истории

Человек с трезубцем История Ильи Пономарева — бывшего российского оппозиционера, который пытается стать украинским нефтяным магнатом

Источник: Meduza

Компания Trident Acquisitions, которая принадлежит бывшему депутату Госдумы, видному русскому оппозиционеру Илье Пономареву, пытается начать разрабатывать газовые месторождения на украинском шельфе Черного моря. Пока не очень удачно: в сентябре правительство Украины отменило результаты конкурса, который выиграла Trident Acquisitions. С помощью своего бизнес-проекта Пономарев обещает бороться с Кремлем «экономическими методами» — повышая энергетическую независимость Украины. Спецкор «Медузы» Илья Жегулев рассказывает об удивительной истории Ильи Пономарева, который успел поработать на ЮКОС и Михаила Ходорковского, участвовал в создании «Сколково», выходил на улицы протестовать с благословения Владислава Суркова — а потом решил стать украинским нефтяным магнатом.

Водитель — он же охранник — подгоняет черный бронированный Range Rover ко входу в киевское кафе. Затем он пересаживается на заднее сиденье автомобиля. У машины появляется Илья Пономарев и устраивается за рулем — так он обычно перемещается по украинской столице. Во внедорожнике душно. «Все никак не починят мне кондиционер, машина-то не моя», — объясняет бывший депутат Госдумы, а теперь гражданин Украины Пономарев.

Бронированный автомобиль Пономареву в бесплатную аренду дало украинское государство, поскольку чиновники считают, что бывшему российскому политику может грозить опасность. Во-первых, он был единственным депутатом Государственной Думы, который голосовал против присоединения Крыма к России в 2014 году. Во-вторых, в марте 2017-го в центре Киева убили другого бывшего российского парламентария Дениса Вороненкова — он шел на встречу с Пономаревым.

В России Илья Пономарев был оппозиционным политиком, в том числе активно участвовал в протестах 2011-2012 годов. Уехав из страны, он основал инвестиционную компанию в США, получил гражданство Украины и теперь намерен стать нефтяным магнатом, зарабатывающим на шельфе в Черном море. Еще он обещает продолжать бороться с Кремлем, но чисто экономическими методами — повышая энергонезависимость Украины.

Сын советских аристократов

Илья Пономарев родился в благополучной советской семье, которая к тому же удачно вписалась в реальность постсоветской России. Дед политика Николай Пономарев был комсомольским и партийным функционером, дипломатом. Как не раз говорил Пономарев, его дед «спас Польшу от советского вторжения в 1980 году»: он был посланником СССР в народной республике, когда там началось движение «Солидарности».

Отец — Владимир Пономарев — доктор физико-математических наук, сделавший неплохую карьеру, притом не только академическую: он был советником армянского правительства и зампредседателя Госстроя России, а также входил в руководящие структуры коммерческих организаций. Мать, Лариса Пономарева, будучи инженером-электронщиком по образованию, была помощницей предпринимателя Романа Абрамовича, когда он избрался депутатом Госдумы — и работала в исполнительной власти Чукотки, когда Абрамович ее возглавил. С 2005-го по 2013-й Пономарева представляла Чукотку в Совете Федерации.

В отличие от родителей, Илья Пономарев не получил хорошего технического образования — хотя мог. Он бросил физический факультет МГУ, чтобы заниматься бизнесом. В своей краткой автобиографии — ее Илья Пономарев составил для сайта КПРФ, с которой сотрудничал в первой половине 2000-х, — политик указывал, что еще с 14 лет «работал программистом <…> в Институте проблем безопасного развития атомной энергетики Академии наук СССР», где его отец в это время был заместителем директора. В 16 лет Пономарев вместе с другом организовал свою фирму «Русспрофи», которая выполняла заказы на компьютеризацию организаций и предприятий. «В „Русспрофи“ мы двигались по двум направлениям — созданию заказных компьютерных систем и торговле персональными компьютерами (мы в короткие сроки освоили ремесло брокера и получили место на одной из ведущих российских товарных бирж). Впрочем, второе направление было не особенно успешным», — вспоминал Пономарев.

