истории

Колокольцев ходил как мамочка — и кудахтал в мегафон: «Успокойтесь. Все будет хорошо» Массовым беспорядкам на Манежке — 10 лет. Их участники рассказали спецкору «Медузы» Максиму Солопову, как это было

Источник: Meduza

10 лет назад, 11 декабря 2010 года, на Манежной площади Москвы, у стен Кремля тысячи людей собрались на стихийный митинг памяти болельщика «Спартака» Егора Свиридова. Они требовали объяснить, почему милиция сразу после задержания отпустила предполагаемых убийц Свиридова. Акция быстро перешла в столкновения: люди скандировали «Русские — вперед!», дрались с силовиками, били прохожих. А через десять дней после событий на Манежной с лидерами футбольных фанатов встретился премьер Владимир Путин, вместе с ними возложивший цветы на могилу Свиридова. Возможно, именно поэтому «Манежка» запомнилась многим как акция футбольных фанатов. На самом деле это был, скорее, «правый» бунт, а самые большие сроки за участие в нем получили члены запрещенной Национал-большевистской партии. Спустя 10 лет спецкор «Медузы» Максим Солопов поговорил с двумя из осужденных нацболов, лидером футбольных болельщиков, полицейским оперативником и фотожурналистом — о беспорядках на Манежной, о встрече фанатов с Путиным и о том, чем все это обернулось для участников событий.

«Я был спокоен — нас там не было»

28-летнего фаната «Спартака» Егора Свиридова убили в ночь на 6 декабря 2010 года в драке возле кафе на севере Москвы. Во время конфликта между компанией Свиридова и группой выходцев с Северного Кавказа 26-летний Аслан Черкесов выстрелил Свиридову в голову из травматического пистолета. Приятелей стрелявшего и его самого доставили в полицию, но утром в районном отделе Следственного комитета было решено взять под стражу только Черкесова, остальных отпустили. На следующий день, 7 декабря, примерно тысяча футбольных фанатов собралась возле здания Головинского отдела СК и двинулись шествием, перекрыв Ленинградское шоссе.

Александр Шпрыгин, известный также как Каманча, бывший глава Всероссийского общества болельщиков (ВОБ) 

Сначала всколыхнула всех информация про само убийство. Это реально глупость сотрудников, которые им занимались. Просто настолько тяжкое преступление… Во-вторых, просто настолько внаглую отказ вынесли, и в-третьих — недооценили возможность резонанса через болельщицкую среду. 

В итоге на «Соколе» или на «Аэропорте», где находится следственный отдел — туда первый раз все пришли. Ленинградку частично перегородили. Об этом шло по новостям.

ВОБ сделал заявление — как общественное объединение, занимающееся правами болельщиков. Я вообще на тот момент был не в Москве. Помню, мне позвонил какой-то новостной канал, и я комментарий по телефону дал, потом в кафе себя увидел по ТВ, там были титры «Президент ВОБ из Псковской области». Я в большей степени, конечно, с официальной точки зрения реагировал.

Позвонил тогдашнему командиру московского OMOHа, генералу Xaycтoву Вячеславу Васильевичу. Новости пошли, что фанаты дерутся с OMOHом, а мы осенью только с OMOHом в футбол играли у них на базе, плотно там общались. У нас был диалог, а там показывают — болельщики OMOH бьют. Я ему набрал и сказал, что это эмоции за погибшего товарища, но ВОБ видит решение вопроса через диалог. Это еще до Манежки.

Хаустов мне перезвонил, сказал: «Давай с Koлoкoльцeвым встретимся, ты не против?» [Владимир] Koлoкoльцeв на тот момент был главой ГУВД Москвы. И вскоре на Петровке, 38 случилась встреча Koлoкoльцeва, президента РФC [Сергея] Фypceнкo и представителей московских фан-клубов и объединений болельщиков.

Диалог прошел нормально, все всё высказали. Уже не вспомню детали, но речь шла о том, что следователь, который первоначально дело вел, отстранен, чуть ли не уволен, что все на контроле: виновные установлены и задержаны. 

В день, когда были события на Манежной площади, официальные болельщицкие объединения туда идти не призывали: сайт «Фратрии» или сайт ВОБа или сайты других фан-объединений. Плюс на Речной вокзал с утра на место убийства [Свиридова] все подъехали — все фирмы, все объединения. На Манежную в соцсетях очень активно шли призывы: все тогда увидели, как можно через соцсети людей активизировать и собрать. По сути, там не было авторов обращений. Это все вылилось в «белые вагоны», когда в метро весь день избивали нерусских.

На Манежке собралась толпа и начала OMOH атаковать. Была там фанатского типа молодежь, но не основа — просто молодежь с окраин, из Подмосковья, которые прочитали призывы и пришли. Основа фанатизма московского это не инициировала никаким образом и там не была. Лидеров тогда, наоборот, возмутила ситуация, потому что у них менталитет: мы рулим процессом, а тут нашей аудиторией кто-то без нас управляет. У них ревность начинается.

Когда все уже произошло, мне звонки поступали бесконечно от СМИ, а я не знал, как комментировать. Я говорил: нет там болельщиков. Они говорили: да вы что? Там болельщики, посмотрите кадры, болельщики полицию бьют. Вот такая вот история происходила. Но я был совершенно спокоен и понимал, что нас никаким образом это не коснется, потому что нас там не было. 

«Это был правый мятеж. Какие правые, такой и мятеж»

Утром 11 декабря несколько тысяч болельщиков «Спартака» и фанатов других московских клубов провели шествие на Кронштадском бульваре, возложив цветы к месту гибели Свиридова. Примерно к 15 часам того же дня на Манежной площади собрались люди, привлеченные призывами в социальных сетях на митинг, посвященный Свиридову. Есть разные оценки того, сколько людей собралось на площади: ГУВД Москвы называло цифру в пять тысяч, неофициальные источники — до 50 тысяч. Митинг быстро перерос в беспорядки — по официальным данным, в них пострадали 32 человека, 80 были задержаны.

Оперативник МВД, курировавший работу с молодежными экстремистскими группировками (анонимно)

Существует массовое представление, что это был бунт фанатов, но это не так. Организованных фанатских сил там точно не было — это был правый мятеж. Какие правые, такой и мятеж. За несколько лет до этого, в конце 2009-го — в 2010 году разные идеологи национализма писали, что следующая революция в России будет будет замешана на национальном вопросе. Это все было модно. Хотя кому я это все рассказываю — будто ты был на Марсе в то время. 

