истории

«Это больше чем протесты, больше чем просто недовольство» Уволившийся телеведущий «Беларуси 1» Евгений Перлин — о причинах ухода и проблемах на белорусском ТВ

Источник: Meduza

Из государственных СМИ Беларуси массово увольняются телеведущие и журналисты — в знак солидарности с протестом. 12 августа об уходе сообщил популярный телеведущий Евгений Перлин, которого называют местным Иваном Ургантом, — у него собственное вечернее шоу на национальном канале «Беларусь 1». «Медуза» поговорила с ним о том, что стало причиной его ухода, и о цензуре на белорусском ТВ.

— Ваш уход с телевидения — это было исключительно ваше решение?

— Фактически я написал заявление по соглашению сторон, но решение мое.

— То есть вас к этому никто не подталкивал?

— Близкие говорили о том, что сейчас самое время, но и я сам понимаю, что те форматы, в которых я работаю, да и телевидение в принципе… Сетка вещания не изменилась в соответствии с той ситуацией, которая в стране происходит. В эфире остались развлекательные программы, а я не могу вести их с учетом всего происходящего, это просто невозможно.

— А был ли какой-то конкретный момент, после которого вы поняли, что «все, с меня хватит, надо уходить»?

— Конкретного момента не было, просто то, что происходит в последние дни, вот это все.

— Наши коллеги из Беларуси писали, что триггером могла послужить ситуация с вашей девушкой, которая пострадала во время протестов. Что именно произошло и действительно ли это повлияло на ваше решение?

— Не стал бы выделять именно этот инцидент, просто в целом много насилия в стране: далеко не мирные акции, столкновения, которые происходят по вечерам, камни летят, баррикады строят, и ОМОН, естественно, на это реагирует. Девушка бежала, чтобы пересесть из одной машины в другую. Она ехала с работы, ей нужно было пересесть в машину друзей, и в итоге она попала под раздачу от ОМОНа. С ней все в порядке в целом. Она испугана, но травм больших нет — ушибы, ссадины.

— В соцсетях сейчас обсуждается информация о том, что ваш уход с телевидения — это элемент PR, а на самом деле вам предложили должность повыше вне эфира. Можете прокомментировать это?

— Это, конечно же, фейк — я уже написал об этом у себя в соцсетях, потому что видел, что волна начинается, люди ведутся на это. Информационное пространство сейчас засорено, очень много мусора, и в таких экстренных ситуациях люди часто путаются, начинают верить в разные вбросы, потому что не могут трезво оценить достоверность информации. Я такое часто наблюдал до этого, когда теракты, например, происходили: люди поддаются панике и начинают верить во всякие конспирологические версии. Я это могу понять и оправдать, но в целом призываю людей проверять информацию, больше доверять видео, а не просто текстовым сообщениям. Что касается конкретно моей ситуации — нет, я не остаюсь ни в какой другой должности, я уволился. Сегодня целый день занимался бумагами, ну, техническими моментами, чтобы оформить увольнение. В общем, это бред, кто-то придумал этот фейк — и люди поверили.

— Вы ушли в никуда или у вас есть дальнейшие планы?

— Планов нет, во всяком случае, пока. Зарабатывать чем-то придется, но пока не знаю, что буду делать.

— Какой была реакция вашего руководства на уход? Не пытались ли уговаривать или давить?

— Это я хотел бы оставить без комментариев.

— За последние дни об уходе с белорусского телевидения заявило большое количество ведущих. Куда они все пойдут? Есть ли в Беларуси какие-то независимые телеканалы, которые смогут принять такое количество журналистов?