Потом его друг и бизнес-партнер уехал учиться в США, а Пономарев с командой влился в американскую компанию, которая занималась в России системной интеграцией на крупных предприятиях. Новым хозяевам советских активов требовались технологии, чтобы ими управлять. «Мы получили целый ряд многомиллионных контрактов на информатизацию ряда российских компаний, где успевшие вкусить все прелести новообретенной „свободы“ руководители осознали, что им нужен новый механизм для сохранения того, что еще не успели растащить их подчиненные», — объяснял на странице КПРФ Пономарев. Крупнейшим заказчиком его фирмы была нефтяная компания ЮКОС Михаила Ходорковского.

Знание компьютерных технологий и представление о том, как работает нефтяная компания, помогли Пономареву получить работу в пришедшей на российский рынок глобальной нефтесервисной компании «Шлюмберже» (Schlumberger) в 1996-м. А через два года он стал сотрудником, собственно, ЮКОСа.

В компании Ходорковского 23-летний Пономарев занял пост руководителя дирекции по информационным технологиям, а также вице-президента созданной нефтяниками в 1999 году IT-структуры «Сибинтек» (сокращение от «Сибирская интернет-компания»). При помощи собственной высокотехнологичной организации Ходорковский планировал захватить едва ли не целиком растущий интернет-рынок России.

Был даже план создания отечественного аналога калифорнийской Кремниевой долины: проект назывался «Интерзагород», по названию Загородного шоссе в Москве, где располагался комплекс зданий, которые ЮКОС передал айтишникам под высокотехнологичный кластер. В офисы приглашали в качестве арендаторов фирмы, занимающиеся программированием и проектами, связанными с интернетом. Внушительного портфеля высокотехнологичных активов до кризиса доткомов холдинг Ходорковского собрать не успел.

«Газета.ру» — один из немногих стартапов того периода, которым удалось прожить до нынешних времен. В беседе с «Медузой» Пономарев упоминает, что «курировал техническую сторону создания этого СМИ», получавшего инвестиции от Ходорковского. Первый главный редактор и первый акционер «Газеты.ру» Владислав Бородулин уточняет: «Он [Пономарев] всем говорил, что имеет отношение к проекту, но ничего не делал. Я его плохо знаю. Виделся с ним всего два раза, что не очень много для куратора проекта, не так ли?»

В итоге офисы «Интерзагорода», аренда которых оказалась слишком дорогой для интернет-компаний начала 2000-х, «Сибинтек» занял сам. Так и не завоевав российский интернет, высокотехнологичная структура ЮКОСа сосредоточилась на нуждах материнской компании — стала внедрять в холдинге электронный документооборот и другие информационные решения. Пономарев говорит, что в его обязанности как вице-президента входило в том числе взаимодействие с органами власти: «Сибинтек» продавал услуги интегратора больших программных продуктов не только ЮКОСу, но и государству.

Летом 2000-го Илья Пономарев стал президентом и соучредителем еще одного предприятия с участием Ходорковского, компании — бизнес-инкубатора Arrava Internet Management. Замысел был в том, чтобы привлечь американских инвесторов для вложения в российские стартапы. Но найти деньги в США не получилось, инвестором вновь стал основной владелец ЮКОСа.

Еще до ареста и разгрома бизнес-империи Ходорковского Илья Пономарев ушел к более удачливому российскому IT-предпринимателю — Анатолию Карачинскому (компания IBS и другие). Карачинский уже тогда был одним из лидеров российского рынка в создании информационной инфраструктуры для крупных организаций (таких как Сбербанк, например), а также выполнял заказы на разработку программного обеспечения для Boeing, IBM, Deutsche Bank и других. Пономарев занял в IBS пост вице-президента по стратегическим проектам.

«Его не переманивал Карачинский, — говорит „Медузе“ Ходорковский про Пономарева. — Я помню наш с ним [Пономаревым] разговор. Ему нравилась левая политика, а мне нужен был растущий специалист. Совмещать это [политику и бизнес] — без шансов».

Пономарев и правда уже в 2002 году вступил в коммунистическую партию России и помог ей внедрить новейшие технологии перед выборами в Госдуму. Из IBS он уволился в 2003-м. Но связи с обоими начальниками — Ходорковским и Карачинским — сохранил.