История с убийством Свиридова была довольно быстро локализована. «Мясные» перекрыли Ленинградку. С этим быстро разобрались, кого надо — нахлобучили. Все друг другу все очень быстро объяснили. Фанатское сообщество быстро сказало: «Собственно, а мы чего? Мы ничего. Нам жаль, что его убили, но мы видим, что всех уже задержали и теперь нам требовать, собственно, нечего. Как будет суд идти — другое дело, а сегодня у нас никаких претензий нет». Так сказали фанаты.

Более того, они даже публично призывали не устраивать политические акции. Просто предложили всем приходить на поминки. Так, кстати, и вышло: фанатское сообщество пришло и осталось незамеченным. Когда на место убийства прибежали все эти Поткины, Демушкины, там уже не было ни одного фаната. Все было завалено венками. 

Беседы были проведены со всеми. На Манежной не было ни одного лидера, ни одной фанатской группировки. Это была разрозненная правая сетевая среда, что у левых называлось «аффинити-группы». Был «Вконтактик», все призывы там были абсолютно анонимные.

Часть их авторов была установлена — это были какие-то сетевые дрочеры. Они были приблизительно такие же правые, как мы — летчики-истребители. Кто-то из Казани, какая-то телка из Питера. Люди никому не интересные, не помню даже, что с ними потом сделали. Что-то сделали, наверное. 

Начиналось все достаточно тихо. На Манежной стоял ОМОН и человек 15 каких-то горлопанов. Это было примерно на углу, где Неглинка выходит и течет вдоль ямы. Они начали орать: «Один за всех и все за одного!», что-то еще, что там они кричат. Как-то затупили все — точнее, общественная безопасность.

Подошли еще люди, их стало не 15, а 30. Какому-то прохожему накатили по щщам [лицу]. Это тоже сошло им с рук. В итоге ОМОН столкнулся с тем, что перед ним стояла уже огромная толпа, а люди все подтягивались и подтягивались. Просто надо было вовремя начать задержания, но поскольку это была некая новая уличная технология, не были к этому готовы — растерялись. Медиа, цифровой век, вот это все.

Могу сказать — осенью следующего года в Подмосковье зарезали фаната. Парень там был неприметный, не статусный, он в очереди с кем-то поссорился, получил и помер. Но в соцсетях на ровном месте начала мутиться какая-то лютая история. Во всяком случае, по количеству репостов, лайков и прочих подписчиков ожидалась прямо какая-то вторая Манежка.

Когда они начали собираться, там только задержанных было человек 600, не считая тех, кого пинками затолкали в метро. Там не то что все закончилось быстро — там ничего не началось. Из метро выходит какой-нибудь чувак на Тор Штайнере и в клетчатой рубашечке, как мы любим, ему говорят: «Иди сюда! Куда? Туда». Все. Тогда же задержали и Поткина, и всех остальных.

Так что Манежка — это был вопрос просто не проработанной технологии. Ничего запредельного. Разве что у стен Кремля все было, поэтому медийно это получило огромный резонанс. 

Важный момент: помимо этих сумасшедших аффинити-групп на Манежной появились нацболы. Нет, это была не капля в море — пришли старые проверенные люди. Такие, как [Кирилл] Унчук (его монолог читайте ниже — прим. «Медузы»). Не последние люди с точки зрения уличных акций. Была небольшая часть активненьких правых, но кто бы что ни говорил — нацболы там просто зажгли. 

Есть видеокадры, как они бросаются на ОМОН — все как в золотые годы НБП. У правых не было никакого опыта столкновений с полицией, было очень много малолеток. Что они могли — пройтись «Русским маршем»? Ни у кого тогда не было серьезного опыта силовых акций, а нацболы тогда впрягались за любой кипеш, кроме голодовки.  

Зачем Колокольцев туда поехал? Это вопрос не ко мне, а к пресс-службе МВД. Понятия не имею зачем. Наверное, чтобы послушать, что ему там будут кричать. Все же видели эти видеоролики — никакой роли он там не сыграл. Роль сыграл ОМОН, как и во все последующие и предыдущие разы: министерский ОМОН, городской ОМОН, резерв, штабной автобус. Все как обычно. Планы эти не меняются 150 лет. Кого-то разогнали, кого-то на сутки отвезли. 

Человек в маске остался официально неустановленным лицом — он не опрашивался, не допрашивался. Говорят разное, но не будем ни на кого напраслину возводить. Кому надо, те знают, кто это был. Могу сказать, что это был не сотрудник [спецслужб или силовых органов].

Выводы были сделаны, и с тех пор государство так беззубо уже не выглядело ни разу. Вопреки рассказам про зверства московского ОМОНа, тогда еще не были готовы молотить людей — но теперь научились. Репрессий после этого никаких не было. За нынешние времена я не отвечаю, но тогда никто до такого не опускался. Сели нацболы, а фанатскую тусовку за что трогать? Там не было ни одного лидера болельщиков.

Бывший фотокорреспондент «РИА Новости» Рустам Бузанов

Для меня все началось на прощании с Егором Свиридовым. Там уже были слухи, что люди собираются на Манежную. Были менты, переодетые в штатское, мы с ними поболтали — они тоже были в курсе, что на Манежной люди собираются. После прощания мы с корреспондентом поехали на Манежную, там уже был ОМОН и митингующие.

Вначале они просто митинговали, жгли файеры, кричали, потом… Я не видел сам момент избиения, которое происходило под Охотным рядом. Я даже не уверен, мои ли это были кадры, когда ребят избивали, потому что со мной был еще корреспондент с камерой. Скорее всего, как раз избиение сподвигло всю толпу двинуться ближе к Манежу, где, собственно, происходили основные столкновения с ОМОНом. Я помню, что все куда-то ринулись. Со мной рядом проходил чувак, один из митингующих, у него был пистолет. Я не знаю, травмат или нет, но скорее травмат. Ребята были заряжены.

В самый пик столкновений мне прилетело. Мы стояли с ребятами-фотографами между колонной ОМОН и колонной митингующих. Я услышал крики, что-то там про журналистов, и получил пару ударов по голове кулаком — ничего серьезного. Меня Андрюха Стенин вытащил, как-то выдернул из толпы. Я стоял метрах в двух, наверное, от митингующих. Просто какой-то чувак налетел на меня сзади и начал бить по голове, вот и все. Это продолжалось недолго. Сразу меня Андрюха вытянул, и мы продолжили дальше работать.

