истории

Путин написал, что СССР никогда не был союзником нацистской Германии, а раздел Польши был вынужденным шагом. Это правда? Как пакт Молотова-Риббентропа оценивают современные историки

Источник: Meduza

Владимир Путин опубликовал статью «75 лет Великой Победы: общая ответственность перед историей и будущим». В ней президент России изложил свое видение причин Второй мировой войны. По его мнению, к ней привела прежде всего политика умиротворения Гитлера, которую вели западные страны, отказывавшиеся от сотрудничества с СССР. Сам Советский Союз за несколько дней до начала войны заключил с нацистской Германией Договор о ненападении, известный как пакт Молотова-Риббентропа, к которому были приложены Секретные протоколы о разделе сфер влияния в Восточной Европе. Месяц спустя две страны, фактически захватив Польшу, подписали Договор о дружбе и границе, а также секретный протокол к нему, который окончательно утвердил границу между «зонами влияния» двух стран. С точки зрения Путина и современной российской дипломатии, дружба с нацистами была вынужденной и помогла СССР подготовиться к будущей войне. «Медуза» объясняет, что не так с этой трактовкой.

Этот материал был впервые опубликован 4 сентября 2019 года. После выхода статьи Владимира Путина мы обновили его.

Новую трактовку начала Второй мировой войны еще до Путина озвучил МИД. Вот в чем она заключается

Буквально заявление министерства, опубликованное 22 сентября 2019 года, звучало так:

Тезис о том, что дружба с Гитлером была вынужденной, не нов: в законченном виде он появился еще в 1948 году в исторической справке «Фальсификаторы истории», написанной советскими академиками. Считается, что справку редактировали лично Иосиф Сталин и Вячеслав Молотов. Там рассказывалось, что на сближение с Гитлером СССР толкнули Англия и Франция, а также отрицался факт существования секретных протоколов, по которым Москва и Берлин разделили сферы влияния. 

В августе 2019 года министр культуры Владимир Мединский в статье «Дипломатический триумф СССР» пересказал эту справку. Министр высказал только одно замечание к сталинской версии: Советский Союз напрасно замалчивал факт подписания секретных протоколов к пакту и Договору о дружбе — протоколы, по которым СССР получил часть Польши, страны Балтии и куски Финляндии с Румынией, также были «триумфом».

СССР действительно не был союзником Германии, хотя мог (и пытался) им стать в 1940 году; население западных областей Украины и Белоруссии, ранее принадлежавших Польше, без пакта на самом деле попало бы под власть нацистов на два года раньше; однако непонятно, как отсрочка спасла его от геноцида. Остальные же пункты объяснения МИД опровергаются реальной историей и доступными документами (советскими, немецкими и западными).

Хотя использовать тезисы МИДа для оправдания договоров с Германией некорректно, это не значит, что эти договоры были заведомой ошибкой. Советское руководство, подписывая пакт и Договор о дружбе, не вполне понимало, что разные европейские страны планировали делать в 1939-м; оно не знало, что в 1940 году будет разгромлена и выйдет из войны Франция; и уж тем более ему не было известно, что Германия, несмотря на все договоры, нападет на СССР в 1941 году. Для справедливой оценки пакта нужно понимать, как именно оценивал обстановку Сталин и к чему на самом деле он стремился.

Что происходило в Европе до подписания договора и что об этом думали в СССР

К 1939 году окончательно рухнула Версальская система, которая определяла мировую политику после Первой мировой войны. Мировым порядком были недовольны почти все, и прежде всего два главных проигравших в войне: Германия и Россия, в 1922 году ставшая СССР. Германия после прихода к власти Адольфа Гитлера в 1933 году взяла курс на отмену ограничений, которые на нее накладывал Версаль, а также на возвращение отторгнутых от нее территорий, населенных этническими немцами. К этому стремлению сочувственно относились многие политики в Англии и США, считавшие, что Германию после проигранной войны на истощение наказали излишне жестко. За сохранение «системы Версаля» держалась Франция — главный противник Германии на континенте. 

