Любите читать про дворцы силовиков и многомиллионные состояния чиновников? Дума хочет скрыть данные, благодаря которым журналисты их находят И что, больше таких статей не будет?
Элитный поселок на Рублево-Успенском шоссе. Москва, июль 2016 года
Media_works / Shutterstock.com
15 декабря 2020 года Государственная дума в первом чтении одобрила законопроект «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в части обеспечения конфиденциальности сведений о защищаемых лицах и об осуществлении оперативно-розыскной деятельности». Внесли его 8 декабря депутаты Василий Пискарев, Дмитрий Вяткин и Дмитрий Савельев. Если этот законопроект будет принят, то из многочисленных реестров и баз данных могут пропасть сведения о сотрудниках судейских, правоохранительных и контрольных органов — от ФСБ до Счетной палаты (которая сама составляет рейтинг открытости госорганов). Мы поговорили с авторами громких расследований о том, смогли бы они найти нужные данные, если бы такой закон действовал, и как они будут работать, если этот законопроект примут.
Кого сейчас защищает закон
В законе № 45-ФЗ «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов» перечислены сотрудники следующих ведомств и организаций:
• любые суды
• прокуратура
• СК
• ФСБ
• ФСО
• ФСИН
• ФССП
• СВР
• МВД
• Росгвардия
• Минобороны
• таможня
• ФНС
• Счетная палата
• ФАС
• Росфинмониторинг
• «контрольные органы Президента Российской Федерации»
• «федеральные органы государственного контроля»
• возможно, другие ведомства по решению правительства РФ
Кроме того, под защиту попадают и их «близкие». Закон не уточняет, кто входит в этот круг, но обычно в таких случаях ссылаются на норму из Семейного кодекса. Это все братья и сестры (включая неполнородных, то есть имеющих общих отца или мать), родители, дети, дедушки, бабушки и внуки.
Два самых важных нововведения нового законопроекта — расширение сферы применения закона «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов», касающегося чиновников и их родных. Если раньше речь шла о защите определенных лиц только в ситуациях непосредственной угрозы их «жизни, здоровью или имуществу», то теперь авторы предлагают обеспечить лицу и его семье защиту просто по факту вступления в должность. Это изменение касается именно сокрытия сведений о людях. Таким образом, согласно пояснительной записке, законопроект стремится защитить сотрудников этих ведомств от «несанкционированного опубликования в информационно-телекоммуникационных сетях сведений о фактах, событиях и об обстоятельствах частной жизни сотрудников правоохранительных, контролирующих органов, военнослужащих, что негативно влияет на осуществление ими своих полномочий, препятствует отправлению правосудия, борьбе с преступлениями и другими правонарушениями».
Как это сформулировано в законопроекте
Мера безопасности в виде обеспечения конфиденциальности сведений о защищаемых лицах и об их имуществе также может быть применена в отношении лиц, перечисленных в пунктах 1–12 части первой статьи 2 настоящего Федерального закона, при отсутствии угрозы посягательства на их жизнь, здоровье и имущество одновременно с их вступлением в должность или назначением на должность, а также в отношении их близких.
Вторая важная новация касается данных, которые подлежат сокрытию. Теперь в них входит и «обеспечение конфиденциальности сведений о защищаемых лицах и об их имуществе». То есть теперь получить, например, выписку о владельцах такой-то недвижимости или земельного участка будет невозможно, если они принадлежат сотруднику одного из перечисленных ведомств — или даже его брату или матери.
Как это будет устроено
ФСБ просто потребует от «операторов сведений о личности и имуществе» прекратить выдачу таких данных. Протокол такого взаимодействия определит правительство РФ. А решать, чьи данные стоит скрывать, будут сами руководители госорганов.
Каких реестров касается законопроект
Прямо упоминаются только два — единый государственный реестр юридических лиц (ЕГРЮЛ) и индивидуальных предпринимателей (ЕГРИП). Но вообще он касается любых операторов персональных данных — а это больше 400 тысяч организаций. Среди них есть как и открытые базы данных федеральных ведомств (например, Росреестр), так и частные организации — например, сотовые компании.
Почему это важно?
Открытые базы данных — важный источник информации для антикоррупционных расследований. С их помощью журналистам удавалось найти бизнес-активы сыновей министра внутренних дел и главы Росгвардии, недвижимость генерала МЧС и криминальные связи полковника полиции, руководившего задержанием спецкора «Медузы» Ивана Голунова. Расследования самого Голунова тоже часто основаны на данных из ЕГРЮЛ, Росреестра и других открытых баз данных. Мы попросили авторов некоторых из этих расследований рассказать, как новый законопроект, если он будет принят, отразится на их работе.
