Россия признает ДНР и ЛНР? Если да, будет война? А если нет — зачем российские власти все это устроили?

Думаю, сегодня [обращение Госдумы к Путину с просьбой признать ДНР и ЛНР] — это такой фактор запугивания. И, может быть, провоцирования Киева, чтобы тот первым вышел из Минских соглашений. Но думаю, что такого не будет. 

Я считаю, что признание [ДНР и ЛНР Россией] все-таки нам в ближайшее время не грозит. Потому что цель России совсем в другом. В том, чтобы, наоборот, впихнуть [этот регион] обратно в Украину на своих условиях.

Я эту модель сравниваю с Дейтонской — когда Босния и Герцеговина сконструировали государство из ненавидящих друг друга частей. И хотя в 1995 году это казалось хорошим решением, потому что оно остановило войну, в итоге государство никуда не может двигаться. Эти части блокируют решения друг друга. И гарантий прочного мира это тоже это не дало. 

Россия хочет, чтобы ДНР и ЛНР или отдельные районы Донецкой и Луганской областей получили некую субъектность внутри Украины, то есть фактически не подчинялись Киеву, но имели право вето, в первую очередь на внутриполитические решения. Украина на это не хочет идти. Признание ДНР и ЛНР — это фактически отказ [России] от этой политики, ей это не нужно. Мы видим, что Россия сейчас в основном призывает Украину к исполнению Минских соглашений и под исполнением Минских соглашений понимает как раз реинтеграцию [«республик» в] Украину в таком виде.

Кто-то считает, что так Россия усилит свою позицию на переговорах, но я не уверен. Правда, это позволит легализовать присутствие российских войск на территории этих отдельных районов. 

Реакция Запада и Украины [на признание этих регионов] предсказуема — они назовут это очередным актом агрессии. Напомнят о том, что Россия в том или ином виде присутствует на территории этих районов. И скорее всего, этим все и ограничится. Санкции со стороны Запада [по отношению к России] могут последовать, но они будут несопоставимы с теми, которые могли бы быть в случае вторжения.

Я не исключаю, что если Россия увидит бесплотность всех своих попыток [на переговорах], то в какой-то момент может быть и признание. И дальше может ставиться вопрос об аннексии. Но это не сейчас. И это не будет рационально.

Это признание, безусловно, вызовет резкую реакцию. Это будет автоматически означать выход Российской Федерации из минского процесса. И Россия в таком случае уже более не сможет претендовать на ту роль, которую она постоянно пытается для себя зарезервировать, — не непосредственного участника конфликта, а некоего посредника и миротворца. Эта роль для Москвы будет полностью закрыта. 

Но, честно говоря, я не вижу 100%-ной или даже 70%-ной вероятности, что Москва официально признает ЛНР и ДНР. Я вижу здесь игру на широкой шахматной доске. Это необходимо воспринимать в контексте тех инициатив, которые выдвинула Россия на рассмотрение НАТО. Практически все из них были отвергнуты, потому что они физически не могут быть выполнены, будем говорить так. Москва прекрасно понимала, что они и не будут выполняться. Мы видим широкий фронт различных инициатив и методов давления, которые предпринимает российское руководство, — это и концентрация войск на границе с Украиной. [Обращение Госдумы к Путину с просьбой признать ЛНР и ДНР] — это тоже один из сигналов. Это далеко не первая инициатива депутатов Госдумы о признании ДНР и ЛНР; коммунисты это выдвигали неоднократно. Сейчас снова из пыльных ящиков достали эту идею.

Я не думаю, что это будет доведено до логического завершения, как это произошло в 2008 году с Абхазией и Южной Осетией. Тогда было достаточно просто подписи Медведева, которая уже постфактум была легитимирована. Здесь же Путин официально пока молчит, инициатива исходит от депутатов КПРФ и «Единой России» — это, на мой взгляд, еще один показатель того, что это элемент игры, а не еще одна инициатива, которая будет воплощена в жизнь. 

