В новом романе канадского писателя и лауреата «Букера» Майкла Ондатже герои в первой части проживают непростую юность, которую им навязали взрослые, а затем, во второй, пытаются восстановить те события по крупицам памяти. Галина Юзефович объясняет, как автор не только следует важной литературной традиции последних двадцати лет — стоит вспомнить «Предчувствие конца» Джулиана Барнса — но и делает это с четкостью, которой не хватало у его предшественников.
Майкл Ондатже. Военный свет. М.: Эксмо, 2019. Перевод О. Качановой, В. Голышева
Писательскую манеру Майкла Ондатже, канадского классика, автора знаменитого «Английского пациента», лауреата Букеровской премии и обладателя почетного «Золотого Букера», с некоторой долей условности можно описать как пуантилистскую: при взгляде с малой дистанции каждый его роман распадается на множество ярких и обманчиво самодостаточных эпизодов. Однако стоит сделать шаг назад и охватить взглядом все полотно, как разрозненные цветовые пятна сложатся в гармоничные орнаменты, от красоты и стройности которых буквально захватывает дух.
Новый роман писателя «Военный свет», опубликованный через семь лет после предыдущего — очаровательного и немного легкомысленного «Кошкиного стола» — устроен ровно таким же образом. Главный герой, пятнадцатилетний Натаниел, и его сестра Рэчел ведут в послевоенном Лондоне жизнь обычных подростков из среднего класса. Однако их размеренному существованию приходит конец, когда родители сообщают, что уезжают на год в Сингапур, оставляя детей в Англии под присмотром своего давнего знакомого — странного тихого человека, которому Натаниел и Рэчел дают прозвище Мотылек. Опекун из Мотылька выходит своеобразный: для начала он наводняет респектабельный родительский дом на Рувини-Гарденс всякими сомнительными типами, а после снисходительно наблюдает, как один из завсегдатаев этих сборищ, человек по прозвищу Стрелок, втягивает Натаниела в рискованные махинации по незаконному ввозу в Англию борзых собак.
Вся первая часть романа — сплошь обрывочные, словно бы случайно выхваченные из тумана картинки. Вот мать героя накануне отъезда делится с сыном и дочерью скупыми воспоминаниями о собственном детстве. Вот Натаниел драит посуду в роскошном отеле, куда его устроил подработать на каникулах Мотылек. Вот он в кинотеатре, сжимает в объятьях сестру, с которой случился эпилептический припадок. Вот они с Рэчел стоят ночью на холме в компании эксцентричной женщины-этнографа, которая произносит пророческую фразу: «Ваша история — лишь одна из многих и, может статься, не самая важная. Вы — не главное, что есть на белом свете». Вот они со Стрелком пробираются на лодке по илистым протокам Темзы к месту встречи с поставщиками «живого товара». А вот Натаниел занимается любовью со своей первой девушкой, бесшабашной Агнес, в заброшенном доме, по которому, цокая когтями и поскуливая, ошалело носятся контрабандные борзые.
Однако вторая часть все деловито и грациозно расставляет по своим местам, и то, что выглядело произвольной выборкой моментальных фотоснимков, оказывается тщательно подобранными элементами большого пазла. Через десять с лишним лет после описанных в первой части событий повзрослевший Натаниел, ныне клерк в одном из неприметных департаментов Министерства иностранных дел, отправляется на поиски своего прошлого. Ему предстоит узнать, каким человеком была его мать, почему она оставила детей с чужими людьми, куда подевались Стрелок и Агнес, и что же на самом деле творилось на Рувини-Гарденс в годы его головокружительного и безумного отрочества. А узнав, ему предстоит самостоятельно сочинить (или, если угодно, выбрать) собственную историю, опираясь на те небогатые свидетельства, которые подкидывают ему судьба и засекреченные архивы — и признать, что, как и предсказывала женщина-этнограф, его история — лишь одна из многих, и, увы, не самая главная.
Идея поиска, реконструкции своего прошлого по скудным обломкам, а заодно осознание ненадежности человеческой памяти и принципиальной невозможности что-либо уверенно восстановить — одна из главных тем мировой литературы на протяжении по меньшей мере двадцати последних лет. И в этом смысле Майкл Ондатже следует за своими великими предшественниками: читатель без особого труда различит в «Военном свете» отблески «Аустерлитца» В. Г. Зебальда, «Когда мы были сиротами» Кадзуо Исигуро, «Предчувствия конца» Джулиана Барнса и других авторов и текстов, исследующих эту же область. Однако в умении создавать внутри своего романа реальность одновременно зыбкую, причудливо искривленную и вместе с тем безупречно логичную и стройную, у Ондатже нет ни предшественников, ни последователей — он такой один. Никто другой, кроме него, не обладает этим диковинным даром — видеть мир одновременно целостным и дробным, поэтически-размытым и заостренно четким, и транслировать свое видение завороженному читателю.
Читайте также
- «Английский пациент» — официально лучший роман в истории Букеровской премии. Возможно, это литературный «Брекзит»
- 15 книг, чтобы забыть про майские праздники Рекомендации от Галины Юзефович
- «Это музыка стесненности, которая стремится преодолеть себя» Переводчик Леонид Мотылев — о поэтике Кадзуо Исигуро, Нобелевского лауреата по литературе
- «Одна история» Джулиана Барнса: откровенное фото без фильтров Галина Юзефович — о новом романе британского писателя, в котором он достиг вершин мастерства
Пуантилизм
Стилистическое направление в живописи неоимпрессионизма, возникшее во Франции около 1885 года. В его основе лежит манера письма раздельными мазками — точками или прямоугольниками. При этом краски не смешиваются на палитре, смена оттенков достигается засчет оптического эффекта.