Расследования Ивана Голунова в «Медузе»
- Кто владеет московскими кладбищами Как столичный ритуальный рынок заняли ставропольские бизнесмены — и при чем тут ФСБ. Расследование Ивана Голунова
- Пентхаус размером с два «Елисеевских» Как семья вице-мэра Москвы Петра Бирюкова заработала миллиарды и купила на них особняки и квартиры. Расследование Ивана Голунова
- Выселяторы За пять лет «черные кредиторы» отобрали больше 500 квартир у должников в Москве и окрестностях. Иван Голунов рассказывает, как устроен этот бизнес
- «Музыканты молчат и боятся отстаивать студию» Как легендарный Дом звукозаписи, которым теперь владеет Управделами президента, связан с кроссовками Дмитрия Медведева
- Одна абсолютно счастливая деревня Как близкие Вячеслава Володина благоустраивают села, зарабатывают на майонезе и становятся святыми. Расследование Ивана Голунова
Роман Анин («Важные истории»), автор статьи «Золотов партии Путина» («Новая газета»)
«Новая газета»
Думаю, мы смогли бы [сделать расследование о Золотове даже в отсутствие открытых данных], потому что есть еще источники или есть люди, которые к данным имеют доступ. Если закроют эти данные от журналистов, они же не уничтожат их совсем, то есть доступ к этим данным все равно будет у тех же силовиков или сотрудников других государственных органов. А мы как журналисты сможем найти источник внутри этих органов.
Понятно, что это будет сложнее, это будет занимать больше времени, журналисты будут больше рисковать публикацией неверифицированной информации — и в этом будет прямая вина государства.
Источники и сейчас боятся [общаться с журналистами], но ситуацией в стране недовольны не только рядовые граждане, но и многие государственные служащие. По крайней мере, на своей практике я вижу, что количество людей, которые хотят чем-то поделиться с журналистами, не уменьшилось. Тем более современные средства связи позволяют это делать анонимно. Как пример, с [Кириллом] Шамаловым — мы вообще не знаем, кто нам эти документы слил. А тем не менее история получилась.
Михаил Маглов («Scanner Project»), соавтор расследования о криминальных связях полковника полиции Андрея Щирова
Усложняет ли работу журналистам то, что из госреестров могут скрывать данные о силовиках и их близких родственниках? С одной стороны, да. С другой — решает ли это проблемы власти, как они ее видят? Они считают, что журналисты рассказывают о силовиках. Есть разные силовики: есть оперативные сотрудники, которые занимаются хорошим делом. А есть те, кто подбрасывает наркотики; есть руководство Министерства обороны, у которого конфликты интересов через родственные связи. Или проблема с руководством Росгвардии и поставки в Росгвардию, когда вскрываются коррупционные схемы. И депутаты, прикрываясь благим намерением, будут покрывать и скрывать коррупцию.
Глобально это не решит их проблему. Всевозможные базы данных от государства утекли и уже десятилетиями продаются со времен рынка на Горбушке. История с Щировым строилась на материалах, которые утекли десятилетия назад.
История с засекречиванием вообще не новая. Мы видим последние несколько лет, как засекречивались данные в Росреестре, начиная с детей генпрокурора Чайки. Потом мы видели, что по ряду расследований в Росреестре вместо реальных владельцев отображалась надпись «Российская Федерация». Но это не мешало журналистам доказывать, что те или иные депутаты или чиновники имели отношение к дорогой недвижимости. Не только по реестрам все строится, есть много разных источников, публичных в том числе, по которым можно вести расследования.
Не думаю, что это сильно повлияет на работу — но, конечно, ее усложнит. Но катастрофически это отразится только на самом государстве, потому что это шаги назад. Есть большая разница между закрытым и открытым обществом. Десятки стран живут в закрытых обществах, и результаты жизни в этих странах не самые хорошие. Например, Беларусь с точки зрения информации крайне закрытая. Результатом мы видим народное восстание.
Георгий Албуров, отдел расследований Фонда борьбы с коррупцией
Евгений Софийчук / ТАСС / Scanpix / LETA
Одно из самых громких наших расследований — «Чайка» — отталкивалось в том числе от ЕГРЮЛ (выписка из ЕГРЮЛ подтверждала, что жена заместителя прокурора Юрия Чайки Ольга Лопатина имела совместную компанию с женой лидера Кущевской ОПГ Сергея Цапка, — прим. «Медузы»). Но вообще во всех наших расследованиях ЕГРЮЛ в том или ином виде тоже фигурирует. «Он вам не Димон» был достаточно плотно забит [данными из] ЕГРЮЛ, потому что все его дворцы были оформлены на компании.