— Я бы не сказал, что в Беларуси есть какие-то серьезные независимые медиа. Есть оппозиционные СМИ, но я так понимаю, что редакции многих из них находятся не в Беларуси. Например, некоторые в Варшаве базируются. Хочется верить, что ситуация не затянется настолько, чтобы у всех нас, кто ушел с ТВ, закончились деньги, — это первое. А второе — хочется, чтобы либо появился новый телеканал, либо чтобы с нашим телевидением произошло что-то, чтобы работа там стала возможной по всем пунктам: по доверию людей к телевидению, по лояльности, по возможностям. Я начинал свою работу на телевидении с новостей, но вообще я работаю в развлекательном жанре и сейчас понимаю, что в ближайшее время развлекательные программы будут не очень необходимы и восприниматься тоже будут «не очень». 

— А что именно в белорусском телевидении не так, что работа на нем сейчас невозможна? Там существует цензура или есть еще какие-то причины, которые не дают журналистам честно работать?

— Ох, с новостями я правда давно не работал. Мой последний новостной эфир был вчера лишь потому, что я экстренно вышел на замену: ситуация была такова, что ведущего не было. В моей развлекательной программе, где я работал в последнее время, шоу «Макаёнка, 9», цензуры не было. Все те шутки, которые мы писали, проходили в эфир; гостей, которых мы хотели позвать в эфир, мы всегда звали, у нас ограничений никаких не было. Но в целом отношение к белорусскому телевидению сейчас такое… Скажем так, я вижу, что белорусы не любят все белорусское. Это вещь победимая, и когда люди видят, что кто-то признает, кто-то хвалит наши проекты, особенно из-за рубежа, то белорусы на это очень позитивно реагируют. Например, вот истории с Максом Коржом, группой «Би-2», IOWA — в России же их очень любят, они выступают на крупнейших фестивалях. В Беларуси на них сейчас тоже просто огромный спрос, но до этого им было тяжело: отношение изменилось, когда они пробились в другой стране.

— То есть в той телевизионной сфере, где вы в последнее время работали, вас до протестов ничего особенно не смущало?

— Да, на том проекте, где я был задействован, я был и ведущим, и продюсером, и оператором иногда, и нас в реализации наших задумок никто не ограничивал. Кроме того, в техническом плане для реализации наших задумок у нас тоже было все необходимое.

— Как на белорусском телевидении сейчас освещают протесты?

— Честно говоря, я не следил прицельно за тем, как именно на телевидении освещаются протесты. Я слежу за ситуацией и по телеграм-каналам, и на ТВ-эфиры иногда попадаю — и в целом не вижу, чтобы кадры, которые появляются на телевидении, как-то расходились с тем, что я вижу и читаю в Telegram, снимались в какой-то другой стране или в съемочных павильонах. Мне кажется, что правда лежит где-то посередине и складывается из двух частей: из того, что показывают на ТВ, и того, что транслируют в Telegram. 

— То есть телевидение «подсвечивает» не всю картину?

— Я думаю, да, но тут есть очень много нюансов. Телевидение — это СМИ, а телеграм-канал — это просто телеграм-канал. Формально крупные блоги в нашей стране приравнены к СМИ, но тем не менее если национальный телеканал в своем эфире соврет о чем-то или даст какую-то непроверенную информацию, то телеканалу «прилетит» и по юридической части, и имиджевая потеря будет серьезная. Если же соврет какой-то из телеграм-каналов, он может все это незаметно поправить, что я нередко наблюдаю, или просто написать «ой, извините, мы тут были неправы». В эфире национального канала такого быть не может — это верх непрофессионализма, поэтому многое в эфир не попадает, где-то слишком перестраховываются.

— Только перестраховываются? А бывают ли ситуации, когда что-то сознательно замалчивается или цензурируется по просьбе руководства канала / властей страны?

— Я бы не сказал, что что-то сознательно замалчивается, во всяком случае, на своем примере. Вчера я вел новостной эфир, и вот та информация, которая ко мне попадала, — я с ней и работал. Надо мной не стоял никакой цензор из администрации и не проверял, как я готовлюсь к эфиру и какую информацию отбираю. При этом, поймите, ведущий новостей не может выехать на митинг и своими глазами убедиться в том, что там происходит: исходные данные ему предоставляет корреспондент, который выезжал на место события. В общем, мне сложно объективно ответить на этот вопрос. Кроме того, я не могу отвечать за все белорусское телевидение и утверждать, что нигде информация не замалчивается. Я не смотрю постоянно абсолютно все эфиры нашего канала, и тем более других белорусских телеканалов, поэтому не могу с уверенностью ничего утверждать.