Самый респектабельный радикал

Перед своим арестом в 2003 году Михаил Ходорковский вполне открыто финансировал оппозицию, которая готовилась к первым выборам в Госдуму при президенте Владимире Путине. Нефтяной магнат давал деньги партии «Яблоко», заявлял о поддержке «Союза правых сил» и КПРФ. В компартии на протяжении многих лет заявляли, что денег от Ходорковского не получали.

Был ли связан приход Пономарева в КПРФ с его прежним начальником, сам политик не уточняет. Но летом 2002-го Пономарев возглавил только что созданный информационно-технологический центр ЦК, который разработал сайт партии, а также систему под названием FairGame для подсчета голосов на выборах. На основе данных этой системы, которую Пономарев называл альтернативой ГАС «Выборы», оппозиция заявила о фальсификациях голосования, включая вбросы 3,5 миллиона бюллетеней на выборах в Госдуму 2003 года.

После выборов Пономарев занимался созданием на базе молодежных организаций левой направленности общественного движения Молодежный левый фронт. Политик был избран в московский совет фронта — и стал его неформальным лидером. Однако радикальность высказываний и действий (в том числе уличных акций протеста) нового движения руководству КПРФ пришлись не про душе. Компартия от фронта отмежевалась, в 2006 году Пономарев покинул КПРФ. Оппозиционер-социалист начал работать на правительство России, а в 2007-м стал депутатом Государственной Думы от недавно созданной провластной партии «Справедливая Россия».

Чтобы понять, как Пономареву удалось сблизиться с властью, нужно вернуться на два года раньше.

В декабре 2004-го президент Владимир Путин поехал с визитом в Индию и посетил главный технологический центр страны в Бангалоре. В составе российской делегации находился бывший работодатель Пономарева Анатолий Карачинский. В качестве одного из направлений для своего бизнеса предприниматель выбрал создание программного обеспечения для западных компаний на аутсорсинге — при этом он брал пример с индийских организацией, сумевших захватить рынок программистов-подрядчиков — по сути, чернорабочих мира IT. В Индии бизнесмен провел Путину экскурсию в одном из бангалорских кампусов. «Все выглядело потрясающе: с одной стороны — бедная и ужасная Индия, а с другой — огромные кампусы, дома, построенные в архитектуре различных стран. Путин сказал: „Делаем такое же у нас!“» — вспоминал глава IBS в интервью русскому Forbes.

После президентской отмашки создавать особые зоны для айтишников (их стали называть технопарками) в России поручили министерству информационных технологий и связи под руководством Леонида Реймана. Илья Пономарев дружил с третьим человеком в министерстве — начальником департамента развития и инфраструктуры Максутом Шадаевым. Шадаев порекомендовал Рейману молодого левого политика, имевшего когда-то дело с «Интерзагородом», по сути технопарком. Так Пономарев оказался руководителем созданного при министерстве Центра территориального развития, который участвовал в создании сети российских Бангалоров. В самом правительственном ведомстве Илья Пономарев занимал пост советника заместителя главы министерства Дмитрия Милованцева.

Пономарев гордится, что одна из подведомственных ему площадок, расположенная в Новосибирске — «Академпарк», — окупилась всего за несколько лет. В 2007 году Илья Пономарев избрался в Государственную Думу от Новосибирской области. На выборы он шел под оранжево-красными знаменами недавно созданной с санкции Владимира Путина партии «Справедливая Россия».

Попасть в партию, возглавляемую тогдашним спикером Совета Федерации Сергеем Мироновым, а тем более войти в центральный совет «Справедливой России» Илье Пономареву помогли не только левые убеждения и политический опыт в КПРФ. Немалую роль сыграла и протекция его матери — сенатора Ларисы Пономаревой (Илья Пономарев это отрицает).

После избрания депутатом Госдумы, на свой день рождения Пономарев получил протокольное официальное поздравление с днем рождения от заместителя главы администрации президента Владислава Суркова, который курировал в то время внутреннюю политику. Парламентарий решил ответить на дежурные пожелания неформально: он позвонил Суркову. Тот неожиданно для Пономарева поднял трубку — и пригласил встретиться. И Сурков, и Пономарев когда-то работали в ЮКОСе, но в разные годы — поэтому знакомы не были. Как рассказывает Пономарев, при встрече между кремлевским куратором и молодым депутатом состоялся примерно такой разговор:

— Денег хочешь?

