, чтобы клиенты завели себе побольше разных карточек, занимались бы операциями по своим счетам: покупали по карточке, переводили и так далее.

Также банк стал выпускать больше карточек с разнообразными виртуальными преимуществами: полетные баллы, бонусные программы, вот это все. Это тоже совершенно безрисковая история, которая должна привлечь или даже развлечь клиентов и не нанести никакого ущерба банку.

Еще из новшеств — у банка появилась куча страховых программ. И нам говорят активнее вовлекать в это клиентов: страхование кредитов, страхование карточек, страхование счетов — словом, то, что приносит, пусть и небольшую, но стабильную доходность.

Сотрудников пока не сокращали, зарплату и премии не уменьшали. Вроде бы все по-прежнему, просто кое-какие взаимоотношения с клиентами пересмотрены в сторону уменьшения рисков.

Люди и сами все понимают, особо за кредитами не обращаются. Со стороны, если честно, клиентов немного жаль: все очень суетились в декабре 2014-го и январе 2015-го или в прошлом декабре, что-то себе придумывали, переводили деньги с одного счета на другой, меняли валюту, но я не видела ни одного человека, который бы успел на этом заработать! Никто не успел. То есть, люди устраивали себе всю эту нервотрепку, весь этот ад и ничего не получали.

Михаил Акопьян 

Руководитель филиала федерального банка

Банковская система — это лакмусовая бумажка общего состояния экономики страны. Банкиры быстрее и острее чувствуют наступление глобальных перемен.

Задача любого классического банкира, по крайней мере, так написано в учебниках, — взять деньги подешевле, разместить их без риска и подороже, попутно попробовав заработать на комиссионных операциях. Теория — это, конечно, хорошо, но в стране больше нет источника дешевых денег. Дорогая нефть — временно, надеюсь — закончилась. Чиновников, полиции, армии, пенсионеров, детей, учителей, врачей, творческих и прочих социально чуждых бизнесу личностей становится больше и все они требуют больше денег на пропитание и содержание. Значимо выросли статьи бюджета, связанные с поддержанием должного уровня патриотизма в народных массах.

Малый, средний и крупный бизнес вместо того, чтобы «поделиться» с государством нажитым, ноет об ухудшении инвестиционного климата и оптимизирует налоги и расходы. Особого смысла держать остатки на счетах и в депозитах у предприятий нет. Иностранные инвесторы «вдруг» резко сократили объемы инвестиций. Население, в основной массе, в лучшем случае переводит честно заработанное в доллары и хранит под подушкой, а в худшем — ест «Доширак», купленный на последние деньги, перед двухметровой плазмой, купленной в кредит пару лет назад. Есть еще как минимум два десятка проблем, приводящих к отсутствию дешевых длинных денег, но специалисты о них и так знают, а всем остальным эти подробности малоинтересны.

В общем, коротко ситуацию можно описать любимой фразой Бориса Березовского: «Деньги были, деньги будут, сейчас денег нет».

Но даже если найти деньги, их сейчас просто некому давать. Крупные промышленники просят кредиты по ставке ниже уровня инфляции. Средний бизнес в основном кредитуется от безысходности и на поддержание минимального уровня оборотных средств. Физическим лицам деньги без залога давать просто уже страшно. Уровень просрочки большинства банков давно перевалил за 10-15% от общего портфеля — я имею ввиду уровень настоящей просрочки, а не те цифры, которые банкиры показывают в балансах. Нормальных залогов ни у кого нет, обороты падают, взаимные неплатежи растут и прочее и прочее.

Одна из особенностей этого кризиса — постепенность. Мы плавно сползаем на дно, каждый раз постепенно привыкая к своему новому состоянию. В том числе и к ущербной банковской системе с минимальным количеством интересных, качественных и дешевых банковских продуктов.