Агрессия со стороны митингующих именно в сторону журналистов — я бы не сказал, что она была. Мой инцидент — это исключение, вроде больше никто не пострадал из корреспондентов. Может быть, я ошибаюсь. Были еще в метро избиения, по городу вообще, но это уже я не заснял. 

В ОМОН кидали елочные игрушки. Елка там стояла, и они кидали в них елочные игрушки, снежками закидывали, кидались на заграждения. В какой-то момент ОМОН не выдержал, и начал. Была команда — захват. Парня положили, начали избивать дубинками. Но обычно пару ударов по ногам — и уводят в автозак. 

Были задержания, но толпа не расходилась, и, так скажем, продолжала агрессивно быть настроенной в сторону милиции. Если бы захотели, могли бы разогнать, мне кажется. У них всегда есть средства — газ, дубинки — их много, короче, полный арсенал. Я думаю, много сочувствующих было еще со стороны ОМОН. Насколько мне известно, в среде околофутбольных коллективов тоже есть сотрудники милиции — не знаю, как сейчас, но на тот момент. Может, не хотели сильно мять друг друга.

У меня были кадры — какой-то майор парня выводил из толпы с окровавленным лицом и говорил: «Все нормально, все нормально». Стрельба была, но я не понимаю, из чего. По крайней мере, на видео слышны звуки стрельбы.

Нужно отдать должное ментам — они долго стояли и не предпринимали ничего агрессивного. Долго тянули. У них были все возможности, на мой взгляд, все это прекратить, но они пытались договориться. Если сам начальник московской милиции приехал и разговаривал с митингующими — это уже о чем-то говорит. После этого они же еще договорились в Кремле с Путиным.  

В целом, если смотреть на этот съемочный день, у меня как у оператора — приятные воспоминания. По крайней мере, очень много красивых кадров было снято, как бы это не звучало цинично.

Нацбол Руслан Хубаев

Для нацболов это личная инициатива каждого была. Произошло убийство Свиридова. Сначала фанаты собирались на Ленинградском шоссе: я видел, как около тысячи человек маршировали в темноте с файерами, достаточно ярко и бодро. Всех это немножечко шокировало — именно организованность и массовость мероприятия. 

11 декабря днем сначала было траурное мероприятие, тоже где-то в районе Речного вокзала. Его посетили наши ребята, кто более-менее к славянскому движу близок. Вернулись, сказали, что унылое говно. Я до последнего колебался — ехать или нет на Манежную площадь. Каждый поехал так, как посчитал нужным. 

Я видел там знакомые лица, но они сами по себе присутствовали там, не как группа лиц. Сразу оговорюсь: националисты, которые себе в актив записывают это мероприятие, тоже там не представляли никого и ничего, разрозненные какие-то группы. У меня сложилось впечатление, что фанаты, фанатские лозунги, составляли наиболее значимую организованную группу, но, опять же, не были большинством. Хаотичное сборище. Все же ходят по улицам Москвы, стоят на автобусных остановках и, наверное, никому не хочется поймать четыре пули из травмата в голову.

Когда я пришел, там уже была толпа народа на площади. Краем глаза видел, как армянских подростков там бьют несколько десятков этих озверевших… Это не фанаты, а гопота полупьяная, которая пытается добраться до этих подростков. Менты — не ОМОН, а обычные, собственно, пепсы — пытаются сдержать их. Там реально пацанам лет по 15 было. Я материалы дела читал: эти пятеро подростков отмечали день рожденья. Один из них был русский. Вышли из кафе, а там весь этот движняк, их замесили. Они забрались под машину скорой помощи. 

Первое столкновение с полицией началось, когда из толпы вышел какой-то безногий инвалид. Это был друг одного из моих подельников — Казевина. Он пытался выйти из толпы, а у них, видимо, был приказ — никого не выпускать. Его отталкивали, то ли он упал, то ли еще чего, но тогда начали в мусоров что-то кидать. Люди уже были заряженные негативно по отношению к ментам — убили человека, а убийцу выпустили. И тут менты, применяя насилие к инвалиду, накаляют обстановку. 

В определенный момент нагнали ОМОН и дали команду оттеснять людей. Человек, который отдавал эту команду, наверное, не понимал количества этих людей — что вытеснять их некуда, что это не митинг КПРФ. Это не бабушки и не дедушки, это в большинстве своем молодые, крепкие, здоровые люди, имеющие опыт в каких-то столкновениях.

Про заводил нацболов — это все чушь, конечно. Когда была первая атака ОМОН, нацболы не были в какой-то организованной группе. Если посмотреть материалы уголовного дела, там в отношении Унчука состав преступления в том, что он пнул елочную игрушку, пластиковую, этот шарик улетел куда-то в сторону оцепления.

На Березюка конкретно напрыгнул омоновец, они помахались немножко. Березюк сбил шлем с этого омоновца. Потом налетело еще человек восемь омоновцев, его уронили на землю и запинали. Спустя неделю этот омоновец, потерпевший, пошел к врачу — я так понимаю, поступил приказ. У него зафиксировали — причем со слов — сотрясение мозга. А Березюка я видел после Манежки: у него там полторы головы было, гематома просто пипец здоровая. У него побои никто не снимал.

Может, и хорошо, что меня рядом с Березюком не было — я бы вмешался, попытался бы как-то препятствовать. Беспредел там творился не только в отношении нас: 60 человек в общей сложности обратилось за медицинской помощью. Наверное, не все обратившиеся афишировали, что были на Манежной. Когда первый натиск был, я реально испугался, что меня затопчут. Как-то протиснулся к краю толпы, находился между толпой и оцеплением ОМОНа.

В какой-то момент ко мне подошел полковник Бирюков в каракулевой шапке. Он подумал, что я — главарь. Меня уже уронили на тот момент, потоптались по мне, я потерял шапку, очки — короче, был очень расстроен. Бирюков мне грубо сказал: забирай своих отморозков и вали отсюда. Я ему ответил примерно в тех же интонациях — типа, ******** [проваливай] сам со своими ********* [негодяями]. Диалог не состоялся. Потом эта фотография меня и Бирюкова подавалась, что, мол, провокатор получает инструкцию от куратора. 