То, что Германия вновь представляет серьезную опасность, стало ясно в середине 1930-х: Гитлер отказался от ограничений, которые версальские соглашения накладывали на германскую армию; военные расходы Германии к 1936 году в несколько раз превысили совокупные траты Франции и Англии. Однако ни Франция, ни Англия не были готовы начать новую войну. Они решили, что Гитлера можно остановить или по крайней мере задержать с помощью «политики умиротворения».

СССР тем временем стремился вернуть себе место в европейской политике, которое раньше принадлежало Российской империи. Сначала его союзником в этом деле была Германия, однако после прихода к власти Гитлера все отношения между странами были прерваны по идеологическим мотивам. С 1936 года СССР с одной стороны и Германия с Италией с другой вели необъявленную войну в Испании. В 1930-х Москва пыталась при помощи Франции строить «систему коллективной безопасности», настаивая на своем в ней активном участии. Одновременно в стране пропагандировалась идея опасности, исходящей от «капиталистического окружения»; «окружение» было поделено на две части: «агрессивный блок», состоящий из нацистской Германии, фашистской Италии, Японии и Польши, и «империалисты» из Англии, Франции и США, которые мечтают столкнуть «агрессоров» с СССР.

Особо неустойчивой Версальскую систему делали «малые государства», возникшие на обломках Австро-Венгерской, Российской и Османской (еще до Первой мировой войны) империй. Они предъявляли территориальные претензии друг к другу и создавали военно-политические блоки против соседей. Они же были первоочередной целью агрессии Гитлера.

В 1938 году Гитлер приступил к «собиранию немецких земель». После аншлюса Австрии весной 1938 года осенью дошла очередь до населенной этническими немцами Судетской области Чехословакии. Чехословакия имела гарантии своего суверенитета от Франции и СССР, которые обязывались вступиться за нее сообща. Когда Гитлер осенью 1938 года потребовал у Праги Судеты, Москва предлагала Парижу начать совместные действия против агрессии, но Франция отказалась соблюдать гарантии. СССР заявил, что может защитить Чехословакию в одиночку, и даже объявил частичную мобилизацию армии. Однако до решительных действий не дошло: Москва собиралась, но так и не запросила соседей Чехословакии — Румынию и Польшу — о пропуске войск. 

29 сентября 1938 года без участия СССР и Чехословакии, зато с участием Великобритании и Италии состоялась конференция в Мюнхене по судетскому вопросу; участники решили отдать Судеты Германии. Одновременно с немцами на территорию Чехословакии вошли поляки, оккупировавшие Тешинскую область. После этого стороны гарантировали новые границы Чехословакии. 

Мюнхенский договор продержался всего полгода. В ночь на 15 марта 1939 года Гитлер предъявил ультиматум Праге с требованием подписать договор о роспуске государства, угрожая войной. Чехи подчинились, немецкие войска вошли в Прагу; Чехия была объявлена немецким протекторатом Богемии и Моравии; Словакии Гитлер даровал независимость, получив в ее лице надежного союзника. 

Аннексия Чехии стала поворотным моментом: Франция и Англия в полной мере осознали, что Гитлер не собирается соблюдать договоренности, а его цели выходят далеко за рамки «собирания немецких земель». Лондон и Париж приняли принципиальное решение об отказе от политики умиротворения; однако они осознавали, что военных ресурсов для того, чтобы остановить вновь созданную германскую армию, у них уже недостаточно. Когда в конце марта правительство Румынии (один из главных европейских производителей нефти) сообщило им, что Германия требует у него монополию на импорт топлива, Англия и Франция запросили СССР о возможной помощи против будущей агрессии. Так начались долгие англо-франко-советские переговоры, продолжавшиеся до самого заключения пакта Молотова — Риббентропа.

К этому времени у Сталина наряду со старым желанием влиять на европейскую политику на правах великой державы появились и новые цели. Во-первых, он хотел расширить границы СССР за счет сопредельных малых государств или хотя бы получить надежные гарантии их нейтралитета. Во-вторых, он собирался не допустить преждевременного вступления СССР в войну. Переговоры с англичанами и французами казались хорошим поводом для того, чтобы получить желаемое. Нарком иностранных дел и главный сторонник «системы коллективной безопасности» Максим Литвинов в начале 1939 года писал: «Мы отлично знаем, что остановить агрессию без нас невозможно. Чем позже к нам обратятся за помощью, тем больше нам заплатят».