А что касается выбранного предлога — защита и безопасность, — я бы даже сказал, что наши расследования хоть и показывают, где человек живет, но приносят ему больше безопасности. Любой [потенциальный злоумышленник], который смотрит наш материал, понимает, что дом, конечно, роскошный, но там есть охрана и им владеет крупный чиновник, у которого связи в ФСБ, МВД и везде, где надо.
А вот к громким отставкам такая информация приводит. Например, был знаменитый начальник Центра «Э», который был уволен после того, как его бывшая жена пришла к начальству и принесла документы на его квартиру в Болгарии. Медведев [отставка с поста главы правительства] — это во многом наша заслуга, потому что [расследование и фильм] «Он вам не Димон» сожрал ему около 10% рейтинга мгновенно. Владимир Пехтин ушел из Госдумы после обнаружения нескольких квартир в Майами.
В последнее время через день выходят громкие расследования, и это явно хотят ограничить. Тут же вносится законопроект о том, что клевета теперь деяние за которое можно сесть на несколько лет. И неудаление информации в интернете — это тоже [административная] статья. А что касается удаления людей из ЕГРЮЛ — это вопрос политической воли. Если они захотят, они сделают это оперативно. Думаю, в 2021 году они начнут его [этот закон] применять. Сложно предсказать, как это будет работать; с такими широкими критериями удалять они смогут, скорее всего, информацию о ком угодно.
Конечно, если сейчас закроют данные, нам будет сложнее: по старым компаниям данные останутся, но если будут регистрировать что-то новое, это просто будет не попадать на наши радары, это можно будет упустить. Альтернативные методы останутся — у нас настолько коррумпированное государство, что все продается и покупается за достаточно небольшие деньги, это никуда не денется.
Андрей Захаров («Проект»), автор материала «Сестра Мишустина владеет недвижимостью на 1 млрд рублей. В Росреестре это скрыто» («Русская служба Би-би-си»)
Важно понимать, доступ к каким именно базам закроют. Закроют, скорее всего, Росреестр и ЕГРЮЛ, будет скрыта информация о бизнесе членов семей силовиков.
При этом, например, в Росреестре давно уже изымают информацию о недвижимости высокопоставленных чиновников, в том числе членов их семей. Причем почему-то раньше их обозначали как «Российская Федерация», а сейчас зачастую просто нет искомой квартиры. То есть мы уже сталкивались с тем, что берешь дом и ты знаешь, что в этом Доме на набережной была квартира у патриарха. Смотришь: соседние квартиры есть, а его квартиры просто как будто в доме нет.
Почему важно, из какой базы убирают? Допустим, если из базы ФНС это убирается, то у многих [журналистов] есть источники в налоговой службе. Например, в случае моего расследования о сестре Мишустина Стениной, получалось, что ее недвижимость в Хамовниках в Росреестре была обозначена как принадлежащая «Российской Федерации», но источник в ФНС дал нам информацию о том, где она [недвижимость] на ней висела.
Год назад мы в Би-би-си занимались одним высокопоставленным силовиком и обнаружили, попросив нашего источника посмотреть, что его родственники были скрыты уже тогда. История была такая: мы сначала попросили посмотреть человека по ФИО, и выяснилось, что такого человека нет. А на человеке уже есть бизнес. То есть мы даже видим в ЕГРЮЛ его ИНН — не может быть, чтоб его не было в налоговой. Я полагаю, что это результат работы системы «Налог-3». Речь была о высокопоставленном силовике, но не о главе силовой службы. То есть на самом деле это сокрытие уже идет.
Все может стать скрыто в базах еще больше, чем сейчас. Например, ты узнаешь, что у начальника полиции Хамовников куча квартир, а проверить никак это не сможешь. И вторая проблема: если в этом есть общественный интерес, то можешь ли об этом написать или это будет приравнено к гостайне и ты нарушил ли закон?
Но мне кажется, что это в первую очередь направлено не против антикоррупционных расследований, а скорее против историй с деанонимизацией силовиков после акций в Москве и деаноном, который проводила «Нехта» в Белорусии.
Роман Шлейнов, региональный редактор OCCRP
«Новая Газета»
Это, конечно, удивительные поправки. Государство само создавало эти источники информации, пропагандируя прозрачность и открытость. Новый законопроект, если он будет принят, означает сворачивание всей открытости и прозрачности, несмотря на заявления президента и прочих чиновников о важности гражданского общества.
