истории

«Будущее за шансоном, потому что мы все задолбались» Как на фоне войны меняется российский рэп: теперь главные звезды читают о боге и тюрьме, а слушатели снова делятся на «гопников» и «нефоров» (да, как в 1990-х)

Источник: Meduza

Одно из последствий войны — изменение культурного ландшафта в России. Оказавшись в изоляции, страна вынуждена перекраивать уже давно сложившиеся паттерны — теперь без оглядки на Запад и за вычетом всех артистов, несогласных с предлагаемой государством идеологией. «Медуза» уже писала о том, как последние полтора года изменили российскую поп-сцену, которую покинули почти все украинские артисты. Не менее показательные события происходят в рэпе. Музыкальный критик Денис Бояринов рассказывает, как на замену дерзким Моргенштерну и Фейсу пришли консерваторы Макан и Гио Пика, и почему сегодня хип-хоп сблизился с шансоном — жанром, который еще два года назад считался умирающим.

Предупреждение. В этом тексте есть мат. Если для вас это неприемлемо, не читайте его.

«Сейчас очень важное для страны время, и не хотелось бы драться с соотечественником, — говорит бритоголовый парень на ринге. — Поэтому, если лига может привезти иностранного соперника, то сто процентов — я готов». Потом он выдерживает паузу и добавляет под аплодисменты: «На небе Бог, а на земле Россия».

Этого человека зовут Андрей Косолапов, но большинству он известен под псевдонимом Macan. На самом деле он не боец, а певец: на боксерском турнире, прошедшем в августе 2023-го, он выступил в качестве приглашенной звезды. Косолапову — 21. Три года назад о нем мало кто слышал, однако сейчас «Яндекс.Музыка» и «ВКонтакте» называют его самым популярным молодым российским артистом сезона (летом его треки по прослушиваниям обгоняли даже главную российскую поп-звезду момента Анну Asti).

Макан собирает крупнейшие площадки страны — в мае 2023-го у него был аншлаг на хоккейной, или «универсальной», арене московского стадиона «ВТБ Арена» (ее вместимость — 12273 человека). Спустя два месяца, когда он выступал в екатеринбургском TeleClub, на подъезде к площадке образовалась автомобильная пробка на несколько часов. 

Проблемы с дорожным трафиком во время концертов Макана вполне закономерны. Артист сочиняет и исполняет лирический рэп, где мысли и чувства молодого парня из спального района крутятся вокруг личного автомобиля и находят выражение в дорожно-транспортных метафорах. «У нас нет пути назад. У нас перегреты тормоза», — читает он в своем главном хите «Asphalt 8», названном в честь гоночной видеоигры. Почти в каждой песне Косолапова действуют «он», «она» и дорогая машина иностранной марки. Свой псевдоним артист позаимствовал у модели автомобиля Porsche, а его дебютный альбом называется «1000 км до мечты». 

Автомобиль для Макана — весь мир (сам он недавно купил черную BMW M5 Competition 2020 года). Лирический герой, подчеркивающий свое «дворовое» происхождение («Мама — улица, папа — спальный»), неотделим от машины. Его рэп как будто пишется за рулем и должен слушаться так же — в автомобиле, причем на максимальной громкости, — под эту музыку, вероятно, следует «втопить» газ в пол на трассе или, с визгом тормознув на светофоре, опустить боковое стекло, чтобы квартал содрогнулся от строчки: «Я ненавижу платку от Москвы до Питера. И дороги, начиная с кольца третьего».

В числе поклонников «пацанячих историй» Макана не только молодые мужчины, то есть миллионная аудитория роликов о дорогих автомобилях (или их уничтожении). Среди слушателей немало женщин, которые находят в песнях Косолапова глубину мыслей и чувств. «Андрей — это мужчина с добрым сердцем, человек, который верит в Бога всей душой. Господи, дай здоровья Андрею и его родителям, какие прекрасные люди воспитали такую личность!» — пишет в ютьюбе юзер dashka355 о недавнем выступлении Макана на стадионе «ВТБ Арена». Это довольно типичный комментарий. Тот концерт Косолапов закончил песней «Помни», где он так очертил свои заповеди: «Ты обязан помнить три главные вещи: кто ты, кто рядом с тобою и что ты делаешь. Помни, что в твоей душе всегда горят свечи. Пока ты живешь, сражаешься, веруешь». 