Однако собрать плату с союзников Литвинов не смог. В СССР аннексия Чехии вызвала внутренний кризис. 3 мая 1939 года Сталин снял Литвинова и назначил на его место Вячеслава Молотова, дав тому указание «очистить НКИД от евреев» (Максим Литвинов, возглавлявший министерство с 1930 года, тоже происходил из еврейской семьи). Позже Гитлер говорил, что «решающим [в улучшении отношений с Москвой] было смещение Литвинова. Для меня это прозвучало как пушечный выстрел, объявивший об изменении отношения Москвы к западным странам». Тогда же неожиданно активизировались торговые переговоры между Германией и СССР, которые буксовали с осени 1938 года. В конце апреля — начале мая германские чиновники стали делать советским дипломатам первые смутные предложения о политическом сближении. 

Как Германия и СССР договорились подписать пакт и Договор о дружбе

В 1938 году в СССР продолжали считать, что главной опасностью является нападение на страну блока Германии и Польши, возможно, с участием Румынии и стран Балтии (в Кремле серьезно относились к слухам о том, что прибалты и поляки готовы предоставить немцам свою территорию для нападения на СССР — общей границы немцы и Советы в тот момент не имели). 

Однако 13 марта 1939 года Сталин получил данные разведки, что Гитлер планирует сначала захватить Чехословакию (донесения подтвердились через два дня), а потом выдвинуть территориальные претензии Польше и начать подготовку к войне на западе (с Францией и, если придется, Англией). Разведка была права: Гитлер действительно принял принципиальное решение о войне с Польшей 8 марта. В этих условиях Гитлеру был необходим дружественный нейтралитет СССР — в противном случае он мог получить войну на два фронта, как в Первую мировую. Такой вариант развития событий он считал заведомо проигрышным для Германии. Даже обычный нейтралитет был нежелателен: в этом случае Германии после оккупации Польши нужно было оставить на образовавшейся границе с СССР несколько десятков дивизий, что снизило бы ее боевые возможности на западе.

Советское руководство само дало повод думать, что, несмотря на все идеологические разногласия, сближение с нацистами возможно. Еще 10 марта на XVIII съезде ВКП (б) Сталин выступил с речью, в которой неожиданно провозгласил главными виновниками надвигающейся войны Англию, Францию и США, которые пытаются стравить СССР и Германию. Наконец в апреле министерство иностранных дел Германии приняло решение провести «зондаж» СССР на предмет будущих политических договоренностей.

Главным связующим звеном руководства Германии и СССР был советник советского посольства в Берлине Георгий Астахов — бывший дворянин, хорошо знавший немецкий язык (в отличие от своего начальства). Через него немецкие дипломаты в конце весны и начале лета начали делать все более конкретные предложения. 

Одновременно СССР вел переговоры с Францией и Англией о создании системы коллективной безопасности для стран Европы. Речь уже шла не столько о Румынии, сколько о Польше, которой Гитлер еще 21 марта выдвинул ультиматум с требованием передать немцам коридор к Восточной Пруссии (она после Первой мировой была таким же анклавом, как сейчас Калининградская область для России). В ответ Великобритания и Франция, решившие больше не уступать Гитлеру, выдали Польше гарантии военной защиты в случае агрессии.

Расклад на переговорах, если коротко, был такой: за союз трех держав безусловно выступала только Франция, которая имела общую границу с Германией. Польша не хотела гарантий от СССР, Москва открыто сомневалась, что, когда дойдет до войны, союзники предпримут хоть какие-то активные действия, а Лондон совсем не доверял Сталину. В июне СССР потребовал, чтобы гарантии трех стран распространялись не только на Польшу и Румынию, но и на страны Балтии; французам удалось убедить англичан принять это предложение, хотя те опасались, что Сталин с помощью этого пункта хочет давить на правительства балтийских стран. 

После этого НКИД СССР предложил пункт о «косвенной агрессии». Согласно ему, гарантии трех держав начинали действовать не только в случае прямого нападения, но и в случае, когда страну шантажируют применением силы (как было в случае с Чехословакией). Англия никак не могла согласиться на то, что СССР от имени трех держав начнет «спасать от агрессии» страны Балтии, руководствуясь слухами о немецком шантаже; французы колебались.

