истории

Мы сами — силовики Рынок политического насилия захватывают частные игроки — люди, прошедшие Сирию и Донбасс. Раньше он принадлежал сотрудникам ФСБ и МВД

Источник: Meduza

В России существует рынок негосударственного политического насилия. Его услугами пользуются разные клиенты, в том числе власти — для борьбы с общественными и гражданскими активистами, конкурентами и даже госслужащими. Участники этого насыщенного рынка — близкие к Кремлю бизнесмены, сотрудники МВД и ФСБ, а также большое число мелких игроков, включая спортсменов, политтехнологов и представителей религиозных организаций. Корреспондент отдела расследований «Медузы» Лилия Яппарова рассказывает, как она сама смогла заказать массовую уличную акцию с привлечением сотни мужчин, готовых драться, — и как конфликт на востоке Украины привел к появлению в России развитой и неподконтрольной силовым ведомствам индустрии титушек.

«Отборочная площадка для отморозков»

28 ноября 2017 года следователя СК Константина Гирякова, который возвращался домой в центре Алушты, догнали два молодых человека; один из них был одет в белоснежный спортивный костюм. В течение нескольких минут неизвестные успели ударить Гирякова не меньше 15 раз, пустив в ход деревянную трость. Врачи обнаружили у доставленного в больницу подполковника юстиции закрытые переломы пястных костей, ушиб головного мозга и многочисленные гематомы.

В августе 2019-го суд признал организатором нападения начальника антикоррупционного подразделения МВД Алушты Александра Леснова, а исполнителями — участников общественной организации «Союз добровольцев Донбасса» (СДД) Сергея Старосельцева и Николая Пухова; они получили от Леснова 190 тысяч рублей. Всем троим назначили довольно мягкое наказание — для людей, обвиненных в нападении на сотрудника правоохранительных органов: по три года колонии общего режима (с учетом времени, проведенного в СИЗО, фактические сроки заключения составили около полугода); 19 ноября этот приговор отменили.

Как рассказал «Медузе» собеседник, знакомый с ходом операции по задержанию исполнителей, сотрудники ФСБ взяли Николая Пухова в декабре 2017 года прямо в кабинете главы «Союза добровольцев Донбасса» Александра Бородая. Бородай когда-то работал с бизнесменом Константином Малофеевым, выполнявшим неофициальные поручения Кремля в Донбассе — а сейчас, утверждают собеседники «Медузы», сотрудничает с Евгением Пригожиным (другой предприниматель, которого связывают с присутствием пророссийских сил в различных «горячих точках»). «Те [Пухов и Старосельцев] накосячили и прибежали к нему [Бородаю] спасаться», — замечает собеседник издания.

То, что исполнители нападения решили искать защиты именно у Бородая, вполне объяснимо. За несколько месяцев до нападения на следователя, в июле 2017 года, Пухов был участником масштабного военно-спортивного турнира «Добровольческие игры».

Этот турнир проходил в районе села Погореловка Калужской области, о турнире коротко упоминали российские СМИ. Организаторами игр себя называли «Союз добровольцев Донбасса» (СДД) и «Конфедерация военно-прикладных видов спорта» (согласно данным базы «СПАРК-Интерфакс», не зарегистрированная организация). Заявки на участие в играх принимали только от людей, прошедших конфликты на востоке Украины и в Сирии — и вставших на учет в СДД. Других требований к участникам почти не было: ими могли быть «мужчины от 18 до 45 лет».

В Погореловку приехали около сотни человек, вспоминает в разговоре с «Медузой» один из организаторов игр, руководитель информационного отдела СДД Мария Коледа. Приглашение на турнир получили и участники уличных акций из радикальной группы SERB, добавляет в беседе с корреспондентом «Медузы» бывший участник этой организации. А близкий к СДД собеседник так объясняет настоящую задачу, которая стояла перед организаторами «Добровольческих игр»: «[Главу союза Александра] Бородая на Старой площади попросили взбодрить ветеранское движение [Донбасса]».

Руководство СДД заявляло, что на турнире готовит людей к новой войне. «Дело, которое начато в 2014 году [на востоке Украины], еще далеко не закончено», — сказал Бородай на общем построении перед закрытием «Добровольческих игр». «Та война, которая нас объединила, не завершена», — добавил директор СДД Андрей Пинчук на вручении наград. Однако настоящие боевые задачи, которые вскоре возникли перед участниками турнира, оказались чисто внутриполитическими. 