Для меня как все закончилось? Я взял металлическое ограждение и бросил его перед оцеплением милицейским. Я и еще два-три человека. По версии следствия, оно якобы отскочило и ударило в ногу сотрудника ОМОН. В какой-то момент, когда они наступали, я в омоновской цепи нашел дырку. На меня напал один из сотрудников. Мы там с ним повалялись немножко. Я выполз, смог выскочить за омоновскую цепь и пошел к метро в сторону Моховой улицы. 

Нацбол Кирилл Унчук

Мы присоединились к траурному шествию у места убийства на Речном вокзале. Я в среде фанатов много общаюсь, сам болею за «Торпедо». Я пришел чисто выразить свою гражданскую позицию. После траурного шествия мы потусили по центру и поехали туда. Ожидания были, что пройдет обычный митинг, а когда приехали, там была уже куча народа. 

Сначала мы стояли со всеми — орали, вату катали. Когда начались столкновения после той ситуации с инвалидом, мой подельник Игорь Березюк схлестнулся с локальной группой ОМОНа, которые отдельно действовали, без щитов. Его потянуло на подвиги от переизбытка эмоций, чтобы придать динамику происходящему. Его быстро «убили», просто за секунду залупили. 

Подбегаю к ним с криком «Стоять, я журналист!» Вывожу его оттуда. Дубинок пять у него очутилось на голове. «Ты как?» — говорю ему. Он такой: «Ваще пойдет». На адреналине человек был — он потом еще типа спасал, которого вырубили копы, Колокольцеву кричал: «Что вы творите? Человека чуть не завалили». Он думал, что парень вообще умер. Колокольцев тогда ходил как мамочка, кудахтал в мегафон: «Успокойтесь. Все будет хорошо. Мы со всеми разберемся». Когда начался основной замес, его уже никто не видел.  

Мы пытались сдержать волну ОМОНа с помощью заграждений, меня повалили, помяли и поволокли в ПАЗик. У меня на голове было рассечение, я стал кричать, что у меня кровь идет, чтобы меня вели в скорую. В скорой сказали ОМОНу: «Мы его госпитализируем». Сотрудник ушел, я отпросился у санитара выйти покурить. Смотрю — нет копов, и навинтил оттуда домой. 

В тот же вечер Нургалиев тряс нашими фотографиями на прессухе [пресс-конференции] и говорил, что это все замутили не фанаты, потому что с фанатами все нормально налажено, а леворадикалы, которые мутят «Марши несогласных», «Стратегию 31». Тогда действительно были такие времена, мы занимались объединением оппозиции — либералов, КПРФ. В какой-то момент у нас была инициативная группа, с которой мы ездили по всем городам, мутили движуху. 

Реально про нашу роль на Манежке я тебе рассказал. Да, возможно, Игорь [Березюк] всем показал, что легавых бить можно. Мы понимали, что нас всегда найдут, за что закрыть, но если ты революционер и встал на этот путь, ты должен быть готов сесть в тюрьму, умереть. Я видел, как убивали наших товарищей, Юру Червочкина забили битами, кого-то в лес вывозили. Если министр внутренних дел после Манежки делает заявления, назначая виновных, то я понимал, что мы опять под прицелом.

В материалах дела я видел, как из травмата стреляли в оцепление, арматурами кидали. Что я мог сделать голыми руками ОМОНовцу в полной экипировке? Пнул елочную игрушку и кинул в их сторону ограждение. Зачем им было кого-то еще искать, если можно убить двух зайцев одним выстрелом: и нас ликвидировать, и отчитаться. У нас в партии 30 обысков прошли по Москве в один день. Изъяли кучу аппаратуры. Финансово нас подкосили — ризограф один стоил пол-ляма. Но мы продолжали дальше своими делами заниматься.

Путин говорит: «Ребята, вы только немцев не обижайте»

Через десять дней после беспорядков на Манежной центральные каналы ТВ показали неожиданный сюжет — встречу тогдашнего премьер-министра России Владимира Путина с лидерами футбольных фанатских группировок. Перед началом разговора Путин предложил всем собравшимся встать и почтить память Егора Свиридова. «Очень хорошо, что здесь собрались представители ведущих объединений болельщико-футбольных или, как еще говорят, фан-клубов», — продолжил затем Путин. После протокольной части прессу попросили удалиться, и премьер общался с фанатами около часа, а затем вместе с ними поехал возлагать цветы на могилу Свиридова.

Александр Шпрыгин

В тот год, как раз накануне событий, 2 декабря товарищ Блаттер открыл конвертик с надписью Russia, что означало — Чемпионат мира по футболу пройдет в РФ.

[Виталий] Мyткo на тот момент был министром спорта, туризма и молодежной политики, [Сергей] Фyрсeнкo — президентом РФС. Оба взаимодействовали с ВОБ, оба за молодежную политику, в том числе, отвечали. После Манежной мне раздался звонок от заместителя Мутко, был такой Рожнов Олег Александрович: «Саша, 21 числа министр хочет с болельщиками встретиться, все наболевшие проблемы обсудить. Помоги, пожалуйста, организовать, собрать всех своих и не своих, всех основных, особенно московских, особенно „Спартак“». 

И на этой встрече были действительно все, кто представлял основу фанатизма в Москве и в других городах. Я двое суток сидел на телефонах. У кого-то была побольше квота, у кого-то меньше: от ЦСКА было два человека, от «Зенита» два человека, от «Динамо», «Локомотива», «Торпедо» — по одному, все остальные по одному, я — от ВОБа. У «Спартака» было чуть ли не пять или шесть человек, самое большое представительство. Потому что «Спартак» являлся потерпевшей стороной в вопросе, который послужил поводом к встрече. Аппарат министерства, что меня тогда удивило, очень вникал: «Дай нам списки, фамилии, расшифруй, кто есть кто». Очень переживали, чтобы это были реально влиятельные люди.

На тот момент все в той или иной мере контактировали либо взаимодействовали с властью. У всех были вопросы, которые надо было решать, и обращаться за решением своих вопросов не считалось зазорным. Тем более, взамен не говорили о каких-то условиях. Болельщики обращаются с просьбой что-то решить, им решают, а взамен не говорят, что вы должны проявлять к кому-то лояльность — или, боже упаси, голосовать за кого-то конкретно. 

В процессе подготовки организовал связь министерства со «Спартаком» напрямую — именно их присутствие больше всего беспокоило. Полный состав был собран — 25 человек. Все было организовано четко, как часы, до мелочей. Даже такие чисто технические моменты, как компенсация проезда иногородним была решена моментально — кому необходимо, предоставили места в гостиницах.