Наконец, в конце июля Москва потребовала, чтобы политическое соглашение сопровождалось военным, в котором будет четко прописано, как именно и какими силами будет каждая из стран вести борьбу с Германией. Вопрос о «косвенной агрессии» был временно отложен, а в Москве на август назначили переговоры военных делегаций о планах на будущую совместную войну. 

Англичане к тому времени уже приняли решение ничего со Сталиным не подписывать, а затянуть переговоры, чтобы с их помощью давить на Германию. СССР тоже уже не планировал договариваться: в июле Георгий Астахов получил от немецких дипломатов и лично от министра иностранных дел Германии Иоахима Риббентропа сигнал о том, что договор между двумя странами возможен на очень привлекательных условиях — стороны могут заключить пакт о ненападении и при этом тайно договориться о разделе сфер влияния в Восточной Европе. Это предложение полностью отвечало целям Кремля: СССР получал расширение своей «зоны безопасности» и при этом оставался в стороне от войны. 31 июля Астахов сообщил в Москву: он не сомневается, что «если бы мы захотели, мы могли бы втянуть немцев в далеко идущие переговоры».

11 августа на переговоры с военными делегациями Франции и Великобритании, составленные из второразрядных генералов, прибыл маршал Климент Ворошилов с инструкцией Сталина, как эти переговоры сорвать так, чтобы можно было обвинить в этом несостоявшихся союзников. 21 августа Ворошилов объявил англичанам и французам, что советской делегации нужно готовиться к большим учениям, а потому она не может продолжать беседы, которые ни к чему не ведут. 

23 августа был подписан советско-германский пакт о ненападении вместе с секретным протоколом о разделе сфер влияния. Риббентроп вписал в текст пространные рассуждения об отсутствии у сторон идеологических разногласий, однако Сталин вычеркнул их накануне подписания. В зону советского влияния отходили Эстония, Латвия, восточная половина Польши почти до Варшавы и Финляндия. В тексте протокола также указывалось, что СССР имеет интерес к Бессарабии (часть нынешней Молдавии), которая была захвачена Румынией во время Гражданской войны в России; немцы расписывались, что не имеют там никаких интересов.

1 сентября Германия напала на Польшу; через два дня Англия и Франция объявили ей войну. 17 сентября СССР начал вторжение на территорию восточной Польши, где еще оставались польские войска, из последних сил отбивавшие атаки немцев. В последний момент секретный протокол был изменен: Москва предложила оставить Германии кусок Польши от Варшавы и до Бреста, а взамен получить Литву. Уже в октябре в странах Балтии были созданы советские военные базы, которые были призваны «гарантировать их безопасность»; Англия и Франция не могли оказать помощь прибалтам, а Германия, следуя букве пакта с СССР, в этом отказала. 

Раздел Европы был торжественно подтвержден в Москве подписанием Договора о дружбе, который официально и открыто утвердил раздел Польши между СССР и Германией и установил границу между странами. В секретных протоколах к нему были заново нарезаны зоны влияния в странах Балтии. После подписания Риббентроп, Молотов и Сталин отобедали с дипломатами; поднимались тосты за Сталина и за Гитлера; потом Риббентроп отправился в Большой театр, где давали «Лебединое озеро».

Георгий Астахов не смог принять участия в разделе Польши, для которого он сделал так много. 19 августа он был уволен из НКИД, в 1941 году арестован и обвинен в шпионаже на польскую разведку; в 1942 году он умер в лагере.

Было ли «вынужденным» заключение пакта с Германией?

Коротко. Нет.

Москва могла его не заключать — и это не привело бы к немедленной войне с Гитлером. А недружественный к Германии нейтралитет мог бы осложнить Гитлеру ведение войны на западе. 