Фетишизируя люксовые иномарки, Макан одновременно взывает к этике, согласно которой сила не в деньгах («Не меняю душу на пачки лавэ»), а в горизонтальных социальных связях, вере и правде. Вполне осознанно он создает современную итерацию образа Данилы Багрова (который, правда, катался не на спортивном джипе, а на трамвае и в кабине дальнобойщика). Его поклонников и поклонниц привлекает то, что Косолапов транслирует со сцены «нормальные» ценности консервативного большинства.

Мужское братство, вера и патриотизм предельно важны для Макана, что радикально отличает его от артистов, которые в последние годы вырвались из рэп-культуры на вершины поп-чартов: Моргенштерна, Элджея, Pharaoh или Face. Для них, проводников энергии молодежного нигилизма, не существовало ничего святого, в то время как Макан постоянно говорит о душе и Боге.

Впрочем, чтобы понять, что Андрей Косолапов встает в оппозицию к артистам-«иноагентам», можно даже не сравнивать их песни — достаточно взглянуть на фотографии. В то время как одни носят вызывающие прически и делают татуировки на лице, у Макана — внешность простого парня и классическая стрижка под три миллиметра, на многих снимках спрятанная под бейсболкой и капюшоном: он словно намеренно стремится не выделяться из толпы своих поклонников.

Критики относят Макана к представителям «пацанского рэпа». Когда-то весь русскоязычный рэп казался неискушенному слушателю «пацанским» — и в своих популярных, и в андеграундных проявлениях: от Децла и Сереги до «Касты» и Басты. С тех пор многое изменилось: хип-хоп колоссально расширил аудиторию, прибавив в сложности и разнообразии, и стал обращаться к самым разным социальным стратам. Говоря сейчас о «пацанском рэпе», критики имеют в виду самые консервативные воплощения жанра — артистов, которые исповедуют гегемонную маскулинность и подчеркнутое уважение к скрепам патриархального общества. 

«Пацанский рэп апеллирует к душе, принципам, жизненным устоям „правильного пацана“, а не к идеологии „секс, деньги, наркотики“, — объясняет в комментарии „Медузе“ музыкальный критик. — Если молодежные герои вроде OG Buda или Obladaet рассказывают слушателю о красивой жизни без моральных рамок, то „пацанские“ рэперы скорее учат и философствуют со своей пацанской колокольни. Локомотив жанра сегодня, конечно, Макан, собирающий стадионы. Его популярность — следствие запроса в обществе на такую музыку».

Другой критик, специализирующийся на хип-хопе, считает, что Макан и вовсе далек от жанра.

«Это же молодой Баста для двадцатилетних, — поясняет собеседник, сравнивая Косолапова с артистом-тяжеловесом Василием Вакуленко, который одним из первых сблизил рэп и поп-музыку. — И по набору творческих приемов, и по человеческому типажу, и по комплексу жизненных установок. В нем ничто не выдает знакомства с американскими трендами, которые, естественно, перенимает молодая российская рэп-сцена. Я внутренне даже отказываюсь называть его рэпером — в моем представлении рэпер всегда погружен в культуру. Он ее продукт, он подпитывается ею. А если бы Макан родился на 25 лет раньше, он, видимо, пел бы шансон». 

Назад к шансону 

Если судить по сводному топу всех стриминговых сервисов, то в 2023 году слушатели из России выше всего ценят песни о любви (сбывшейся или нет), часто в исполнении молодых и простых брутальных мужчин. На верхних позициях хит-парадов обосновались грубоватые лирики с окраин: помимо Макана, это уральское трио Леша Свик, Niletto и Олег Майами, а также «плохие романтики» Jakone, AVG, Кравц и Гио Пика. Их хиты хоть и тюнингованы танцевальным битом в диапазоне от хауса до реггетона, но на воображаемой стилевой шкале они оказываются гораздо ближе к русскому шансону: строятся на простых мотивах в минорном ладу и незатейливой гармонии. В некоторых попадается даже «берущий за душу» гитарный перебор. 