«„Добровольческие игры“ предполагались как отборочная площадка для отморозков, — объясняет „Медузе“ бывший сотрудник ФСБ, осведомленный о подготовке игр. — Их [участников конфликтов] отсмотрели и наняли для выполнения задач в том числе по политическому прессингу. Это все была пригожинская история — ему ее согласовали вообще без вопросов».

Из участников турнира в Калужской области сформировали группы, подконтрольные Евгению Пригожину, — им предстояло исполнение силовых акций внутри России. Этот факт «Медузе» подтвердили четыре собеседника, в том числе специализирующийся на противодействии оппозиции политтехнолог, работавший в структурах Пригожина. «Забрали тех, которые понравились [на турнире], — вспоминает он. — Сейчас поручения, какие скажут, выполняют». 

Некоторых людей отправили в Москву и Петербург, другие вернулись в Донбасс (всего было отобрано около 40 человек, утверждает близкий к ФСБ собеседник). «Сейчас они используются для мелкой тупой работы: для запугивания и дискредитации, плюс когда идет заказ на определенных людей по бизнесу», — говорит близкий к ФСБ собеседник «Медузы». По его словам, участники отрядов чувствуют «абсолютную уверенность в безнаказанности», потому что «ментам запрещено их трогать, а контора [ФСБ] может только попросить их не трогать отдельных персонажей [на которых поступил заказ]». Представитель СДД Мария Коледа отрицает, что из участников «Добровольческих игр» формировались такие отряды.

В Москве группу отобранных наемников расселили по общежитиям. Как объясняет «Медузе» бывший сотрудник ФСБ, близкое общение действовало на группу разлагающе: ее участники начали третировать предпринимателей и утратили представления о дисциплине. «[Как-то после поездки на шашлыки] загрузили мангал с догорающими углями прямо в багажник собственной „девятки“ — да так и поехали. Сожгли машину, конечно. Профессионалы, блин, — описывает он. — Их распустили уже».

Среди московских заданий участников «Добровольческих игр» — нападение на общественного активиста в марте 2018 года. Этот активист, которого избили, попросил «Медузу» не упоминать его имя в публикации — чтобы «не привлекать внимания» к случившейся акции устрашения (в распоряжении редакции есть фотографии избитого, которые исполнители выкладывали в соцсетях, чтобы отчитаться перед заказчиком, а также копии медицинского освидетельствования, сделанного после произошедшего в больнице). «Напали со спины, повалили на землю, налетели и начали пинать со всех сторон, — вспоминает общественник. — Весна, холодно, лед, снег с дождем. Скоординироваться не успел. Четверо били; пятый снимал [происходящее на мобильный телефон]».

Пострадавший описывает нападавших как «гопников 20–30 лет». «Все в капюшонах, а один напоказ — без. Минуту пинали, бегали, орали: „Свинья, скотина, тварь!“ Разбили лицо. Глаз только заплыл один, а второй кастетом задели — эрозия [роговицы] небольшая. Не сказали, за что, но сигнал [от заказчика нападения] я принял», — говорит активист.

Позже он использовал свои связи в правоохранительных органах, чтобы узнать об исполнителях нападения — и о том, что они получили за свою работу «всего 100 тысяч рублей». Он и еще трое собеседников «Медузы» утверждают, что нападавшие участвовали в военно-патриотическом турнире в Погореловке: двух из них (один — уроженец Барнаула, другой — донбасского Енакиева) избитый активист опознал на выложенных во «ВКонтакте» фотографиях с «Добровольческих игр».

Молодого человека, который не стал скрывать лицо и фиксировал происходящее на мобильный, общественник тоже увидел на фото, но при других обстоятельствах. Его лицо тиражировали в СМИ в августе 2019 года: юноша был на снимках, сделанных кандидатом в Московскую городскую думу Любовью Соболь — она сфотографировала людей, которые подкараулили ее у дома и облили грязью. Участника нападения идентифицировали как 19-летнего Марка Мельника. По мнению оппозиционных активистов, он также связан с организованной структурами Евгения Пригожина слежкой за политиком Алексеем Навальным и сотрудниками его Фонда борьбы с коррупцией.

Собеседник «Медузы», знакомый с исполнителями обеих этих акций, подтвердил участие Мельника в нападении на политического активиста в марте 2018 года. Связаться с Мельником «Медузе» не удалось.