У Сталина было из чего выбирать:

Договор с Францией и Англией грозил СССР вступлением в войну в 1939 году. Немцам такой вариант решительно не нравился: на штабных играх они отыгрывали столкновение с Красной армией, проведшей срочную мобилизацию и пришедшей на помощь полякам, и получили неутешительные результаты — им не удавалось завершить разгром Польши до подхода советских сил; после этого Германии грозила полноценная война на два фронта. Об окончательном решении напасть на Польшу Гитлер объявил своим генералам 22 августа 1939 года, когда вопрос о заключении пакта с СССР уже был решен; возможно, в случае если бы он не добился дружественного нейтралитета от Сталина, он бы отложил войну.

Впрочем, антигерманский договор мог быть заключен только в случае полного доверия сторон к друг другу, но ни СССР, ни Великобритания, ни Польша, которой должны были помогать большие страны, доверия к потенциальным союзникам не питали. Поляки считали, что требование СССР пропустить Красную армию на территорию Польши для войны с немцами не что иное, как попытка «доделать мирно то, что не получилось силой в 1920 году». Англия полагала, что СССР нацелился на насильственное навязывание своей «помощи» странам Балтии. СССР же сомневался, что страны Запада всерьез собираются воевать с Гитлером, и подозревал их в том, что они планируют вести борьбу чужими руками. Попытка договориться, какую именно военную помощь должны предоставить три страны, провалилась накануне подписания пакта между СССР и Германией (и эту попытку уже никто не рассматривал всерьез).

Но и не вступая в войну на стороне Англии и Франции, СССР теоретически мог бы влиять на ее ход. Если бы Москва не обещала Берлину дружественный нейтралитет, то Германии пришлось бы считаться с наличием у своих восточных границ Красной армии. В реальности же после разгрома Польши в сентябре 1939 года почти вся германская армия была переброшена к границам Франции, на востоке немцы оставили только несколько охранных дивизий. В результате германская армия в 1940 году имела численное преимущество на западе, что ускорило падение Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии и Дании.

И все же выбор был сделан в пользу Германии. А через два года после пакта германские войска и их союзники оккупировали все, что Москва получила в результате пакта, и вели наступление на глубинные районы европейской части СССР.

Что знал и чего хотел Сталин?

Как и все участники кризиса 1939 года, Сталин вынужден был принимать решения в условиях недостатка достоверной информации о планах других стран. В начале 1939 года Москве казалось, что Гитлер планирует захватить остатки Чехословакии, а затем вместе с Польшей (которая участвовала в «решении чешского вопроса», захватив Тешинскую область) выступит против СССР. Гитлер действительно в начале 1939 года предлагал Польше вступить в антисоветский блок — «Антикоминтерновский пакт», созданный Японией и Германией. Одновременно он требовал от Польши по-хорошему передать Германии вольный город Данциг и коридор в Восточную Пруссию. 

Польша отказалась от этих «предложений»; участие в войне с СССР не входило в ее планы, хотя она и признавала на переговорах с немцами, что «заинтересована» в Советской Украине; Варшава предпочитала дождаться развала СССР. 

О том, что Польша отказала немцам в участии в антисоветском блоке, в Москве не знали, но знали о том, что отношения двух стран резко ухудшились. В конце весны стало окончательно ясно, что Польша — следующая жертва Гитлера. Однако всем казалось, что Гитлер вновь, как в случае с Австрией и Чехословакией, будет стремиться решить вопрос шантажом и угрозами. От Англии и Франции, которые весной выдали односторонние гарантии безопасности Польше, в Москве тоже ждали не решительных действий, а продолжения «большой игры» в духе чехословацкого кризиса.

Такой кризис открывал перед Москвой большие возможности. Она могла попробовать решить две свои главные внешнеполитические задачи: 

Сохранение полного нейтралитета в начинающейся войне не сулило Сталину быстрого решения этих задач. Договор с Германией позволял добиться этих целей, тогда как «западные демократии», особенно Великобритания, явно не хотели дать Сталину то, чего он желал. Впрочем, сами по себе эти желания осенью 1939 года не воспринимались политиками на Западе как агрессия: в условиях европейской войны временное нарушение суверенитета малых стран считалось нормальным; раздел Польши между Германией и СССР казался лучшим вариантом, чем захват всей ее территории Германией.

Отношение к Москве изменилось в 1940 году, когда она атаковала Финляндию — как считали на Западе, с целями, явно выходящими за пределы простой задачи изменения линии границы. 

