истории

«Союз спасения» — монархический блокбастер о восстании декабристов, который осуждает и не жалеет бунтующих интеллигентов

Источник: Meduza

В прокат выходит «Союз спасения» Андрея Кравчука — блокбастер от продюсеров «Адмирала» и «Викинга», созданный при участии Первого канала. И хотя в фильме собраны все лучшие молодые актеры и показан невероятно красивый Петербург, картина вызывает слишком много вопросов. Создателям не удалось уложить всю историю в два часа без потерь, а сами декабристы в ней показаны взбалмошными интеллигентами, казнь которых спасет отчизну. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает, почему «Союз спасения» — это фильм не о декабристах, а о современности, в котором тесно и актерам, и самой истории.

Место и время ли в России 2019 года фильму о декабристах — романтиках, интеллектуалах и блестящих офицерах, решивших свергнуть самодержавие, отменить крепостное право и ввести конституцию? Да еще и в формате новогоднего блокбастера? Да еще и снятого продюсерами Анатолием Максимовым и Константином Эрнстом, а также режиссером Андреем Кравчуком (втроем они делали и «Адмирала», и «Викинга»), при участии Первого канала? Но авторы просили не тревожиться: их декабристы — не те, к которым все привыкли. Более того, они обещали первыми рассказать всю правду о случившемся. За это министр культуры Владимир Мединский со сцены на премьере даже назвал декабристами их самих. «Не дай бог», — быстро отреагировал Эрнст. 

В самом деле, вольтерьянством тут не пахнет (хотя Вольтера однажды цитируют). «Союз спасения» — эпическая хроника заслуженного провала. Ее герои — наивные выпивохи и невротики, ради благой цели готовые утопить Россию в крови. По счастью, император Николай Павлович безобразий не допустил и пресек смуту на корню. Во всяком случае, именно такими увидят события декабря 1825 года зрители, не слишком искушенные в истории. Их, надо думать, в кинотеатрах будет большинство. 

Несложно предсказать: основные баталии вокруг «Союза спасения» будут касаться фактографической точности предъявленного на экране. Историки станут разбирать анахронизмы и ловить сценаристов на слове, те — защищаться, ссылаясь на источники и заслуживающие доверия исследования. Первая ласточка уже налицо: кто-то уличил создателей фильма в том, что восстание на Сенатской у них происходит на снежном фоне, тогда как снег в Петербурге в ту пору выпал только в январе! Не смешно ли спорить о мелочах? Помнится, классическую советскую картину о декабристах, снятую к 150-летию восстания, «Звезду пленительного счастья» Владимира Мотыля, ведущий специалист по этой теме Натан Эйдельман критиковал за выдуманные детали и при этом называл «высочайшим достижением кино». 

Всерьез обсуждать имеет смысл лишь два пункта. Во-первых, художественные достоинства и недостатки фильма. Во-вторых, его содержание — то, что он сообщает зрителю. 

Первый аспект вызовет разночтения. Зрелище по любым стандартам впечатляющее. Картина снималась долго и дорого. Массовка огромная. В главных ролях — все лучшие молодые актеры: Максим Матвеев (Трубецкой), Леонид Бичевин (Муравьев-Апостол), Павел Прилучный (Павел Пестель), Антон Шагин (Кондратий Рылеев), Иван Янковский (Бестужев-Рюмин), Игорь Петренко (некий майор Баранов), Артем Ткаченко (Амфельт), Павел Баршак (Соловьев). Особенно выделим красавца Ивана Колесникова (баскетболист-красавец Белов из «Движения вверх»), эдакую идеальную версию Николая I. Из старшего поколения — Виталий Кищенко (Александр I), Александр Лазарев (Бенкендорф), Сергей Колтаков (Мордвинов), Александр Домогаров (Милорадович), Алексей Гуськов (Щербатов). Мужское царство, а как вы хотели? Единственная женщина, чье имя можно хотя бы запомнить, — невеста Муравьева-Апостола Анна, роль которой выдумали специально для Софьи Эрнст. Канонический, красивый сюжет о декабристских женах сценаристов интересует меньше всего. В картине мы видим его перевертыш: бездумные эгоистические мужчины бросают свои семьи и возлюбленных, чтобы заняться политическим протестом. В фильме только два идеальных семьянина: заботливый муж Александр I (супруга, кажется, в кадр не попала) и нежнейший отец Николай I. 