Мы можем по-разному оценивать те или иные шаги российского руководства. Но при этом, на мой взгляд, нельзя отказать им в прагматизме. В Кремле, естественно, просчитывается цена любого шага. Вопрос — зачем для Путина, его окружения, легендарных «башен Кремля», российских олигархов было бы признание этих регионов и, более того, их включение в состав России? Они и так де-факто находятся на дотациях российского бюджета — это всем известно и фактически не скрывается. Но включение в состав [страны] — это уже совершенно ненужное дальнейшее обострение. Это еще более жестко выбрасывает Россию из любых переговоров, из «нормандского формата». Тогда уже Россия однозначно будет той стороной, которая не выполняет Минские соглашения. Ведь это один из основных козырей российской администрации — все время указывать на Киев как на сторону, которая не выполняет соглашения и якобы не желает примирения на Донбассе. 

Здесь много я вижу издержек, но не вижу практической выгоды ни в признании, ни тем более в включении в состав России.

Признания ЛНР и ДНР сейчас не будет. Это просто намек [России Западу и Украине]. Указание на то, что, если Минские соглашения не будут выполнены и вся процедура опять завязнет, на крайний случай есть вот такой вариант. 

Но это абсолютно сейчас не нужно России, потому что это ломает игру. Минские соглашения — это важный момент той большой комбинации, которую Россия проводит, по изменению системы безопасности в Европе. Взять и похоронить Минские соглашения — это контрпродуктивно. 

Всякого рода побудительные действия, которые должны показать, что если ничего не будет происходить, то будут самые радикальные решения, предпринимаются с обеих сторон — и американцами, и Россией. [Обсуждение признания ЛНР и ДНР] — это на тот случай, если сложатся обстоятельства, которые покажут, что уже нет никаких переговорных перспектив.

О вероятности признания Россией ЛНР и ДНР можно спорить. Пока что есть некая угроза, которая может быть реализована или не реализована. Закон [о признании] подписывает президент, он может его не подписать. Закон еще должен пройти окончательное согласование в Думе. По всей видимости, будет еще экспертиза МИДа. То есть это процесс, который можно ускорить, а можно затормозить, в зависимости от складывающейся конъюнктуры. Поэтому я бы пока не говорил, что это [признание ЛНР и ДНР] предопределено. 

Тем более что здесь есть очень большие побочные эффекты, которые Кремль должен учитывать. Во-первых, признание ЛНР и ДНР означает конец Минским соглашениям. Минск главной целью провозглашал реинтеграцию этих территорий в политическое, экономическое, правовое пространство Украины. Признание если не полностью, то в значительной степени лишает такой возможности. Именно Россия будет восприниматься как сторона, ответственная за разрушение минского процесса, а не Украина, которую часто обвиняют в том, что она тормозит, что-то не делает. Если в Москве считают, что «Минск» — это большая дипломатическая победа, то признанием эта победа тут же обнуляется. Российская сторона становится уже не только де-факто, но и де-юре участником конфликта со всеми вытекающими последствиями. 

Во-вторых, [нужно учитывать] последствия признания. Если за признанием последуют подписания соглашений о сотрудничестве, помощи. А за подписанием соглашений — уже официальное размещение российских войск на территории этих непризнанных республик. Очевидно, что на Западе это будет рассматриваться как некий вариант того же вторжения. Можно сказать, «вторжения-лайт». Но это, конечно, позволит запустить механизм принятия новых санкций. Может, эти санкции будут не такими страшными, как могли бы быть в случае, если бы Россия непосредственно вторглась на территорию за рамками Донбасса. Но тем не менее эти санкции будут, и они будут достаточно значительными. Здесь тоже будут большие издержки для России — не только политические, но и экономические. 

Мне бы хотелось надеяться, что [признание] — это пока один из вариантов российской политики, еще не самый вероятный. Это скорее тот рычаг давления, который Москва могла бы использовать в своих дальнейших переговорах и с Киевом, и с Западом, — что если украинская сторона не отнесется более ответственно к выполнению своих обязательств по Минскому соглашению, то возможно и такое.