Наконец, летом 1940 года, когда Германия нанесла удар по Франции, СССР снова был поставлен перед выбором. Уинстон Черчилль, который сменил на посту премьера Великобритании Невилла Чемберлена, пытался сблизиться с СССР, намекая, что Германия вскоре неизбежно изменит свое отношение к Москве, поскольку дружественный нейтралитет СССР после разгрома Франции больше не имеет для него значения. Представитель Черчилля Стаффорд Криппс встречался в июне 1940 года со Сталиным, чтобы обсудить с ним «опасность гегемонии Германии в Европе». Сталин ответил, что СССР не видит такой опасности, и передал запись разговора Германии. 

Ответом Сталина на атаку немцев во Франции стали не попытки борьбы с явным усилением Германии, а «укрепление» зоны влияния СССР: если осенью 1939 года Москва ограничилась созданием в странах Балтии военных баз, то в июне 1940 года она потребовала распустить правительства трех стран и ввода дополнительных войск, а затем просто присоединила их к СССР.

Отсрочил ли пакт войну?

Коротко. Нет.

Германия не планировала нападать на СССР осенью 1939 года и не успевала сделать это в 1940-м.

Гитлер принял принципиальное решение нанести удар по Польше (если она не примет ультиматум о передаче немцам части своей территории) в марте 1939 года. Это исключало из реальной повестки 1939 года главный страх Москвы — совместный поход Германии и Польши против СССР. Летом стало понятно, что Франция и Великобритания всерьез планируют оказать военную помощь Польше в случае нацистской агрессии. Это означало, что для Германии, скорее всего, откроется фронт на западе против одной из сильнейших армий Европы — французской, которую поддержат экспедиционными силами англичане. А значит, СССР в ближайшее время — пока немцы будут заняты на западе — не грозит война с Германией. 

После польской кампании германской армии потребовалась бы пауза на перегруппировку к французской границе; а значит, активные действия на западе не могли начаться раньше 1940 года. Затем, если бы Германия быстро (за несколько месяцев) разгромила Францию и британские силы на континенте, ей нужно было бы подготовиться к кампании против СССР; начинать войну против СССР осенью неразумно по климатическим соображениям, так что в худшем случае нападение СССР могло состоятся не раньше чем в 1941 году. Именно так случилось в реальности, но и без пакта Германия не могла напасть быстрее.

Что знал и чего хотел Сталин?

СССР считал, что договор с Германией позволит стране надолго остаться над схваткой европейских держав. Войну нужно было не просто отсрочить, а дождаться, когда Германия, Франция и Англия измотают друг друга в сражениях по образцу позиционных битв Первой мировой войны. 

7 сентября 1939 года Сталин так объяснил смысл пакта (который противоречил всей публичной антифашистской риторике СССР 1930-х годов) главе Коминтерна Георгию Димитрову: 

Тезисы были хороши для того, чтобы успокоить европейских коммунистов, дезориентированных резкой сменой политики СССР. Однако реализовать их на практике Сталин не смог. 

Не вполне ясно, насколько Сталин сам верил в то, что план «ослабления» воюющих держав был реализуем. Долгая изматывающая экономику противников война соответствовала планам Англии и Франции, которые полагались на блокаду Германии и оборону своих границ. Германия же сразу после победы в Польше начала разрабатывать план сокрушения Франции.

Советская военная теория того времени, как и немецкая, полагала, что будущая война будет отличаться от Первой мировой — вместо войны на истощение она разрабатывала идеи сокрушения противника с помощью новых инструментов борьбы (танков, механизированных соединений, авиации и т. д.) При этом советская разведка накануне войны не считала, что противники в германо-французско-английском конфликте равны: весной 1939 года она недооценивала потенциальную силу Франции и переоценивала потенциал Германии. По этим данным выходило, что Германия сможет выставить для войны против Запада почти в два раза больше дивизий, чем Англия и Франция (в реальности — менее чем в полтора раза). Поэтому руководство СССР должно было учитывать вероятность разгрома Франции и британских экспедиционных сил; полагаться на долгую войну на западе было рискованно.