Самое яркое, что случилось с российской поп-музыкой в 2023-м, — именно триумфальное возвращение шансонной эстетики в хит-парады. Во второй половине 2010-х жанр подрастерял популярность: если в начале десятилетия шансон, согласно некоторым исследованиям, слушал каждый пятый житель России, то к 2021-му люди до 35 лет даже не упоминали в опросах этот стиль. Суперзвезд этого направления, Стаса Михайлова и Григория Лепса, еще десять лет назад соперничавших за верхние строчки рейтинга самых успешных деятелей шоу-бизнеса по версии Forbes, оттеснили новые поп-герои — аж за пределы третьего десятка. Конечно, преданная аудитория все это время продолжала любить шансон: многие исполнители оставались на виду и на слуху благодаря радио и телевидению. Но интернет создавал новых героев — с совсем другой музыкой.

«Основная проблема шансона — сейчас нет новых громких и ярких имен, которые ворвались бы в условный „Золотой граммофон“, — рассказывает в комментарии „Медузе“ исследователь жанра и создатель телеграм-канала „Чифирнуть бы ништяк“ Наталия Хомякова. — По-прежнему звучат те артисты, которые стали популярными десять-пятнадцать лет назад: Стас Михайлов, Денис Майданов, Елена Ваенга, Михаил Бублик, Любовь Успенская. До 2022 года была большая надежда на группу „Коррупция“, но после 24 февраля она рухнула». 

Новый импульс интереса к шансону придали исполнители, пришедшие из других жанров, в первую очередь из рэпа. «Направление, получившее развитие в последние годы, — это шансон-рэп: „Антиреспект“, StaFFорд63, TRUEтень, Гио Пика и другие артисты, — продолжает Наталия Хомякова. — Они берут те же темы, что артисты шансона 1990-х и нулевых, но оборачивают это в „пацанские“ современные аранжировки, с новой ритмикой. Они не в формате радио или телевизора. На стримингах у них цифры прекрасные, концерты собирают, но „Шансон года“, например, Гио Пика вряд ли когда-нибудь получит». 

Карьера Гио Пика — наглядный пример того, что тема тюрьмы в российской культуре неисчерпаема и вечна. Он родился в Грузии (его настоящая фамилия — Джиоев), вырос в Москве, а рэп начал делать в Сыктывкаре уже в зрелом возрасте. В 2016-м выпустил серию релизов, где, вдохновляясь сюжетами эпохи сталинских репрессий и лагерной романтикой, рассказывал истории о воровском законе, знаменитых тюрьмах, допросах и лесоповале. Известность пришла к нему после появления песни «Фонтанчик с дельфином» о зоне для пожизненно осужденных — ее вирусному распространению помог танцевальный ремикс от лауреата Grammy, казахского продюсера Imanbek. 

Гио Пика был далеко не первым, кому пришло в голову делать песни на стыке криминального шансона и рэпа. До него аналогичными вещами занимались и другие артисты — например, Нурминский, Брутто и его группа «Каспийский груз», Ноггано (альтер эго Басты) или «Крестная семья». Еще пять лет назад казалось, что это рискованный стилистический эксперимент, сейчас же после взлета посвященных рэп-блатняку каналов Black Tbilisi и Mama Iʼm А Сriminal, набравших за пару лет миллионы подписчиков в ютьюбе, стало понятно, что такой симбиоз жанров — потенциальная золотая жила. 

В 2023-м к жанру стали обращаться и рэперы, от которых этого не ожидали. Моргенштерн, покинувший Россию, но не растерявший желчной иронии и чутья на тренды, выпустил клип «Черный русский», где он фантазирует о возвращении на родину в новом амплуа — исполнителя шансона под псевдонимом Тагирыч (этот ролик был хитом в российском ютьюбе). Пока опальная рэп-звезда высмеивала проснувшийся на родине интерес к блатным темам и дворовым аккордам, его идеологический оппонент, продюсер «Грибов» и Z-патриот Донбасса Юрий Бардаш всерьез проанонсировал перезагрузку жанра, запустив проект по поиску новых талантов вместе с радио «Шансон». Вслед за ними любитель художественных жестов Хаски предостерег других российских рэперов от попыток «постичь язык шансона», поскольку этим займется он сам. 

Русский шансон проникает не только в рэп. Любимец госпропаганды, поп-патриот Shaman тоже охотно заимствует находки ветеранов жанра: по примеру Стаса Михайлова он носит массивный крест на груди и использует задушевную интонацию в общении с поклонницами, у Григория Лепса он перенял резкие вокальные кульбиты в припевах, у Олега Газманова — некоторые мелодические ходы. Тематически песни Shaman ближе всего именно к шансону: неслучайно Ярослав Дронов стал одним из самых молодых артистов на главной профильной премии «Шансон года — 2023».