Кроме журналистов есть и другие, кому нужна эта информация. Как риелторы будут работать без выписок? У нас значительное количество недвижимости принадлежит подобным людям. Получается, что выписку смогут получить только они сами?
Журналистам работать будет сложнее, но я думаю, что найдутся люди, которые начнут со страшной силой выносить эти базы. Государство, создавая открытые реестры, хотело исключить нелегальные возможности для получения этих сведений и свернуть огромный черный рынок этих данных, но с закрытием [данных], видимо, опять возродится черный рынок.
Журналисты и дальше будут искать и получать эти данные. Есть закон о СМИ, в который тогда тоже надо вносить изменения, потому что интерес журналистов к должностным лицам, их имуществу, их жизни обусловлен не простым любопытством, а общественным интересом. Так что следующим шагом, по идее, должна быть правка закона о СМИ, вычеркивание из него всего, что было принято в демократические времена, когда было такое понятие, как общественный интерес.
Илья Шуманов, «Трансперенси Интернешнл — Россия»
[В законопроекте] нигде не проговаривается про реестры, там речь об операторах информационных систем, а таких систем у нас в стране десятки, если не сотни. В одной из частей законопроекта идет речь о данных публичных лиц и членов их семей определенной категории — не всех чиновников, а судей, прокуроров, правоохранителей, которые имеют государственную защиту. И информация по этим лицам будет скрыта из государственных информационных систем, что снизит информированность общества, и в частности нашей организации, относительно возможных злоупотреблений. Эти люди могут быть исключены из всех наших мониторингов, которые мы проводим, а их большое количество.
Мы специализируемся на ситуациях, связанных с конфликтом интересов. Но, разумеется, если чиновники такой расширенной категории будут исключены из всех информационных систем, то и система общественного контроля за этими лицами перестанет существовать де-факто.
Но и с таким законом мы могли бы сделать уже существующие расследования. Например, когда мы находили квартиру Рогозина, данные о нем уже были выпилены из Росреестра. Поэтому мы делали [расследование] по косвенным признакам. Но количество ресурсов нашей организации увеличится на проведение таких расследований, точность сократится. Когда эти данные исчезнут, самые высокие коррупциогенные должности останутся без должного внимания со стороны общества и медиа.
Мария Жолобова, «Проект», соавтор материала об имуществе губернатора Тульской области Алексея Дюмина («Дождь»)
Это ужасный, глупый, вредный законопроект, который очень сильно усложнит работу всех журналистов-расследователей. Очень большое количество расследований строится на тех же данных в реестре юрлиц, на данных Росреестра. И много расследований станет невозможно провести, если этот законопроект будет принят. Не всегда срабатывают дополнительные ресурсы. Например, сегодня у нас вышел текст про миллионера Года Нисанова и его дружбу с важными чиновниками. И там мы упоминаем квартиру дочери главы службы разведки Сергея Нарышкина. Эту квартиру она не могла бы себе позволить за 100 миллионов рублей. Или у нас было расследование про тайную дачу Путина на Рублевке. Про нее бы тоже никто не узнал, если бы ее засекретили в Росреестре. Тогда там не было, конечно, написано «Владимир Путин», там были офшоры, связанные с его друзьями. Но если бы не эта выписка, мы бы не стали копать дальше.
Денис Коротков, «Новая газета»
На самом деле тут особой новеллы нет, данные об определенных лицах или, например, их автомобилях скрывались всегда. Новость только в том, что теперь это закрепляется законодательно. Другое дело, что это делалось не в отношении оперативников, раскручивающих бандитские структуры, а для каких-то начальников. Последний раз, когда я с таким сталкивался, это был районный начальник ГИБДД.
Я думаю, что о безопасности тут речи не идет, потому что злодеи и так найдут возможность приобрести такую информацию за деньги. Мне кажется, что эта услуга — очередная погремушка для начальников. Они любят спецномера и мигалки на свои автомобили, они любят кандидатские или докторские диссертации на своих визитных карточках, а это будет очередной признак статуса.
Усложнится ли работа журналиста? Конечно, но мы все равно найдем, каким образом решать свои задачи. Мне кажется, что данные о каком-нибудь ефрейторе Росгвардии или сержанте полиции из патрульно-постовой службы как были доступны, так и останутся, потому что они никому не интересны. Ну а особнячок министра или начальника главка мы найдем и несмотря на эти препоны.