К концу июня, когда разгромленная Франция вышла из войны, а остатки английских дивизий были эвакуированы на острова, выяснилось, что Германия, «разодравшись» с западными демократиями, не только не ослабла, но и усилилась. Это, однако, не привело к изменению политики СССР. Москва и после поражения Франции попыталась расширить сотрудничество с Германией. Поскольку после присоединения стран Балтии и Бессарабии протоколы к Договору о дружбе «были исчерпаны», СССР выступил с новыми предложениями о разделе сфер влияния.

Речь шла о Балканах: Москва хотела «обеспечить безопасность» Болгарии, а затем добиться (при участии Германии) согласия Турции на изменение статуса Черноморских проливов. В ноябре Молотов, записав подробные инструкции Сталина, отправился на переговоры с Гитлером. На второй день переговоров стало ясно, что раздел Балкан с СССР для Германии совершенно не актуален. Кроме того, Германия отказалась от соблюдения старых протоколов о зонах влияния — это касалось Финляндии, положение в которой Берлин больше не считал «внутренним делом СССР». «Похвастаться нечем, но, по крайней мере, выяснил теперешние настроения Гитлера, с которыми придется считаться», — телеграфировал Молотов Сталину. 

Гитлер предложил Сталину присоединиться к Тройственному пакту — явно в качестве младшего партнера и без права обсуждать европейские дела. 25 ноября Москва сообщила, что согласна обсуждать этот вопрос. Германия не ответила — и продолжала молчать вплоть до 22 июня 1941 года. Все это время — начиная с июля 1940 года — разведка СССР докладывала о все усиливающихся перебросках немецких дивизий в Польшу и Восточную Пруссию (для того, чтобы вывести их из районов, которые могут бомбить англичане, объясняли немцы).

Чего Сталин точно не мог знать наверняка — это того, что еще 31 июля 1940 года Гитлер сообщил генералам о скором нападении на СССР вне зависимости от того, удастся ли одолеть Англию.

Пакт действительно позволил СССР накопить силы?

Коротко. Да, но этого было недостаточно.

Укрепить обороноспособность СССР в полной мере не успел; мало того, мощь Красной армии в эти два года росла не быстрее, чем сила немецкой армии. В части организации и опыта ведения войны Германия в это время и вовсе совершила большой рывок.

В 1939 и 1940 годах Красная армия и немецкий вермахт получили разный опыт ведения войны. После Польши немцы быстро усовершенствовали свои методы ведения борьбы с применением механизированных сил при поддержке авиации. С помощью этих инструментов им удалось летом разгромить Францию, Бельгию, Голландию и английские дивизии. СССР получил скорее негативный опыт в войне с Финляндией; к этому добавились тревожные сведения о силе и методах германской армии. В результате руководство СССР попыталось не только увеличить численный состав армии (резкий рост численности произошел еще в 1939 году), но и срочно реформировать ее. Было решено заново создать мощные механизированные силы, превышающие по своей мощи немецкие.

5 мая 1941 года Сталин, выступая перед выпускниками военных академий, сообщил, что Красная армия имеет в своем составе 300 дивизий из которых треть — механизированные. Однако в реальности реформа была далека от завершения, а создаваемые по ней механизированные корпуса оказались крайне громоздкими и сложными в управлении. Летом они были разгромлены в Приграничном сражении и распущены.

Но главная ошибка была в другом. Руководство СССР получало слишком противоречивые данные от разведки о планах и сроках нападения Германии. По крайней мере до мая никакой уверенности в том, что оно состоится в 1941 году, не было. Кроме того, Москва полагала, что сначала Германия предъявит СССР ультиматум. В результате СССР не смог вовремя начать мобилизацию (тайная мобилизация — Большие учебные сборы — началась 15 мая) и сосредоточение войск к границе (началось уже в июне). Начало войны застало Красную армию не до конца отмобилизованной и разорванной на два стратегических эшелона; они были разбиты немцами в последовательных операциях в июне-июле и августе-сентябре.

Немцы тоже совершили стратегическую ошибку, которая в итоге стоила им поражения в войне: они радикально недооценили силы и потенциал СССР. Так, они считали, что в 1941 году противник сможет выставить против них всего 209 дивизий. В реальности сил у СССР было больше (более того, он быстро формировал новые соединения), и стало ясно, что Красную армию нельзя разбить за одну кампанию. Немцы были вынуждены ввязаться в войну на истощение, которая вскоре стала войной на два фронта.