По мнению участника проекта «База данных» Виктора Олейника, СДД и после 2017 года остается способом трудоустройства участников локальных боевых действий на рынке политического насилия. «Их [„Союза добровольцев“] основная роль — быть неким хабом, который объединяет идеологически правильно подкованных и готовых действовать людей. И находит им занятость на этом самом рынке. Организаций, через которые на него можно войти, не так уж много, и люди, которые их возглавляют, несомненно, координируют свои действия с представителями спецслужб и власти. Это взаимовыгодные транзакции», — считает Олейник.

Как утверждает ветеран МВД, знакомый с устройством системы политического насилия, в стране «больше десяти» крупных игроков этого рынка. Особняком при этом стоит Петербург, где подобных структур больше. «[В Москве и других городах России, за исключением Петербурга] большинство уличных акций против либералов — это либо Пригожин, либо [Константин] Малофеев. Они как бы точки входа для таких предложений, — заявляет он. — Все [поступающие к ним] просьбы [о политических акциях] они скидывают технологам, те пишут креатив, а исполняет уже, например, СДД». Такое сотрудничество участников «Союза добровольцев Донбасса» с обоими предпринимателями «Медузе» подтвердил один из организаторов силовых акций.

Остатки агентуры МВД и ФСБ

Тот факт, что рынок политического насилия в России перешел под контроль пусть близкого к власти, но все-таки частного игрока, — непривычная ситуация. В предыдущие годы им заведовали (естественно, неофициально) государственные силовые ведомства: МВД и ФСБ.

С тезисом о том, что силовики «теряют политтехнологическую линию», согласны восемь человек, с которыми пообщался корреспондент «Медузы», а именно: два ветерана МВД; ветеран ФСБ; сотрудничавший с ФСБ исполнитель силовых акций; человек, работающий со спецслужбой сейчас; а также трое политтехнологов, связанных с политическим насилием.

«Во вторую половину 2010-х в МВД и ФСБ направление внутренней политики полностью прекратили финансировать. Спецдепартаменты МВД — ГУПЭ, ОПБ — начали крушить еще в 2013 году. А с конца 2015-го урезается финансирование в ФСБ. Поляна была зачищена, ниша отошла частникам», — объясняет «Медузе» собеседник, служивший в то время в МВД. Его слова подтверждают несколько собеседников, в том числе один из исполнителей уличных акций. (ФСБ и МВД не ответили на запросы «Медузы».) Он уверяет, что «по внутренней политике [у ФСБ и МВД] в какой-то момент с бюджетами очень плохо стало». «Сейчас фактически деньги есть только у Пригожина. Вот бы от него какой-нибудь заказик обломился», — мечтательно произносит в беседе с корреспондентом «Медузы» подрядчик.

Тем не менее у спецслужб по-прежнему остается своя инфраструктура для проведения нелегальных уличных акций с применением силы. В частности — курируемое ФСБ движение SERB. Суммы, которые получают участники акций движения, невелики, рассказывает Николай Зайцев — противник «Евромайдана», бежавший из Украины в Москву, как и основатели SERB, и знакомый с ними по среде осевших в России политэмигрантов: «Когда за акции на Немцовом мосту выдается по 500 и 1000 рублей, я же понимаю, что Гоша [Тарасевич] не из своего кармана выкладывает».

Собеседники «Медузы» объясняют, что размер вознаграждения членам SERB невелик еще и потому, что группа получает деньги официально, через полицию и в соответствии с приказом МВД 2018 года о вознаграждении за помощь в раскрытии преступлений.

«По приказу об оплате агентурной сети, принятому в 2018 году, суммы выплат агенту могут быть довольно серьезными. Ну, если он сдал какую-то крупную рыбу», — говорит состоявший в SERB ветеран МВД Олег Чурсин. Он подтверждает, что активисты движения получали деньги в полиции. Два других собеседника «Медузы» среди силовиков тоже рассказали о финансировании SERB из бюджета; в МВД на запрос «Медузы» не ответили.

Правда, вознаграждение, которое получают агенты силовых ведомств, почти никогда не доходит до сотен тысяч, а тем более миллионов рублей. Националисты Владимир Басманов и Дмитрий Демушкин рассказывают, что их соратникам, которые признавались в работе на силовиков, платили от 14 с половиной до 20 тысяч рублей в месяц. Часто внештатные агенты не получают ничего.

Почему силовики лишились бюджетов на «политику» в середине 2010-х, ни один из собеседников «Медузы» ответить не смог. При этом завербованные агенты начинают выходить из-под контроля, уверен один из ветеранов МВД.