Мне кажется, гораздо смешнее другая часть этого законопроекта, где гражданам и представителям юридических лиц запрещают раскрывать содержание запросов, с которыми к ним обращаются различные субъекты оперативно-разыскной деятельности (статья 2 нового законопроекта, — прим. «Медузы»). Вроде бы страшненькая норма — но она совершенно теряет смысл, если прочитать следующий пункт, где написано, что эти сведения раскрывать можно, если они упомянуты в жалобе. То есть, получая некий запрос от органа, ведущего ОРД [оперативно-разыскную деятельность], я не могу о нем рассказать ни прессе, ни кому-то еще, но если я тут же пишу на любой адрес формальную жалобу с изложением этого запроса, я такое право получаю.
Иван Бегтин, директор некоммерческой организации «Информационная культура», специалист по работе с открытыми данными
Петр Ковалев / ТАСС
Этот законопроект почти на 100% ориентирован на журналистов и общественных расследователей. Он явно противоречит закону о СМИ: если какой-то журналист напишет о сведениях, которые будут сочтены конфиденциальными, на судебном разбирательстве он будет говорить, что руководствовался общественной значимостью, которая прописана в законе о СМИ, а другая сторона будет апеллировать к этому законопроекту (если его примут). Это нарушение общественного интереса. Граждане не смогут узнавать о коррупции.
В течение последних двадцати лет у нас выстраивалась система антикоррупционной проверки, в том числе общественной. Первое, на что этот законопроект повлияет, — это система проверки контрагентов и комплаенса. Здесь есть крупные игроки, они довольно продвинутые и собирают информацию из всех доступных источников. Благодаря этому возможны инвестиции в Россию (все иностранные контрагенты всегда все проверяют), возможно предупреждение мошенничества и так далее. А тут получается, что большой пласт людей просто вырезает себя.
Число родственников у тех лиц, о которых идет речь в законопроекте, в стране исчисляется миллионами человек. Одних сотрудников МВД в стране почти миллион, а всех силовиков — миллионов 5–6. А их родственники — это полстраны. Ситуация напоминает действия правительства в 2017 году, когда оно сразу разрешило госкомпаниям не раскрывать информацию о поставщиках и подрядчиках, получающих контракты, а также закрыло все закупки для Минобороны, ФСБ и СВР (Служба внешней разведки). Нынешний законопроект — продолжение этой политики.
Кроме того, законопроект усложнит жизнь самим родственникам силовиков и чиновников. Им будет труднее получать кредиты, другие банковские и страховые продукты, потому что их просто не смогут проверить по ЕГРЮЛ. Они так фактически лишатся возможности вести предпринимательскую деятельность. Одновременно российское правительство обозначило, что оно встает на путь кооперации с ОЭСР. Получается, что чиновники действуют сразу в двух противоположных направлениях. С одной стороны, они принимают закон, который сокроет часть информации, и это противоречит принципам ОЭСР. А с другой стороны, правительство очень туда рвется.
Антикоррупционные расследования «Медузы»
- Это можно признать дырой Как сотрудники ФСБ и Агентства по страхованию вкладов обогащались на проблемных банках. Расследование «Медузы», «Проекта» и VTimes
- Познакомьтесь с хакером Flint24 Как друг борца с киберпреступностью — депутата Деньгина — оказался одним из крупнейших продавцов краденых банковских карт. Расследование «Медузы»
- Подрыв авторитета органов госбезопасности Как офицеры московского ФСБ наняли ветеранов Донбасса, чтобы ловить контрабандистов айфонов — и чем это закончилось. Расследование «Медузы»
- Кошелек российской элиты Как устроена офшорная империя «Тройки Диалог». Расследование OCCRP
Что это такое?
Как выяснили в июле 2019 журналисты «Русской службы Би-би-си», программа «Налог-3» позволяет в ручном режиме убирать из информационной системы ФНС данные лиц, находящихся под госохраной или госзащитой. Ее разработала московская IT-компания «Сайтэк» по заказу АО «Главный научный инновационным внедренческий центр», которое подчиняется Федеральной налоговой службе. Данные о непубличных проектах «Сайтэка», созданных по заказу в том числе российских спецслужб, попали сначала к хакерам, а от них — к журналистам.
Чем они еще известны?
Депутат Василий Пискарев среди прочего жаловался на «Медузу» за «деятельность по легализации наркопотребления» и якобы распространение фейков о коронавирусе в связи с нашими материалами. Дмитрий Вяткин — его соратник по «Единой России» и соавтор закона, по которому даже бывшим сотрудникам ФСБ запрещается общаться с журналистами без санкции руководства. Кроме того, он соавтор закона о фейковых новостях.
Чего?
От англ. compliance — сооветствие неким нормам или требованиям.
ОЭСР
Организация экономического сотрудничества и развития.