Мне никто не говорил, с кем будет встреча, попросили организовать встречу с министром [Мутко]. Днем я приезжаю на улицу Казакова, а там всюду гаишники, Подхожу к зданию министерства — еще два автобуса OMOHа. У меня было легкое недоумение: типа, люди доверились мне, согласились прийти, а здесь такое количество полиции, будто футбольный матч или с лидерами ОПГ встречаются. 

И при входе в министерство спорта, а я там бывал десятки раз в году, вдруг появилась рамка с металлоискателем. Все охранники на проходной меня знали, но все равно говорят: «Саш, через рамку пройди». А я говорю: «Да ладно, парни, хорош». «Саш, ну так надо, ФCO здесь». И меня прострелило — что это все из-за охраняемого лица. Я примерно все понял, у меня сразу улыбка появилась. 

Были довольно курьезные моменты: каждый второй прибывающий был с травматическим оружием, у Алексея Ерунова из «Локомотива» почему-то было даже два пистолета. Он мне говорит: «Что за дела, парни? Стволы сдать просят». В министерстве нет ячеек для сдачи оружия, начальник охраны убрал все в личный сейф: «Ребята, да не переживайте, ради бога, все на выходе отдадим».

Я подошел к [заму Мутко] Рожнову, говорю: «Олег Александрович, говори как есть», а он: «Сейчас премьер-министр к вам приедет». Потом уже стою, со «спартачами» разговариваю. Говорю: «Сейчас Путин приедет». Они заулыбались, стали меня хлопать по плечу: «Ну-ну, давай, шути». Я говорю: «Ну, смотрите сами». За всю историю существования министерства спорта Путин туда приезжал единожды, и это было как раз 21 декабря 2010 года, когда он с нами встречался.

Когда зашли зал коллегии министерства спорта, Мутко начал совещание. Все высказывали свои вопросы, а я сидел и думал, с какой повесткой премьер-министр зайдет. Когда все высказали министру свои заботы, проблемы, пожелания, Виталий Леонтьевич говорит: «Ребята, я вам обещал, что ваши проблемы я доведу до самого верха, они будут услышаны. И знайте: я вас не обманул». Заулыбался и взял паузу. В этот момент дверь открывается, заходит куча телекамер со светом и ребята с наушниками из охраны.

Смешанные чувства были внутри, почему-то даже на миг подумал, что если бы это было во времена Сталина, домой мы могли не вернуться. Но понимал, что на дворе 2010-й, и надо аргументированно доводить позицию движения, что это для всех нас уникальный шанс.  

И заходит сперва такой дяденька с сияющими глазами, усами и доброй улыбкой. Потом я узнал, что это был тот самый легендарный Песков — было видно, что он режиссировал картинку работы СМИ. Он стоял чуть в стороне, внимательно наблюдал за процессом, и постоянно был с улыбкой.

Владимир Владимирович зашел, сел: «Здравствуйте». Этого в интернете полно: «Я с вами решил встретиться, потому что вы — сила», ну и на несколько минут речь для новостей по ТВ. Потом СМИ ушли, и где-то минут сорок — может быть, час — все ему задавали вопросы. Про убийство он сам сказал, что [главе СК Александру] Бастрыкину дал поручение, что будут наказаны те, кто изначально так поступил. Думаю, эти следователи из Северного округа, если бы знали, что потом вот так произойдет, пересмотрели бы свои методы работы.

На все вопросы все получили положительные ответы. Жаловались на обычные человеческие проблемы. Жетон из «Спартака» тогда, помню, сказал: «Спасибо большое Виталию Леонтьевичу, что создал ВОБ». А Путин переспросил: «Что создал?» У меня как раз была табличка «Александр Шпрыгин, ВОБ». Путин посмотрел на табличку, понял, что о чем — и Виталий Леонтьевич ему шепнул, мол, болельщики. Когда через два года была следующая встреча, на табличке уже написали не ВОБ, а Всероссийское объединение болельщиков. Ну, мне было приятно, что в голове у руководителя страны эта аббревиатура отложилась. 

Поднимались типовые проблемы. Две трети вопросов касалось истории отношений с полицией на матчах. Например, есть такой Саша Макасин — заводящий «Зенита». Он рассказал Путину такую историю: «Вы понимаете, Владимир Владимирович, для нас цвета нашего клуба — это святое, а вот в Казани что придумали полицейские: они после игры на собаку служебную шарф „Зенита“ надели. А нас это возмущает, и мы на собаку налетели шарф забрать, а она, оказывается, тоже считается сотрудником, и всем составили протокол за нападение на сотрудника».

Путин усмехнулся и говорит: «Ну, татары всегда были ребята изобретательные». А Макасин с таким возмущением «А чего вы смеетесь?! Эти цвета — наша гордость, наша жизнь, как они такое делают!» И Владимир Владимирович поправился: «Согласен, я с Рашидом поговорю».

И буквально через несколько дней на Житной в МВД уже Нургалиев провел совещание с болельщиками, где всячески поддержал нас, и дал по селектору указание на всю страну — грубо говоря, «фанатов не трогать». На всех встречах звучало, что по Чемпионату мира болельщиков будут привлекать к подготовке, что министерство спорта даст поручение РФС, чтобы с нами плотнее работали.

ВОБу это придало новое дыхание. У нас 2010 год был стагнацией определенной. Зимой был внутренний раздрай, перевыборы, выход «Спартака» и ЦСКА из ВОБа и все прочее. И тут ВОБ реанимировался, вышел на новый уровень. Я тогда ощутил, как в стране все легко решается, когда сверху есть команда. Любой вопрос, даже незначительный, решался вмиг. Отправлялась бумага, шли звонки по вертикали вниз, и не было вопросов, которые нельзя было решить административно. Это, конечно, фантастика. 

После встречи Путин нам предложил проехать на кладбище, возложить цветы к могиле Егора Свиридова. Получилось, что впереди сидел я и «спартач» Дима «Стоматолог», который в 1990-е был Flintʼs Crew. Мы с ним до этого встречались только на драках в 1990-е в дни дерби, по разные стороны. Могли друг в друга посторонним предметом метнуть или ремнем армейским приложить. А здесь рядом сидим и едем с Путиным в кортеже, рядом Виталий Леонтьевич, а сзади уже фэсэошников пару рядов, потом остальные фэны. 