«Сейчас рынок „клоунов“ дешевый, — заявляет активист противостоящего SERB „Левого блока“ Василий Кузьмин. — Юродивые на Руси — все, что осталось. SERB состоит где-то из десяти человек, не более того. Да, агрессивных, да, неадекватных, но если они прыгнут на нас, то мы им быстренько дадим просто — и все. Вот раньше, когда на нас прыгали [футбольные] фанаты, было сложно: с воплями налетает в пять раз больше фанатья и начинает бить».

«Мне жаловались, что в Екатеринбург и на Шиес гнали агентуру — причем как гнали: шантажировали, чтоб ехали, а денег не давали», — говорит близкий к ФСБ подрядчик уличных акций. Из-за сокращения бюджетов агентура ФСБ, специализирующаяся на политическом прессинге, перешла в «частный сектор», где сейчас платят больше, рассказывают собеседники «Медузы».

Весной и летом 2019 года Любовь Соболь рассказывала о слежке за ней и ее семьей (мужем, матерью и дочерью) неизвестных людей, которые преследуют их, задают вопросы и снимают на видео. В твиттере Соболь называла их «пригожинскими ублюдками». Ее подозрения «Медузе» подтвердил собеседник среди сотрудничавших с Пригожиным политтехнологов.

В устроивших слежку за сотрудниками ФБК молодых людях (часть из них удалось идентифицировать) собеседник «Медузы» среди силовиков узнал бывшую агентуру ФСБ. «Проектные парни, которые всегда получали за это бабки. Все, что рассыпалось, частники подобрали. Теперь один из пригожинских исполнителей использует их как шестерок», — говорит собеседник «Медузы». 

Технолог, специализирующийся в структурах Пригожина на внедрении в оппозицию, подтверждает, что предприниматель имеет отношение к остаткам агентурной сети ФСБ: «Могут и из Питера в Москву перекидывать, кстати, потому что питерских в столице не знают, они не засвечены». Молодежь внедряют часто. «Одного мальчика мы долго-долго учили, долго-долго внедряли, а когда он пришел в компанию [петербургской] оппозиции, то увидел там свою маму. Шок был для обоих. Причем они шифровались друг от друга: мама не знала, где он и чем занимается, а он не знал, чем мама занимается. И на первом же сходняке они встретились — как в индийском кино, всплакнули друг у друга на плече», — продолжает собеседник.  

Переключается на сотрудничество с «частным сектором» и движение SERB. 13 декабря 2017 года они вместе с СДД сорвали показ фильма «Полет пули», который показывает войну на Украине глазами бойцов батальона «Айдар» («Не будет фильма против русских», — заявили тогда участники акции). За организацией этой акции стояла не ФСБ, а Константин Малофеев, утверждают собеседники «Медузы» среди силовиков; в пресс-службе Константина Малофеева опровергли любую причастность к срыву кинопоказа.

Силовики уже начали мстить «частникам» за потерянную рыночную нишу, говорит сотрудничавший со структурами Пригожина политтехнолог. «Естественно, когда от кормушки даже чуть-чуть отталкивают, они [силовики] начинают злиться», — говорит он. И добавляет, что у ФСБ и МВД есть агенты «в наших бригадах» исполнителей силовых акций и что силовики «устраивают облавы на своих бывших агентов»: «Выцепляют и уже дальше жестко их наказывают».

«Представьте, если сейчас кто-то захочет все это [заказы на проведение уличных акций] у Пригожина забрать, — рассуждает близкий к движению SERB Николай Зайцев. — Они будут биться — биться до конца. Здание на Лубянке, наверное, взорвут. Не как этот несчастный Павленский, а нормально так, направленным взрывом, нежели они отдадут этот рынок».

Идеология тотальной войны

Один из политтехнологов, который работает на рынке политического насилия и с которым говорила корреспондент «Медузы», является ветераном спецназа ГРУ. «Как я стал политтехнологом? Окончил Суворовское училище, потом — командное, потом служил, служил. Ни у кого ничего не просил, а потом, когда я ехал отдыхать [в 2014 году] в деревню, мне позвонили [из командования] и сказали: „У нас ситуация в Крыму. Ты нужен, приезжай“», — описывает он свою карьеру. Гэрэушник замечает, что с тех пор его «вот так подтягивали»: «Полгода на войне, полгода в отпуске. Зарплата технолога помогала копеечной армейской».

Конфликты в Крыму и на востоке Украины привели к появлению в России не только большого числа исполнителей, но и большого числа разработчиков силовых политических акций.