Свою вылазку на эту территорию предпринял и бессменный король российской эстрады Филипп Киркоров, который выпустил «Жару Дубая» — дуэт с авторитетом жанра Михаилом Шуфутинским.

Можно предположить, что нынешний бум шансона — следствие войны, а вернее связанной с ней культурной изоляции. Отстранившись от западных влияний и махнув рукой на глобальный мир, российская поп-музыка развернулась к корням, которые уходят в дворовую и блатную песню. Публику привлекают в шансоне его простота, понятность и свойскость: незамысловатые мелодии, «житейская мудрость» и цельные образы артистов. Судя по популярным песням, слушатель нуждается в «наших мальчиках», «реальных пацанах», которые говорят просто (пусть и косноязычно) и отвечают за слова — и в хит-парадах, и в сериалах, и в тылу, и на фронте.

Актуализация шансона парадоксально связана и с тем, что такая музыка возвращает слушателей в зону комфорта — несмотря на брутальный имидж артистов. Эти песни часто связаны в воспоминаниях с атмосферой тепла, душевности и сентиментальности, провоцирующих на братание под рюмку водки. «Будущее за шансоном, потому что мы все задолбались, — делает вывод Наталия Хомякова. — Нас всех (я про людей в целом) все время учат и лечат, а хочется простого: послушать музла, посидеть на кухне, покурить в форточку и поговорить о бытовых делах, а не о том, что бесконечно льется в новостях со всех сторон. И это как раз про шансон». 

«Че за нефор?»

Вместе с «правильными пацанами» в российской поп-культуре проявились и «неправильные», чей стиль и установки отличаются от одобренных социумом. Их теперь — или снова — называют «нефорами». Появились и пацаны, которые взяли на себя роль модераторов правильного стиля и кодекса поведения, — «нефоры», которых они преследуют, по старинке называют их «гопниками». Эти понятия, ведущие историю из субкультурных войн 1980-х и 1990-х, вновь зазвучали в сленге и в песнях молодых артистов, вернули себе культурную значимость. 

Кто такие «нефоры» лучше всего объясняют бойцы ММА в ролике, недавно разошедшемся на мемы. В сентябре 2023-го, гуляя по району Патриарших прудов, авторы видео столкнулись с тикток-звездой Даней Милохиным и назвали его «нефором» — за то, что у него розовый свитшот и сережка в ухе, — пояснив позже, что «нефор — это тот, кто отличается от общества». Милохину это показалось обидным. Вскоре ему пришло предложение от Екатерины Мизулиной из «Лиги безопасного интернета» пойти в армию — и артист поспешил уехать в Дубай. 

Еще пару лет назад в центре Москвы просьба «пояснить за шмот» кому-то казалась бы удивительной. Но в 2023-м, когда российскому социуму навязывают милитаризм и борьбу с «иноагентами», молодежные субкультуры, не так давно мирно сосуществовавшие, стали разделяться на враждующие фракции.

В начале 2023-го по медиа прошла волна публикаций о стычках в Москве, Санкт-Петербурге и Новосибирске представителей новых молодежных движений — «реданов» и «офников». Первые — длинноволосые поклонники аниме в черных одеждах с рисунками пауков, то есть те же «нефоры». Вторые — приверженцы традиционного стиля футбольных хулиганов. Крупнейшая драка между ними произошла в феврале в московском торговом центре «Авиапарк» — в видео, разошедшемся по СМИ, было запечатлено столкновение десятка подростков.

Затем о нем говорили в течение нескольких дней примерно все — от медиа до представителей власти и общественных организаций. По мнению социального антрополога Дмитрия Громова, это был типичный пример «моральной паники» — реакция на событие превзошла по значимости само событие. Показательно то, как отреагировало на этот эпизод российское общество: проявило повышенный уровень ксенофобии и сочло наиболее опасными не простых пацанов «офников», а подозрительных длинноволосых «реданов» — в них даже увидели агентов, находящихся под влиянием украинской разведки.

Другой свежий пример столкновения «нефоров» и «гопников» — драки в химкинской школе. Там хулиганы не просто избивали сверстников за «неформальный» внешний вид и нестандартные прически, но и в назидание снимали стычки на видео, после чего публиковали в соцсетях. Подавая эту новость, пропагандистские СМИ смещали акцент на происхождение подростков, утверждая, что правонарушителями были «дети мигрантов». 