Я увидел, как в Москве исчезают пробки, когда ты едешь в президентском кортеже. Вокруг нас было немыслимое количество гелендвагенов с красно-синими мигалками, а мы ехали в обычном синем автобусе «Мерседес». Все перекрыто, Москва пустая. Мне потом один человек сказал: «Саша, сорок минут в автобусе от Минспорта до Люблинского кладбища ты теперь можешь всю жизнь до конца дней всем вспоминать». Сейчас так и происходит, спустя десять лет. 

Путин спиной к окну повернулся, и я к нему был буквально вот как сейчас с тобой. Мы рассказывали, что ребята у нас занимаются боевыми искусствами, что дерутся сейчас друг с другом только организованно на турнирах, что обычных болельщиков не трогают. Он уточнял — какие виды единоборств? Я не очень разбираюсь, а Стоматолог стал рассказывать про М-1 — не буду врать, какие еще назвал. Путин говорил еще — жесткие виды. 

Я рассказал случай, который мне [лидер фанатской группировки] Рабик рассказывал про «Ярославку»: ребята поехали с поляками в лесу подраться в Германию, рядом с польской границей. А там вертолеты полицейские, не дали подраться. Путин говорит: «Ребята, вы только немцев не обижайте. Немцы — они нормальные. Им и так всем в Европе прилетает за то, что они с нами дружат». Про бывшего канцлера Герхарда Шредера рассказывал. 

Путин был в добром расположении духа, а Виталий Леонтьевич ехал и улыбался всю дорогу, потому что не часто его шеф вот так неформально с молодежью общается. Когда доехали, быстро вышли, возложили цветы, сказали какие-то ключевые слова и попрощались. В момент я за спиной стоял у Путина. Шесть лет спустя эти кадры роковую службу для меня сыграли, когда англичане по «Би-Би-Си» всем эту фотку с кладбища растиражировали: смотрите, вот организатор боевиков в Марселе. Вот этот человек — правая рука Путина.

С кладбища Путин уже отдельно уехал вместе с Виталием Леонтьевичем на заседание правительства. Мутко потом говорил с юмором, мол, все министры сидели ждали два часа, пока премьер с фанатами на кладбище ездил. А мы обратно уже ехали в этом же автобусе до Минспорта. Уже не так быстро. Всего одна машина была с нами гаишная, и то она особо никого не разгоняла. Кто-то из сотрудников говорил тогда, что шеф в Ново-Огарево перебрался, потому что вот так по Москве полдня покатаемся — и пробки 10 баллов. 

«Тогда был достаточно острый момент и, очевидно, требовалось вмешательство президента, — сказал „Медузе“ Дмитрий Песков на просьбу прокомментировать ту встречу в 2010 году. — Он выстроил этот диалог и помог расшить проблему. Мутко, действительно, тогда занимался футболом. Каналы диалога функционируют и по сей день. Разумеется, могут возникать текущие проблемы».

«Фанатизм сам себе нагадил»

«Я лично очень рассчитываю на то, что руководители фан-клубов, вообще все футбольные болельщики будут вовлечены, во-первых, в подготовку Чемпионата мира по футболу и помогут сделать это мероприятие действительно праздником для всех любителей этого замечательного вида спорта», — говорил Путин в 2012 году, на еще одной большой встрече с лидерами фанатских группировок — с которыми он тогда даже выпил пива. Все резко изменилось в 2016-м — после драки российских фанатов с англичанами на Евро-2016. После нее Россию начали критиковать со всех сторон, говоря, что она едва ли способна обеспечить безопасность гостей Чемпионата мира по футболу, и подчеркнутое радушие в адрес фанатов сменилось репрессиями.

Александр Шпрыгин

[После встречи с Путиным] был создан совет болельщиков при министерстве спорта, который собирался не реже, чем раз в три месяца. Все наши вопросы решались очень быстро: после совещания делался протокол, на основании этого протокола рассылались письма, по ним везде молниеносно принималась реакция.

Был создан оргкомитет Чемпионата мира, гендиректором которого стал Сорокин Алексей Леонидович. Я знал его еще по его работе в РФС. Мы очень плотно начали с оргкомитетом работать: мониторинг объектов ЧМ, гостиницы в городах помогали считать и прочее. 

Потом встреча с Путиным повторилась в Питере в 2012 году, когда мы в ныне снесенном «Юбилейном» встречались с тогдашним президентами ФИФА и УЕФА — Йозефом Блаттером и Мишелем Платини. Там были и Фурсенко, и Мутко. Вечером того же дня мы пиво пили в заведении. Это были золотые годы.

Через несколько лет английские СМИ задавали мне вопрос: «На встречах Путин называл вас Саша — вы по-прежнему будете говорить, что не являетесь его другом? Ведь в России Саша обращаются к тем, кого хорошо знают?» Я ответил, что вы этот вопрос Владимиру Владимировичу при случае задайте, что вы от меня хотите услышать?

К сожалению, дальше мы не смогли развить всю эту историю. Малосолов, помню, писал статью: Шпрыгин не смог стать Хирургом, а фанаты не смогли стать как «Ночные волки». Причиной было лишь одно — внутренний раздрай. Ну не могут ЦСКА, «Спартак», «Зенит» объединиться в общую официальную структуру, даже для отстаивания общих интересов. Это актуально до сих пор, хотя поколения уже сменились, и другие люди у руля движей.

Потом Виталию Леонтьевичу говорили на встрече: а почему ваш руководитель с нами больше не встречается, вон с байкерами — постоянно. Он: «Потому что байкеры между собой не устраивают такой грызни, как вы. Миллион раз говорил: объединитесь нормально, в структуру, пусть даже она будет не юридической». 

Год назад на последнем туре в декабре все фанаты покинули трибуны в знак протеста против полицейских репрессий, резонанс — ого-го! Центральные каналы новость неохотно, но вынуждены были дать. А дальше — тупик. Продолжения нет, ни общего заявления, ни инициации каких-то встреч или еще что то. Много шума, но нет результата. 

Марсель был последней каплей. Международный скандал, и Путин вынужден был комментировать эту ситуацию в Питере на форуме. Он сказал: «Драться, конечно, плохо. Но как 200 русских тысячу англичан отметелили? Ха-ха-ха». Имперский юмор такой проявил, но выводы были сделаны. Мы вернулись из Марселя триумфаторами, но Мутко уже слушал людей с другой стороны. 