Текущая политика ЦБ — это сложный выбор между одними плохими решениями и другими, тоже плохими. Резко сокращать количество банков и повально отзывать лицензии — плохо; поддерживать и контролировать более 700 кредитных учреждений, из которых от силы 200 занимаются реальным банкингом — плохо; включить печатный станок — плохо; не включать печатный станок — плохо; требовать размещения средств крупных предприятий и корпораций только в госбанках — плохо; платить по счетам проблемных банков из кармана налогоплательщиков — плохо; не пресекать незаконные схемы по неуплате налогов юридическими лицами — плохо; заставлять банкиров повально стучать на своих клиентов и в принципе уничтожить понятие «банковская тайна» — тоже плохо. Словом, хороших решений в данной ситуации не существует. И ни одно предсказание не может претендовать на точность.

Владимир Герасименко 

Председатель правления Донкомбанка

В Москве сосредоточено около 80% всех банков страны. Москва, конечно, большой город, но столько банков ей не нужно. Поэтому «чистка рядов», которую проводит ЦБ, обоснованна. Только как сделать так, чтобы эта чистка не превратилась в очередную кампанейщину?

Я знаю одного клиента, который, испугавшись всех этих пертурбаций, ушел в Сбербанк со словами: «Ну, у этих-то точно лицензию не отберут». Спору нет, не отберут, да и Сбербанк совершил колоссальный рывок за эти пять-семь лет. Но это же нечестно по отношению к негосударственным региональным банкам. О том, как им выживать, как сохранять клиентов, в нынешней ситуации никто не заботится.

Мы живем, опираясь на малый и средний бизнес. Они — залог здоровой жизни любого регионального банка. И что мы сейчас наблюдаем? У людей полное отсутствие оборотных средств, задержки по расчетам, отсутствие инвестиций. Отовсюду поступают сообщения о том или другом малом или среднем предприятии, которое сдулось, не сдюжило. 

Вот яркий пример из нашей жизни: у нас есть один клиент, он и производитель, и торгаш. Его санкции подкосили: он заказывал продукцию — рыбу, рыбные консервы — под своей маркой в Италии, Испании, Латвии. И продавал в России и на Украине. У него и логистическая база, и склады, и доставка… А пришли санкции — и все! Теперь все его прежние наработки ничего не значат. И найти замену поставщиков ему не просто сложно, невозможно. Ну откуда он еще сардины и шпроты возьмет? Теперь он подумывает о закрытии бизнеса. А он наш клиент, у банка с ним отношения. Кончится у него бизнес — нам от этого лучше не станет.

Не могу сказать, что частные клиенты стали меньше доверять банкам, нет. Деньги не забирают, хранят, верят, за что им спасибо. Но, начиная с прошлого года, напуганные нестабильностью иностранных валют — они же доллары по 100 покупали, а потом по 80 продавали, — хранят все в основном в рублях. Кто-то, конечно, перевел в валюту свои сбережения, теперь сидит и ждет, что будет.

Господдержка, этот пресловутый триллион рублей, он же до сих пор не распределен. А условия «приобщения» к нему постоянно меняются. Банковское сообщество, если помните, предлагало, чтобы к этим средствам господдержки могли были бы быть привлечены региональные банки. Этого, увы, не случилось. Все опять пошло крупным банкам в Москве.

Как себя ведут крупные банки в регионах, когда малый бизнес просит денег? Заявку рассматривают по два-три месяца: региональный уровень, потом федеральный, потом что-то теряется, потом все сначала… И, когда ответ приходит, деньги уже и не нужны. Может, уже и бизнес сдулся. Мы, на месте, даем ответ через две недели, это если новый клиент, и через неделю, если мы клиента знаем.

И вот на этих ребят, на предпринимателей, сейчас, в кризис, вся надежда. Наша опора — это, повторюсь, их бизнес: рынок услуг, предприятия сельхозпродукции, общепита, розница, товары ежедневного спроса, все то, что нужно людям каждый день и без чего даже в кризис нельзя обойтись — это тот бизнес, который, надеюсь, выстоит. И всех нас вытащит.