истории

«Надежд на возвращение нет. Я наговорила себе на достаточно большой срок» За неделю до войны Татьяна Лазарева приехала в Киев — и до сих пор находится там. Вот ее рассказ

Источник: Meduza

Телеведущая Татьяна Лазарева приехала в Киев 17 февраля. Через неделю Российская армия вторглась в Украину и Киев оказался под бомбежкой. «Медуза» поговорила с Лазаревой о ее отношении к этой войне — а также о том, как сейчас живет Киев.

— Как вы оказались в Киеве?

— Я приехала сюда 17 февраля на съемки [украинской] программы «Лига смеха», это аналог нашего КВН. Обратный билет у меня был на 25 февраля, и я не успела никуда вылететь.

— С конца прошлого года ходили слухи о возможном вторжении России в Украину — как раз в середине-конце февраля. Вы в это верили?

— Я следила за этим, но, видимо, верила недостаточно. Помню свои радостные чувства, когда 16 февраля — по расписанию — война не началась; и как хорошо, что я перенесла свой билет с 16 февраля на 17-е — и вот теперь со спокойной совестью полечу! Если бы у меня были какие-то опасения, то я бы не полетела. Но, как и многие люди, я не думала, что так произойдет. 

— После всего произошедшего у вас есть мысли вернуться в Россию?

— Нет, конечно, никаких надежд на возвращение у меня нет, я [в прямых эфирах в инстаграме] наговорила себе на достаточно большой срок. Конечно, домой вернуться желание есть, но жить в России — нет.

— У вас богатый опыт протеста, вы вели крупные митинги. Вы сейчас следите за протестами в России?

— Разумеется, слежу.

— Чувствуете ли вы, что задержаний стало больше, а подавление акций идет более жестко?

— Я слежу за цифрами по «ОВД-Инфо» и по «Медиазоне», берут примерно половину небольшого количества, которое выходит. У меня вчера приятеля забрали с такого мероприятия. Очень жестко там все, конечно…

— Вы предполагали, что в своих действиях, и так довольно жестких, власть может дойти до такого?

— Я много чего не предполагала. Да, дошло до жесточайших репрессий, до полного закручивания гаек. Несмотря на все наши протесты, призывы ходить на выборы и проявлять гражданскую активность, дошло до того, что Путин развязал [войну].

Его из моего ближайшего круга никто не выбирал. Мы предполагали, что если мы будем малоактивны, то ничего хорошего не будет. И все это произошло. Никакого сослагательного наклонения уже нет, оно не имеет никакого значения.

— Выходите ли вы на улицу в Киеве?

— Выхожу, но очень редко.

— Что происходит в городе?

— Далеко от гостиницы в центре я не отходила. У меня здесь много друзей, они рассказывают, что Киев очень хорошо укрепляют. Это пустой Киев, народу на улицах очень мало, редкие люди выходят. До комендантского часа люди ходят по продовольственным магазинам, это единственное, что здесь работает. Все пытаются максимально запастись продуктами, они есть. Но недостаток каких-то товаров уже чувствуется, хлеб есть не всегда. О настроениях я не могу сказать, я их черпаю, как и вы, из соцсетей.

— Как устроен ваш быт?

— Я живу в апарт-отеле, это небольшая квартира, поэтому весь быт я обустраиваю сама. Это делать я умею — все же у меня есть постсоветский опыт и у меня трое детей. У меня вполне уютно, запас продуктов я сделала.

— Что можно сказать про отношение к россиянам в Киеве?

— Оно понятно — в общем, это враги.

— Вы сами сталкивались с агрессивным отношением?

— Совсем агрессивного отношения я особенно не испытывала. Первые пару дней я слышала в свой адрес в магазине слова типа «садись на танк и вали обратно». Но я вполне понимаю этих людей.

В соцсетях, в инстаграме и фейсбуке, очень много людей из России пишут [мне] с отрицательными эмоциями, называют нехорошими словами, спрашивают, за сколько я продалась. На этот вопрос я ответить не могу — хотелось бы для начала узнать, где касса, в которой я могу получить положенное.

— Ваши друзья предлагали вам уехать из Киева?

— У друзей, которые меня пригласили, есть какое-то чувство вины, они постоянно предлагают уехать. Но сейчас это уже небезопасно, очень сложно добраться до границы. Здесь, в самом центре Киева, я пока чувствую себя в относительной безопасности. Улицы патрулируются полицией и теробороной. Здесь есть свет, тепло и интернет.

— В начале вторжения многие артисты и музыканты высказывались против войны, выступали за мир. Вы обсуждали с коллегами их гражданскую позицию?

— Я связывалась не то чтобы с коллегами — скорее, с друзьями, с людьми, с которыми я общаюсь, они высказывались по-разному: кто в одну сторону, кто в другую. Здесь меня поддерживают мои украинские друзья, в России меня поддерживает мой ближний круг. Каждый артист решает сам за себя, кто выступает [на тему войны] — это их решение. Это ответственность — принимать какую-то сторону. Публичным людям сделать это трудно. В России сильны репрессии, и смелость противостоять российской пропаганде есть не у многих. Мы не можем ото всех этого требовать.

— Ставили ли ваших знакомых перед выбором — или высказывайся в поддержку, или оставайся без контрактов?

— Не могу тут ничего прокомментировать.

— А как идет общение с теми, кто поддерживает действия власти?

— Если человек решил для себя, что это не война, а спецоперация, то о чем ему со мной разговаривать? Да и мне говорить с ним не очень интересно.

— У нас есть какая-то надежда на будущее?

— Пока мы живы, надежда всегда есть. Никто ее не отнимет.