От нескольких источников слышал, что после Евро-2016 на Совбезе Мутко, грубо говоря, был отчитан, и моя фамилия звучала, но не было целенаправленной команды «поработать по-серьезному», иначе кончилось бы у меня все печально. Возможно, Бог уберег, и президент встречу нашу вспомнил.

Фанатизм сам себе нагадил. Он [Мутко] уже не готов был и не хотел использовать свои влияние и возможности опекая футбольных фанатов: разочаровался. После Марселя, когда начали ВОБ исключать из РФС, меня на конференции футбольного союза задержали. Многие недоброжелатели ВОБа после кадров, где меня в масках ведут под руки, ладошки потирали. Я тогда сказал: «Ребят, зря радуетесь — если с руководителем официального общественного объединения так поступили, то теперь весь фанатизм времена ждут непростые».

И количество обысков запредельное прошло в эти годы. Сделал что-то не то на матче — гарантированно через два-три дня в семь утра жди звонка в дверь. Кто-то из «Торпедо» после матча в «Лужниках» в метро похулиганил — все, через два дня в семь утра ко всем звонок в дверь: «Привет, пошли». И продолжается эта история.

Я рассчитывал, что после Чемпионата мира это закончится. Это абсурд: в какой еще стране мира спецслужбы занимаются фанатами? ЦРУ или Ми-6 занимаются фанатами английскими? «Моссад» занимается фанатами израильскими? Вряд ли. А у нас ФСБ, причем центральный аппарат, занимается фанатами до сих пор, по полной.

Я разговаривал со знакомыми силовиками, даже из числа самих болельщиков. Мне сказали: «Саша, да тебя попугали просто и дали понять: сиди тихо». Я, кстати, и не выступал. В нашей стране найдут за что, а даже если не найдут, провокацию тебе организуют очень быстро. Я предпочел не за границу даже, а на Псковщину уехать и заняться чем-то для души, просто перезарядиться.

Но бесконечный прессинг привел к тому, что недавно вот фанаты на трибунах в Москве скандировали «Жыве Беларусь!» Оппозиционность теперь не просто чувствуется, а только спичку поднеси и полыхнет. Ничего такого не было раньше.

Недавно общались с друзьями: «А как же так за несколько лет ответственные лица проспали фанатизм?» Сейчас, может быть, действительно и не пошли бы многие сами на встречу с президентом: «Минспорта встретиться хочет?» — «Нет, разговаривать не будем». Еще когда Украина началась — да, были и отдельные настроения и за Украину, но большинство были за Новороссию и все при этом соблюдали нейтралитет — внешне это не проявлялось, особенно на трибунах.

К чему привели четыре года бесконечного стука линейкой по голове. Логика простого гражданина до безобразия примитивна: домой с утра пришли, на обыске все забрали, ничего не вернули, считай — ограбили. Он что, после этого будет конкретного сотрудника, который это сделал, не любить? Он будет всю власть страны ненавидеть всю жизнь.

Оперативник МВД

Зачем надо было их [фанатов] прессовать после Марселя? Это не ко мне вопрос. Не хочу это комментировать. Все все понимают. 

Если говорить про ВОБ, то Каманча [Шпрыгин] — человек, который просто пользовался доверием Виталия Леонтьевича. Если бы не Виталий Леонтьевич, он пошел бы заниматься тем, чем умел: грабить Паука на Ленинском проспекте и прочим бандитизмом. Это же наивность Виталия Леонтьевича. Он действительно верил, что если с этими людьми разговаривать по-человечески, хулиганства не будет. 

Просто разговаривать надо было с другими людьми. Кто-то должен был выполнять представительские функции, и Каманча выполнял. Все остальные олдовые люди говорили, что им это не надо, у них и так все ровно. Ну вот был такой человек — Каманча. На что он может повлиять? Ни на что. 

За себя могу сказать, что законодатель вручил специально обученным людям две толстые книги — если без комментариев, не очень толстые — это УК и УПК. Там, в принципе, все написано. Еще Кодекс об административных правонарушениях. Эти три книжки в состоянии отрегулировать любые общественные процессы.

Важно, чтобы люди понимали: это можно, а это — нельзя. И что с ними будут обращаться по-честному: если я сижу дома, мне за это ничего не будет, а если я выйду и буду гавкать — мне прилетит в соответствии с тем, что написано на соответствующей странице вот в той книжке. Если просто бездумно завинчивать гайки, то из угарщиков и субкультурщиков они превращаются в «антисистем». 

Должна быть разумная игра в догонялки: активисты бегут, ЗОГ догоняет. Если активисты стоят, а ЗОГ бежит на них, из этого ничего хорошего не выйдет. ЗОГ должен быстро реагировать, не тупить и не ждать годами. Но ЗОГ всегда должен догонять и реагировать, а не загонять людей под плинтус. Если человек взял топор, ему надо непременно дать по щщам. Если человек ходит в лес и скачет по деревьям — пусть скачет. 

Запрессовать всех — абсолютно неэффективно. Есть хорошая книжка, ее написал Савинков под псевдонимом Ропшин. Называется «То, чего не было». Книжка ужасно беллетризованна и эгоцентрична, как все у Савинкова, но к этой книжке в английском издании прилагались воспоминания матери Савинкова.

Мать была не политик, просто мать политических заключенных — у Савинкова был еще брат — как и мать Ленина, она непрерывно хлопотала за детей. Она описывает общие настроения времени и конкретно свой поход в жандармское управление — по-моему, в Петербурге. Вот это было бы полезно всем прочитать.

Она была из приличной семьи: отец Савинкова был судьей в Польше, а вот такое отношение к людям воспитало из вполне социализированной генеральской жены классического антисистемщика. У этой женщины не ненависть к системе, как у Зои Космодемьянской к фашистам, а тяжелое и безнадежное презрение. 

«Успел со Стрелковым отходить от Краматорска к Донецку»

Аресты участников беспорядок на Манежной начались через несколько недель. Около десяти человек были приговорены к различным срокам лишения свободы, приговор последнему из них вынесли в 2014 году. Максимальный срок — пять лет и шесть месяцев — получил подравшийся с ОМОНовцем Игорь Березюк. При этом приговор убийцам Егора Свиридова был вынесен уже в октябре 2011-го и был показательно жестким: присяжные признали Аслана Черкесова виновным в убийстве и злостном хулиганстве и приговорили к 20 годам лишения свободы. Еще пятеро участников драки на Кронштадтском бульваре получили по пять лет за злостное хулиганство.

