80 лет Алексею Герману. Как режиссер изменил кинематограф, сняв всего пять фильмов Объясняет Антон Долин

20 июля исполняется 80 лет со дня рождения Алексея Германа-старшего, одного из самых самобытных режиссеров отечественного кино. За свою жизнь он снял всего пять фильмов (дебютный «Седьмой спутник» был сделан в соавторстве с Григорием Ароновым, Герман не считал эту картину своей): «Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны», «Мой друг Иван Лапшин» — еще в СССР, причем две из трех картин из-за советской цензуры вышли на экраны не сразу; «Хрусталев, машину!» и «Трудно быть богом» — после СССР. Последний вышел уже после смерти режиссера в 2013 году. С 19 по 23 июля в Петербурге (а в сентябре — в Москве и регионах) все эти ленты вновь покажут на большом экране. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, какие открытия сделал Герман в своих картинах и чем уникален его киноязык.

1. Он не боялся запретных тем

Проблемы с цензурой у Германа начались с дебютного фильма «Проверка на дорогах». Он был основан на повести отца режиссера, популярного советского писателя Юрия Германа, «Операция «С Новым годом!» и первоначально носил именно такое название. Увидев картину, чиновники пришли в ярость — фильм обвинили во «власовщине» (его главный герой не служил в войсках генерала Власова, но побывал в плену у немцев, после чего пришел в партизанский отряд) и том, что война в нем «идет в своих окопах». В самом деле, на экране почти не появлялись немцы. Фильм вышел в прокат только 16 лет спустя.

В еще одном не сразу вышедшем из-за цензуры фильме «Мой друг Иван Лапшин» косвенно затрагивается тема сталинского СССР и зазора между мечтами советских людей о светлом будущем и жестокой грязной реальностью. В «Хрусталев, машину!» с невиданной откровенностью показываются репрессии, «дело врачей» и смерть Сталина — эти темы уже не запрещались отмененной к тому времени цензурой, но оставались негласно табуированными.

2. Для него был важен реализм в деталях

Уже в «Проверке на дорогах» Герман твердо вознамерился одеть партизан так, как они одевались в реальности, — и столкнулся с непреодолимой проблемой: не существовало незасекреченной хроники, в которой можно было посмотреть на их обмундирование (режиссер нашел ее в трофейных кадрах, снятых немцами). Съемки каждой картины Германа сопровождались составлением щитов с историческими фотографиями соответствующей эпохи, с которыми режиссер «сверялся» в своем ощущении подлинности кадра. В фантастическом «Трудно быть богом», например, на щиты помещались фрагменты из живописи средневековых фламандских мастеров.

Парадоксальный результат — многие смотрят фильмы Германа как документальные или хроникальные (свою роль играет и то, что почти все они черно-белые), сличая по ним реальность, хотя в них хватает выдуманных деталей. Режиссер, смеясь, рассказывал, как в каком-то исследовании писали о белых трамваях в довоенной Астрахани — а ведь покрасить трамваи в белый цвет для съемок «Моего друга Ивана Лапшина» придумал он.

3. В его фильмах звезды меняли амплуа

Герман обожал брать на центральные роли популярных артистов — причем преимущественно «легкого жанра» — и полностью менять их амплуа. Впервые он сделал это с Роланом Быковым, советским Бармалеем и скоморохом, который в «Проверке на дорогах» стал главой партизанского отряда Локотковым. Потом повторил с Юрием Никулиным и Людмилой Гурченко в «Двадцати днях без войны», Андреем Мироновым в «Моем друге Иване Лапшине» и, наконец, Леонидом Ярмольником в «Трудно быть богом». Каждый из них сыграл свою, возможно, лучшую роль именно у Германа.

4. Он любил непрофессиональных актеров

В «Проверке на дорогах» и «Двадцати днях без войны» это Геннадий Дюдяев, актер-самоучка, по которому Герман проверял естественность существования его партнеров-профессионалов, в «Моем друге Иване Лапшине» — Юрий Помогаев, отсидевший за убийство уголовник-рецидивист.