Вернемся от содержания к форме. Хороших артистов в фильме так много, что им тесно — и, кажется, нечего играть. Пустые или растерянные глаза особенно хорошо видны в многочисленных крупных планах. Главный недостаток «Союза спасения», безусловно, сценарий (Никита Высоцкий, Олег Маловичко). Не то чтобы были особенно плохи диалоги, беда в другом. Авторы будто не выбрали, чью историю пытаются рассказать. В результате мы практически ничего не знаем и не понимаем ни об одном из двух десятков персонажей. Неясны ни общие мотивы, ни причины конкретных поступков. Действие движется скачками. Флешбэки не помогают, а только запутывают. Признанием в беспомощности выглядят всплывающие титры: некоторые персонажи подписаны, другие — нет. Кто есть кто и кем кому приходится, забываешь моментально. А тут еще и обильные подсказки с подробными объяснениями, какие события не поместились в фильм. Режиссер будто честно признает, что о некоторых вещах рассказать языком кинематографа он не в состоянии. Но зачем тогда было браться? 

Неизвестно, собирается ли Первый канал выпускать на основе «Союза спасения» сериал, но полнометражный фильм выглядит именно как многосерийный телефильм, торопливо ужатый до двух часов с хвостиком. Сугубо российский формат «два в одном», увы, крайне редко срабатывает. Здесь эта эстетика нивелирует и усилия артистов, и даже очевидное дарование оператора Игоря Гринякина («Бумер», «Движение вверх», «Братство»). Лихорадочно перепрыгивая от эффектных общих планов, на которых хорошо видны вложения инвесторов, к псевдопсихологическим этюдам на крупных, фильм никак не может усидеть на двух стульях: интимной, по замыслу, драмы и размашистого эпоса. Единственный неизменно безупречный персонаж в кадре — болезненно красивый зимний Петербург. Ну и костюмы великолепной Екатерины Шапкайц («Трудно быть богом») грех не отметить. 

«Телевизионнее» всего звучит музыка Дмитрия Емельянова: громкая, назойливая, редко дающая от себя отдохнуть. Недолго думая, композитор переработал популярные хиты. Некоторые с позволения правообладателей, другие — вряд ли: взять хоть «Астурию» Исаака Альбениса. Но куда более дико звучат мелодии песен Виктора Цоя, Ильи Лагутенко и Вячеслава Бутусова. Лейтмотивом и вовсе оказались «Прогулки по воде» «Наутилуса». Интересно, это потому, что героем песни в оригинале был апостол, а в фильме фигурирует Муравьев-Апостол? Звучание саундтрека ближе всего к сельскому караоке. Возможно, так авторы пытались подкупить массовую публику. 

Но перейдем к внутренней идее фильма. Если что-то и может всерьез удивить в «Союзе спасения» по-настоящему, то это дисбаланс между разболтанностью, приблизительностью драматургии — и идеологической программой, которая как раз выстроена чеканно, холодно, безошибочно эффективно и умно. Трудно сказать, планировали ли авторы проводить прозрачные параллели с современностью. Может, и нет: фильм задумывался шесть лет назад, страна тогда была другой. Но, как известно, любое историческое кино прежде всего говорит о современности, хотят того создатели или нет. Так устроено зрительское восприятие.  

Мягкосердечный и вечно усталый Александр I, не желающий наказывать злоумышляющих на него смутьянов, — чистый Ельцин; в его прощальном разговоре с наследником слышится ельцинское «берегите Россию». Статный, мужественный, бесстрашный, но чувствительный Николай I — конечно, Путин; недальновидные советники намекают ему, что в ситуации междуцарствия после смерти монарха его могут признать узурпатором — но для него важнее всего соблюсти дух и букву закона. Человек он бескомпромиссный, честный. Насилия не любит, но, когда нужно, не поморщится, замочит врага в сортире — в смысле, выстрелит из пушки по живым людям (расправа на Сенатской подана в фильме чуть ли не как героический акт). Граф-демократ в штатском Мордвинов представляет либеральное крыло в правительстве. Вирильный Милорадович — собирательный образ силовика, которому подлые революционеры и наносят первый удар — конечно, в спину. 