— В итоге причина вашего ухода с телевидения — это не какое-то несогласие с тем, как освещаются протесты, а невозможность вести развлекательные программы в текущей ситуации?

— Я бы сказал, есть два фактора. Один из них — это текущая сетка вещания, которая никак не изменилась под влиянием ситуации в стране. Я не медиаменеджер, но мне кажется, что ее можно было бы скорректировать, добавить специальные эфиры, подумать над тем, как организовать прямые эфиры, даже с учетом имеющихся в стране проблем со связью. Я не знаю, насколько это безопасно и корректно с точки зрения этики — транслировать в эфире столкновения, — потому что потенциально там могут быть какие-то моменты, которые, возможно, не должны попадать в эфир СМИ, например очень жесткие сцены насилия. 

Второй фактор — абсолютная нелояльность людей к телевидению. Даже если телевидение будет транслировать все правдиво и как есть, люди настроены так, что они не верят этому. Поэтому оставаться в новостном вещании и пытаться топить за правду и рассказывать обо всем как есть — это не сработает. Я чувствую, что я здесь не смогу ничем помочь уже.

— На ваш взгляд, массовые увольнения телеведущих могут как-то изменить то, что происходит на телевидении? Или просто наберут новых и все?

— Я бы очень хотел, чтобы это правда помогло и телевидению, и вообще стабилизировать ситуацию в стране. Чтобы мой уход принес какую-то пользу и спокойствие не только мне лично, но и стране это как-то помогло ситуацию успокоить.

— А вы считаете это реально возможным? То, что ваш уход и увольнения ваших коллег скажутся на позиции телеканалов?

— Вы же понимаете, что национальные СМИ — это какой-то стратегический инструмент, охраняемый объект, я думаю, что и в вашей стране это так. Я думаю, что сейчас руководство страны пытается как-то повернуть ситуацию в мирное русло, я прям уверен, что насилия в таком виде не хотят и в ближайшее время все должно успокоиться — я очень в это верю и надеюсь на это, мне кажется, это реально. Я думаю, телеканалы в этом тоже могут помочь. 

Вообще в моей жизни такое происходит впервые, мне 30 лет, я ничего подобного не видел, и в Беларуси ранее такого не было, поэтому сложно что-то прогнозировать или какие-то советы раздавать. Я умный человек, я, наверное, от советов воздержусь. Посоветую, наверное, только одно — ни самим не нарываться, ни втягиваться в какие-то силовые провокации. Если меня будут читать люди, которые собираются ходить на митинги, то пусть попытаются выражать свое мнение мирно; а силовые структуры хотелось бы попросить не разгонять мирные протесты и не избивать людей, которые спокойно выражают свое мнение.

— Вы планируете принимать участие в митингах?

— Я пока хочу с документами разобраться и сейчас еду «закатки» родителей перевозить с дачи. Хочу чуть-чуть побыть с семьей, а потом присоединюсь к народу.

— Вы сказали, что в ближайшее время все должно успокоиться. А как именно? Например, должны назначить новые выборы или к власти должна прийти Светлана Тихановская? Что, по вашему мнению, должно привести к тому, что страна успокоится?

— Это прям геополитика, я здесь не готов что-то комментировать. Я просто понимаю, что это больше чем протесты, больше чем просто недовольство. Мне кажется, здесь история глобальнее, и я не настолько разбираюсь в политических процессах, чтобы какой-то вероятный итог предсказать или выход из ситуации найти. Я слишком молод, чтобы предложить какое-то конкретное решение в этой ситуации. Если б оно у меня было — я бы, наверное, стал одним из кандидатов [в президенты].