Что знал и чего хотел Сталин?

После поездки Молотова в ноябре 1940 года в Берлин у советского руководства не было сомнений, что война с Германией — дело недалекого будущего. Однако оно не знало, когда именно это будущее наступит. Судя по документам советского военного планирования, СССР надеялся успеть сосредоточить войска прикрытия и провести мобилизацию. После этого планировалось перейти в наступление в южной части бывшей Польши. Разумеется, теперь мы знаем, что в любых условиях начало войны не было бы легким для СССР. Однако вера советского руководства в то, что Германия будет соблюдать пакт или продолжит политические переговоры о сферах влияния (пусть уже и с позиции силы), усугубила превосходство немцев в военном опыте и организации. В итоге губительной оказалась не сама дружба с нацистами, а то, что СССР вовремя от нее не отказался — даже когда понял, что ему нет места в немецком «новом порядке».

Но про то, что СССР вышел на выгодные рубежи, — это правда?

Коротко. Да, но распорядился этим плохо.

СССР по тайному протоколу к Договору о дружбе смог передвинуть границу на запад на 200 километров (и даже на 500 с лишним километров на ленинградском направлении). Однако рубеж этот сам по себе оказался не очень выгодным: новые территории, полученные при разделе Польши, обладали бедной дорожной сетью и не были оборудованы в военном отношении. Из-за этого, а также из-за того, что руководство СССР слишком долго надеялось на соблюдение немцами договоров, эти «выгодные рубежи» были в основном потеряны в первые две-три недели войны. Несмотря на все описанные МИДом «выгоды» от пакта и Договора о дружбе, погибли десятки миллионов граждан СССР.

Красная армия на западной границе встретила немцев в невыгодных условиях: плотность войск была явно недостаточной для отражения наступления; линии укреплений на новой границе не были достроены; авиация была скучена на немногих действующих аэродромах, на остальных шел ремонт полос. Армии из внутренних округов только начали выдвигаться к границе.

Однако даже быстрое завоевание «новых территорий» и разгром недостаточно мощных сил противника на них стоили немцам дорого. По мере удаления от границы (которая была сдвинута в 1940 году на сотни километров на запад) они удалялись от своих баз снабжения. В результате — пусть и очень дорогой ценой — руководство СССР смогло «обменять» территорию на время, необходимое на создание новых дивизий, которые встретили ослабленные силы немцев в конце битвы под Москвой зимой 1941 года.

Что знал и чего хотел Сталин?

Конечная цель политики Сталина в 1939–1941 годах неясна. В январе 1940 года Сталин сказал, что «мировая революция как единый акт — ерунда. Она происходит в разные времена в разных странах. Действия Красной армии [в Польше и Финляндии] — это также дело мировой революции». Таким образом, расширение территории виделось советскому руководству не только как мера безопасности, но и как завоевание СССР как социалистического государства.

Как вспоминали соратники советского генсека после его смерти (рассказ, конечно, нельзя принимать на веру), Сталин был доволен результатами своей политики. «[Смотря на новую карту мира]. Посмотрим, что у нас получилось… На севере у нас все в порядке, нормально. Финляндия перед нами очень провинилась, и мы отодвинули границу от Ленинграда. Прибалтика — это исконно русские земли! — снова наша, белорусы у нас теперь все вместе живут, украинцы — вместе, молдаване — вместе. На западе нормально. — И сразу перешел к восточным границам: — Что у нас здесь?.. Курильские острова наши теперь, Сахалин полностью наш, смотрите, как хорошо! И Порт-Артур наш, и Дальний наш, — Сталин провел трубкой по Китаю, — и КВЖД наша. Китай, Монголия — все в порядке… Вот здесь мне наша граница не нравится!» — сказал Сталин и показал южнее Кавказа.

Таким образом, в конце войны, стоившей СССР гигантских жертв, Сталин получил то, что хотел, но уже по итогам раздела сфер влияния с новыми союзниками. Правда, советизация этих «сфер» — и неприятие ее союзниками — привели к холодной войне.