Обостряющаяся поляризация молодежных субкультур находит отражение и в музыке: ее фиксирует, например, критик Даня Порнорэп. В своем телеграм-канале он объясняет этот процесс реакцией на военные действия в Украине: «Призраки военного времени постепенно просачиваются в мирную жизнь, и острее всего на новое время реагирует молодежь. Те, кто склонен к неприятию насилия, начинают ярче артикулировать „заграничные“ модусы поведения: ярче одеваться, слушать и делать ультрасовременную музыку, использовать западный сленг. Те же, кто склонен к насилию и гипермаскулинности, в атмосфере культа силы становятся активнее».  

В качестве одного из примеров Порнорэп вспоминает недавнюю стычку рэперов-«западников», Kai Angel и 9mice, с «новыми гопниками» — членами гангста-рэп-объединения Hood2Hood; самый яркий их представитель — 15-летний исполнитель Baby Melo (настоящее имя — Гога Меладзе, но братьям Меладзе он не родственник). Одни заявляли в треках: «Я нефор как Лил Узи Верт». Другие отвечали: «Какого хуя нефоры газуют на бродяг?» Недавно артисты обменялись серией жестких видеообращений через соцсети (до рукоприкладства не дошло). 

Казалось бы, в этом нет ничего нового: рэперы нередко бравируют демонстрацией грубой силы, а биф, то есть словесная дуэль, — почтенная традиция этого жанра. Критик, поговоривший с «Медузой» на условиях анонимности, все же видит в этом столкновении опасный симптом: «Разница в том, что последние лет восемь в русском рэпе было все меньше криминала и все больше музыки. Скриптонит, ЛСП, Оксимирон, Хаски, Pharaoh и люди, которые были вокруг них, — это музыканты, не бандиты. „Новые гопники“ — это люди, которые готовы агрессивно демонстрировать и применять силу вопреки законам государства. Эти ребята несут новую волну агрессии и бескомпромиссности, которой в русском рэпе в таком жестком виде не было, возможно, никогда».

Собеседник «Медузы» вспоминает в этом контексте рэпера Icegergert, который выкладывает фотографии с министром обороны Сергеем Шойгу и снимает в своем клипе ребенка в худи «КГБ», но при этом читает о торговле наркотиками. «Такое невозможно было представить в рэпе до 2022 года. Я вижу здесь четкую закономерность — общество больно войной, и появление мутантов вроде рэпера-силовика — это симптом болезни», — заключает он. 

В начале 2000-х «гопники» встречались среди обычных посетителей рэп-концертов. Через десять лет их уже не воспринимали серьезно — например, появился рэпер Сява, гротескный персонаж, транслирующий гоп-культуру в ироническом ключе. В 2015-м «гопников» начали изучать в качестве социокультурного феномена и даже эстетизировать как автохтонный типаж — это настроение уловил дизайнер Гоша Рубчинский, переосмысливший дворовую эстетику в своих коллекциях. Сейчас же аудитория рэпа снова перенимает пацанский поведенческий код всерьез — без всякой субкультурной игры и постиронии.

Язык агрессии и грубой силы транслируют представители самых разных уровней власти РФ — начиная с главы Чечни Рамзана Кадырова, который гордится своим 15-летним сыном, избившим заключенного. Де-факто артисты и их поклонники воспроизводят официально одобряемую норму — так что не исключено, что в будущем в российской поп-культуре, как и на улицах, продолжится раскол.

Вместе с тем существует и другая, более сдержанная точка зрения. Еще один музыкальный критик в разговоре с «Медузой» отмечает, что в криминализации рэпа нет ничего принципиально нового — и война с Украиной не имеет к ней отношения.

«Я вижу другие тренды, связанные с войной, — говорит эксперт в комментарии „Медузе“. — Политика и любая рефлексия по поводу того, что происходит, стали стоп-темами. Об этом нельзя писать песни, и даже намеки в интервью невозможны. Артисты уже поняли, что за это могут наказать. Что же до популярности „пацанского рэпа“ — да, нравы в обществе, безусловно, ожесточились и стали более консервативными, такова целенаправленная политика российского государства. Впрочем, мне не кажется, что это следствие войны. Аудитория для такой музыки в России всегда была — просто некоторое время ей не предлагали ничего нового. А сейчас это произошло».