«Если бы меня [в 2014-м] допустили до рупора, то вооруженный топорами народ Донбасса вырезал бы ***** [к черту] всю западную Украину», — заявляет «Медузе» политтехнолог, работавший в Луганске и предлагавший свои идеи администрации президента. Свое видение того, на какой идейной основе должны были базироваться самопровозглашенные Луганская и Донецкая народные республики, политтехнолог называет «идеологией тотальной войны».

Среди его идей была такая: размещать на уличных рекламных носителях высказывания украинских политиков из фейсбука. «Все вот эти цитаты про „резать ватников“, про „выродков“ и „манкуртов“, которые „легли под русского оккупанта“. Можно было весь Луганск завесить — хватило бы», — говорит «Медузе» политтехнолог. Он замечает, что устраивать уличные акции при таком информационном сопровождении в Луганске не потребовалось бы: «Лучшая уличная акция — это украинский артобстрел».

Он (как и еще четверо собеседников «Медузы») — политический менеджер, который сейчас участвует во внутрироссийских проектах, в которых нередко применяется насилие. Именно такие люди стали «политтехнологическим мейнстримом» после 2014 года, констатирует политический консультант Константин Калачев, несколько лет проработавший на «Единую Россию». «Если [у российской власти международная] репутация и так подмочена, то чего уж там, — не скрывает разочарования Калачев. — Когда-то таким отморозкам даже руку жать не стали бы, а сейчас это уже называется „уличные технологии“, „технологии борьбы“ — кем-то одобренные, с кем-то согласованные».

Сотрудничавший с Кремлем политтехнолог Алексей Чадаев дает более осторожную характеристику новой генерации своих коллег. «Предлагаю вам рассматривать это как специфическую культуру наемничества — только в зоне полунасильственных публичных акций», — говорит он «Медузе».

В Москве уличную акцию с применением насилия можно заказать по телефону. За две недели до выборов в Московскую городскую думу 8 сентября в соцсетях появились сообщения о «наборе крепких ребят для участия в митинге». К номеру телефона, который фигурировал в объявлении, привязан аккаунт в телеграме; на фотографии профиля — снимок актера и организатора массовки Александра Фогеля. Он известен тем, что в мае 2019 года выступал на общественных слушаниях о реновации в Москве в поддержку стройки. Человек, ответивший на звонок «Медузы» в ноябре, подтвердил, что участвовал в митинге в поддержку реновации.

«Если нужны неконтролируемые ребята, будут неконтролируемые, — пообещал он в телефонном разговоре с корреспондентом, которая представилась потенциальным заказчиком уличной акции. — Есть [спортивные] болельщики, я их беру, когда просят агрессивных, у меня есть договоренности. Хотелось бы небольшой прессинг оказать? Фанаты, болельщики — потолкаться, попинаться самое оно. Они у меня так и называются — группа „Драчуны“». 

За «полусиловые акции» у Фогеля, по его словам, отвечает другая категория массовки — «Молодежь». «У меня был заказчик в Подмосковье, попросил закидать какого-то там выступающего пирожными. Пожалуйста, пришли 50 человек и закидали. По молодежи у меня четыре источника [рекрутирования исполнителей]: одно спортивное движение, которое часто устраивает пешие походы по Подмосковью; анархическое одно общество; общество реконструкторов — они у меня приходили кто в казачьей, кто в белогвардейской форме. Есть еще молодежь такая смешная, которая верит в Советский Союз и хочет восстановить СССР», — объяснил Фогель.

«Медузе» удалось договориться с Александром Фогелем об уличной акции с участием 100 человек, готовых применить силу, всего за 200 тысяч рублей. Эта сумма в разы меньше тех, о которых говорят другие собеседники издания. Вероятнее всего, дело в том, что в случае с Фогелем речь шла о сравнительно мирном выступлении.

Чем опаснее акция, тем она дороже, при этом географических ограничений для рынка политического насилия не существует. «Если платят деньги, [исполнители] поедут в любой регион. Есть выездные бригады, которые могут и в Москве отработать, и в Ярославле, и в Ханты-Мансийске», — рассказывает один из политтехнологов, прибегающих к таким методам. Он же объясняет, как быть, если заказчику нужна большая группа для участия в массовой акции на выезде: «Находят старших бригадиров, большинство — через закрытые чаты (тот же самый телеграм). Дается бригадирам задание, что нужно 500 человек [привести]. Они дают звеньевым своим задание — те находят». 