Руслан Хубаев

Я имел представление, что о моем присутствии на Манежной площади сотрудники в курсе, но не беспокоился по этому поводу, потому что никакого состава преступления в моих действиях я лично не находил.

Только 30 января арестовали Березюка, через полтора месяца. Но он все-таки наносил удары. Я за собой ничего не чувствовал и не скрывался. 11 марта я поехал снова в Москву. И в ночь на 24 марта задержали одновременно на разных адресах меня и Унчука. 

Разумеется, выглядело так, что нас делают крайними. Обвинительное заключение начиналось со слов, что Унчук, Хубаев и Березюк, являясь членами партии «Другая Россия» и участниками «Стратегии-31», находясь в сговоре и так далее. А потом уже там какие-то другие имена и подельники. Думаю, Панин и Казевин были включены, чтобы разбавить немножко явно политическое дело. А тут все честно и справедливо: они не были ни нацболами, ни фанатами. Казевин просто был пьяный, показывал факи. Их обоих арестовали, вменили административную статью, а когда уголовное дело разрослось, их уже в арестовали обоих. 

В общей сложности в СИЗО я больше года просидел. Срок был четыре года. два месяца скинули по касатке. Отсидел полностью. Колония была строгого режима, потому что у меня рецидив — я же до этого недавно освободился. В 2006 году я руководил отделением партии.

В начале 2015-го освободился. Помимо срока, мне тогда дали еще три года административного надзора — до года лишения свободы за нарушение. Из-за него не поехал в Донбасс. Кирилл Унчук освободился в 2014 году весной — он воевал там. У меня мать с восточной Украины. Я помню вот этот ужас украинского национализма, когда можно было отхватить ******** [по башке] за то, что ты не знаешь, как по-украински слово «кроватка» произносится. Восточную Украину надо присоединять к России. 

Сейчас переехал в Краснодар. Взглядов я тех же придерживаюсь. Знал бы, надел тогда маску, наверное. Беспечно подошел к этому. Я просто пришел не как участник, мне было любопытно все происходящее. Все, что происходит в стране, так или иначе ко мне относится.

Кирилл Унчук

Я был на дне рождении вместе с Березюком — шли за винищем мимо микроавтобуса наглухо затонированного. Открылась дверь, и с лаем налетели на нас дяди в черном, поставили на растяжку и запихнули в автобус. Привезли в СК. В итоге туда весь основной состав московского отделения [НБП] привезли. Мы все встали на 51-ю статью. Игоря арестовали, а меня отпустили под подписку.

У нас еще в движухе был парнишка Илья Кубраков. Мы ему объясняли, что мы — не модные, занимаемся политикой, а у него в голове были субкультурные дела, шмотки. Он был правым, потом стало модно быть антифа — он стал антифа, к нам в партию приходил, протусовался немного. 7 ноября он снова был в колонне с афашниками. Больше мы его не видели. Я его встретил на Манежке. Смотрю, он бегает с мегафоном, чего-то зажигает. Я взял у него мегафон, позажигал немного, и отдал ему назад. В этот же день после Манежки он пошел с бонами подпитый, и они зарезали киргиза вдесятером. 

Когда их взяли эшники, Кубракову показали видео с Березюком. Сказали ему: «Знаешь этого парня? Поможешь нам, мы тебе срок скостим». Он дал показания, что Игорь дал ему мегафон, пообещал полторы тысячи рублей и отправил на Манежную площадь зажигать речевки. Мы смеялись на суде: откуда у Игоря лишних полторы тысячи, он бы сам за полторы тысячи там сплясал. 

В итоге Кубраков получил по малолетке шесть лет. Я его недавно видел, он нарыл в себе какие-то еврейские корни и получил гражданство Израиля. Собрал джекпот.  

Под подпиской я еще месяц ходил, думал о политической эмиграции, но решил, что здесь мамка, березки, вот это все — пойду-ка я посижу в тюрьме. В марте мне изменили меру пресечения. С какой формулировкой? Да с какой: хватит гулять, иди-ка посиди. Дали три года: год и семь месяцев — в СИЗО, потом этап до Татарстана, откуда я родом, оттуда, как неугодного — в Новосибирск.

Я вышел в 2014 году. Выписывал журнал New Times, читал про Майдан. Думал, выйду с корабля на бал: герой Манежной, забабахаю там свою сотню какую-нибудь. А когда освободился, там уже началась АТО и все эти мероприятия по геноциду славян. В итоге освободился и уехал в Казань. Начал учиться на водителя троллейбуса. Девушка у меня была из соцзащиты.

Но потом начался Славянск. Там уже были наши ребята. Солидарность, да и хотелось опыт получить. В армию меня не взяли: я руки порезал, когда спецназ выкуривал бункер НБП. Поставили мне, что я негоден к службе. 

В Донбассе я еще успел со Стрелковым отходить от Краматорска к Донецку. Был в Изварино, в Славяносербске. Курс молодого бойца на месте прошел. Теперь разведчик-пулеметчик. Пулемет у меня был ПКМ [Калашникова] с ПНВ — прибором ночного видения. ПНВ выручал, потому что у украинцев было с оснащением получше. Подбирались к нам почти вплотную, а в ПНВ видно другие приборы — прям светящимся шаром. Ну я туда и наваливал.

Ранений не было. Контузия средней тяжести. 

Жестко было, когда в Изварино на нас вышли 13 танков. Сначала днем вышли четыре танка Т-62. Мы один подбили из 120-миллиметрового миномета, танк так можно накрыть. Остальным пришлось его вытаскивать на буксире, отступать. В ту же ночь с трех до четырех нас будят по боевой и мы рвем на рабочую [высоту] отбивать атаку: за танками уже шла пехота. Потом у нас уже целая диверсионно-разведывательная группа была из нацболов. Занимались корректировкой возле донецкого аэропорта. 

После войны занимался поддержкой политзаключенных, сбором средств, растил сына. Последнее место работы — приют для животных. Сейчас не занимаюсь политикой, занимаюсь зоозащитой. Трансформируем ненависть молодежи, пассионарную энергию в мирное русло, во что-то позитивное. 

Сейчас нет смысла вести какую-то борьбу. Все эти стояния на пикетах… Если кто не видит, что власть в стране узурпирована, он просто имбецил с промытыми мозгами. «Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо», — как Маяковский говорил. Надо культурное поле захватывать.