Впрочем, все государственные мужи желают одного: счастья и преуспеяния своей отчизне. Откуда взялись и чего хотят революционеры, толком понять невозможно. По меньшей мере, из фильма. Не показаны воинские подвиги будущих декабристов на войне 1812 года. Не упомянуты их интеллектуальные достижения: «Конституция» Муравьева, «Русская правда» Пестеля, манифест «К русскому народу» Трубецкого. Неясно, что вообще их не устраивает в Российской империи: нарядной, праздничной, пряничной стране, где всем живется хорошо. Крепостное право не всплывает даже в разговорах. Сравнений русского политического уклада с европейским на всякий случай тоже нет. Конституция? Кто это вообще такая? Наверное, сестра великого князя Константина, за воцарение которого ратуют эти балбесы? Милорадович, Мордвинов, Александр и Николай постоянно задают смутьянам вопрос, который нынешние лоялисты ставят перед оппозицией: вам-то лично чего не хватает? Чего не нравится? С жиру беситесь? Выходит, что с жиру, других объяснений «Союз спасения» не дает.

Авторы фильма с удовольствием фокусируют внимание на радикальном «Южном обществе», которое — очевидно, как любая смута, — возникает на Украине. Символом революционных настроений становится разжалованный в солдаты майор-пьяница, поджигающий трактир. Смакуется сцена воображаемого убийства государя — жестокого, без суда и следствия, — после которого убивают и непосредственного исполнителя, чтобы спрятать концы в воду. Такого допускать нельзя, ежу ясно! «Вы что, хотите, как на Сенатской?» — непроговоренный лейтмотив и слоган «Союза спасения». Да, вешать живых людей нехорошо, но не повесь их вовремя, они бы еще худших делов натворили. 

Да и они сами, кажется, одобряют собственную казнь. Сорвавшийся с виселицы Муравьев-Апостол вспоминает в последний миг перед смертью лишь один эпизод из жизни. Угадайте какой! Близких, возлюбленную, друзей? Не угадали. Перед мысленным взором преступника проносится тот момент, когда после победы над Наполеоном ему повезло пить шампанское с самим императором. «Виктория!» — сказал самодержец ласковым голосом. Вот и рецепт: своего царя почитать надо, а воевать — с врагами отечества. Тогда бы наступила благодать и казнить бы никого не пришлось. 

Посмотрев фильм, решительно невозможно понять, что в этих хипстерах, да еще вооруженных, находили Пушкин, Некрасов или Лев Толстой, намеревавшийся записать Пьера Безухова в декабристы. Не говоря о советской интеллигенции: Тынянове, Окуджаве, тех же Мотыле и Эйдельмане. Россия вспрянет ото сна? Как бы не так: наше спасение — вечный сон. Если верить финальному титру «Союза спасения», после казни декабристов император правил долго и счастливо — о прозвище «Николай Палкин», репрессиях, цензуре, России как жандарме Европы фильм стыдливо умалчивает. Зато не забывает сообщить, что либеральничавший Александр II Освободитель был убит террористом. А потому что нечего с революционерами нянькаться. 

Без всяких шуток: вполне возможна и такая точка зрения на восстание декабристов. Хотя за весь монархистский XIX век и за весь, по преимуществу советский, XX уважавшие себя художники в России ее ни разу не высказывали. Однако трудно не заметить, как она звучит сегодня. В разгаре «московское дело», где реальные сроки получают люди, бросившие в росгвардейца пластиковый стаканчик или случайно схватившие его за руку, и президент вслух это одобряет («А потом стрелять начнут!» — ну прямо как декабристы). Сфабрикованное дутое дело «Нового величия» могло бы показаться пародией на процесс декабристов — если бы только не унижения и пытки, которым подвергаются ничего не совершившие молодые люди. В этой ситуации «Союз спасения», хотят того его авторы или нет, звучит как одобрение политики государственного террора по отношению к несогласным. Одобрение добровольное, о котором власти, кажется, не просили: пока с подавлением смуты (тем более когда она воображаемая) они неплохо справляются без помощи кинематографа. 

На выходе из премьерного зала ряженые гренадеры и дамы вручали гостям прощальные подарки к Новому году — картонные елочные игрушки, гвардейцев с аккуратно приклеенными петельками. «Акция „Повесь своего декабриста“», — невесело шутили зрители. Я тоже взял две фигурки, на память.