В качестве примера организации крупной силовой акции в регионе России собеседники «Медузы» называют протесты в Екатеринбурге весной-летом 2019 года. Там горожанам, недовольным строительством храма в сквере в центре города, противостояли крепкие молодые люди в футболках с эмблемой одного из спонсоров строительства — «Русской медной компании» (РМК).

Специализирующийся на работе с праворадикальными организациями политтехнолог и глава «Национально-консервативного движения» Михаил Очкин (в июле 2019 года он пытался сорвать ЛГБТ-фестиваль «Бок о бок») утверждает, что упустил подряд на борьбу с протестующими на Урале. «Люди [главы РМК Игоря] Алтушкина, а конкретно один московский политтехнолог, бывший депутат Госдумы, узнавали [у нас], как бы мы разрулили эту ситуацию в Екатеринбурге. Мы высказались, но в итоге заказчик пошел стандартным путем, — рассказывает Очкин (в РМК отрицают обращение к технологу). — Всегда ведь можно найти компромисс, а они создали жесткий контрповод: „Ага, собрали [протестующие] против храма 100 человек — значит, надо собрать 200“. И пошла жесткая терка, конфликт не сглаживается». 

Подряд на непосредственно силовое сопровождение строительства храма достался ультрарелигиозным спортсменам из движения «Сорок сороков», утверждает Очкин. Про команду политтехнологов, которые, исполняя заказ, привлекли православное движение, он говорит только, что они свою работу «делают топорно». «В итоге [другой спонсор строительства храма] УГМК потеряла на этом конфликте больше, чем они потратились на „Сорок сороков“, на все самолеты, которыми они туда [на Урал] отправляли Молота с командой. У них еще была команда местных бойцов — „Академия единоборств РМК“, — которые „подойдешь — упадешь“, но нельзя же тушить пожар деньгами!» — восклицает Очкин. В УГМК и РМК отрицают факт обращения к спортсменам.

После летних протестов в Москве, которые начались из-за недопуска независимых и оппозиционных кандидатов на выборы в городскую думу, на силовые методы разрешения политических конфликтов обратили внимание в московской мэрии. И речь идет не о привлечении сил полиции и Росгвардии. По информации источников «Медузы», в октябре 2019 года городские чиновники обратились к московским патриотическим объединениям с предложением поучаствовать в создании новой молодежной организации. Об этом корреспонденту издания рассказали шесть собеседников, среди которых близкие к мэрии и МВД.

«Они обосрались с митингов и решили сделать „Наши 2.0“. Предложение звучало как [создание организации, в которой будут сочетаться] „молодежка, социалка и оранжевая угроза“. Кто вообще сейчас использует выражение „оранжевая угроза“?» — пересказывает один из собеседников «Медузы» беседу между представителями мэрии и клубом исторической реконструкции «Гастингс». «Кто-то из волшебных технологов рядом [с руководством Москвы] нашептал, что нужно иметь свою маленькую армию», — говорит слышавший об идее создания молодежного движения в Москве лидер движения «СтопХам» и бывший участник движения «Наши» Дмитрий Чугунов. 

Идею мэрии один из собеседников «Медузы» называет «сентиментальной». «Совсем дебилковатый проект», — говорит близкий к мэрии источник. «Я даже знаю, с каким портретом они будут ходить — с портретом Собянина. И обретут громогласный успех под этим портретом, — саркастически отмечает политтехнолог Модест Колеров, намекая на портреты Владимира Путина, с которыми в свое время ходили участники „Наших“. — Короче, даже не берите в голову! Сохранить лицо им [сотрудникам политического блока мэрии Москвы] это не поможет». В правительстве Москвы не ответили на запрос «Медузы».

Уличные акции прокремлевских молодежек когда-то казались радикальными — сейчас выращенный в этих движениях политтехнологический актив постепенно сменяется людьми, готовыми к еще более радикальным решениям внутриполитических проблем. «Ребята из правой среды, ребята из среды силовиков — таких на рынке сейчас очень много», — описывает своих сверстников представитель нового поколения. «Если бы не было Донбасса, со всеми такими запросами обращались бы к специалистам вроде меня — только более циничным», — уверен прошедший молодежные организации нулевых собеседник.

Один из собеседников «Медузы», работавший в Донбассе, когда-то начинал свою карьеру технолога в Южной Осетии — на войне 2008 года. О своем отношении к акциям политического насилия он говорит так: «Мы не политтехнологи, которые работают с силовиками. Мы сами — силовики».