В «Хрусталев, машину!» и «Трудно быть богом» таких артистов — уже десятки, если не сотни. В том числе, театральный режиссер Генриетта Яновская и поэт Дмитрий Пригов. Герману были необходимы не столько «типажи», сколько художественные образы, которые он обнаруживал в лицах людей, проходивших через кастинг, а иногда буквально найденных на улице.

5. Он ставил второй план на первое место

Нередко безымянные персонажи-эпизодники, занимающие внимание зрителя на три, пять или семь минут экранного времени, оказываются для автора важнее главных героев. Таковы Алексей Петренко с его знаменитым монологом о жене и Лия Ахеджакова, «женщина с часами», в «Двадцати днях без войны», таков Александр Баширов в «Хрусталев, машину!»

Кроме того, многих выдающихся актеров «второго плана» Герман вывел на первый, сделав центральными персонажами своих фильмов и таким образом прославив. В первую очередь, это Андрей Болтнев в «Моем друге Иване Лапшине» и Юрий Цурило в двух последних картинах режиссера.

6. Он не стеснялся взгляда в камеру

Ноу-хау Германа — использование запрещенного в игровом кинематографе приема: прямого взгляда актера в камеру. Герои Германа смотрят с экрана на зрителя почти в каждом его фильме, начиная с актера-непрофессионала Дюдяева в «Проверке на дорогах» и заканчивая бесконечной вереницей нищих, солдат, детей, прачек, ученых и других обитателей города Арканара в «Трудно быть богом». Встречаясь глазами со зрителем, персонаж будто предлагает тому встать на его место и ощутить себя частью выдуманного пространства. 

7. Он ценил изображение, а не текст

Зрители «Хрусталев, машину!» и «Трудно быть богом» часто жалуются на невнятность диалогов — иногда реплики будто не закончены, порой их попросту не слышно. Это художественный принцип позднего Германа, часто переживаемый публикой как травма: речь персонажей периодически превращается в неразборчивый «гур-гур», насильно отучая смотрящего от привычки к кино как экранизированному тексту и концентрируя внимание на изображении.

При этом сценарии Германа, написанные в соавторстве с его женой, выдающимся драматургом Светланой Кармалитой, — потрясающего качества литература, в которой нет и следа невнятности. К тому же у каждого из них (кроме «Хрусталев, машину!») есть литературный первоисточник.

Между прочим, с Германом всегда работали выдающиеся операторы. Лучшие из них — Валерий Федосов и Владимир Ильин — остались в истории прежде всего благодаря его фильмам. 

8. Он умел снимать «сквозь замочную скважину»

Герман говорил, что его главная задача — подсмотреть за уже существующим миром, за течением жизни в замочную скважину и передать это на экране. В самом деле, вуайеристское чувство присутствия в постороннем быту, иногда — в коммунальной квартире (сквозной образ, проходящий через все германовские картины, включая «Седьмой спутник»), не покидает зрителя его картин. Это ощущение достигает предела в «Трудно быть богом», где на экране показана придуманная с нуля, выстроенная Германом другая планета, на которой царит вечное Средневековье.

9. У него был свой этический кодекс

В конечном счете, все фильмы Германа, даже если на первый взгляд они кажутся формальными экспериментами, — наблюдения над природой добра и зла и размышления о выборе между ними. В самой отчетливой форме это выражено в ранних картинах: в «Седьмом спутнике» профессор-юрист осознанно принимает сторону Красной армии, в «Проверке на дорогах» бывший военнопленный хочет кровью искупить свой проступок. Но и в «Двадцати днях без войны» и «Моем друге Иване Лапшине» герои осознанно жертвуют своей любовью во имя чужого счастья — и исполнения долга.

«Хрусталев, машину!» — фильм о конце тирании и отказе от себя во имя будущего (чудом спасенный после смерти Сталина репрессированный генерал покидает дом и семью, становясь истопником паровоза). «Трудно быть богом» — о невозможности ответа насилием на насилие, о чем косвенно свидетельствовало и первое название картины: «Хроника арканарской резни».