— Нет.

— Хорошо подумал?

— Да.

— А чего хочешь?

— Хочу мировую революцию и чтобы вы все сдохли.

Последнюю фразу Пономарев произнес с улыбкой. Суркову, видимо, понравилось, что депутат одновременно откровенен и способен вести диалог. С тех пор, как рассказывает Пономарев, у них с Сурковым сложилась добрая традиция приветствия. «Когда же ты нас пойдешь свергать?» — обычно интересовался Сурков. А Пономарев произносил в ответ: «Когда же вы сами об стенку убьетесь уже?»

За время своего первого срока в Госдуме депутат от «Справедливой России» не запомнился громкими оппозиционными заявлениями. В 2008 году он участвовал в учредительном съезде «Левого фронта», в который вошли небольшие молодежные социалистические организации и некоторые сторонники разгромленных нацболов. Один из учредителей фронта Сергей Удальцов заявлял, что новая организация займет политическую «нишу внепарламентской борьбы, уличного протеста».

Пономарев был самым респектабельным членом исполкома этого радикального движения. Депутат Госдумы примирительно призывал к альянсу с фронтом всех левых сил страны. «Любое политическое движение, которое выступает за те же принципы, что и мы, которое относится к левому флангу, по определению является нашим союзником. В то же время любые альянсы с теми, кто стоит на противоположных позициях, недопустимы», — цитировала его слова газета «Коммерсант», рассказывая о создании «Левого фронта».

До уличных протестов 2011–2012 годов депутат Госдумы переизбрался в новый состав парламента и успел опять — на этот раз в куда более серьезных масштабах — поработать на государство в деле внедрения инноваций за счет бюджета.

Соглядатай Суркова

Дмитрий Медведев, который занял пост президента в 2008 году, много говорил об инновациях. После смены состава кабинета министров (его руководителем стал Владимир Путин) с поста главы минсвязи ушел Леонид Рейман, под патронажем которого работал Пономарев над развитием технопарков. И, как вспоминает Пономарев, с правительством он работать перестал, хотя руководил написанием доклада о модернизации страны, который готовил близкий Медведеву Институт современного развития общества.

Случай заняться чем-то более масштабным представился зимой 2010 года. Илья Пономарев проводил новогодние праздники с семьей в Бостоне. Там находится один из самых лучших технических вузов мира — Массачусетский технологический институт (MIT). Во время каникул Пономарев встречался с представителями исследовательских центров и обсуждал, как можно наладить сотрудничество американских и российских стартапов. А еще «отсыпался».

10 января он проснулся только в 10 утра и увидел на телефоне восемь пропущенных вызовов от своего хорошего приятеля Джона Престона, бывшего директора по развитию технологий MIT (на этой должности Престон отвечал за коммерциализацию разработанных в институте инноваций). Как выяснилось, тем утром Престону позвонила главный экономист Сбербанка России Ксения Юдаева и попросила организовать визит в MIT высокопоставленных российских чиновников.

В самое ближайшее время в Бостон планировали приехать высокопоставленные представители прогрессивной части российской бюрократии. А именно — члены правительства Сергей Собянин, Игорь Шувалов, Алексей Кудрин и Эльвира Набиуллина, помощник президента Аркадий Дворкович, замглавы администрации президента Владислав Сурков, гендиректор госкорпорации «Роснано» Анатолий Чубайс, а также ректор Академии народного хозяйства Владимир Мау и председатель правления Сбербанка Герман Греф. Часть из них входила в комиссию по модернизации при президенте России.

Чиновники, вслед за Медведевым интересующиеся модернизацией страны, хотели понять, как можно соединить науку и бизнес, чтобы «наладить инновационную экономику в России». Внезапность их визита объяснялась простотой нравов российских начальников. За несколько месяцев до этого Джон Престон познакомился с Германом Грефом на одной из конференций и вежливо пригласил банкира посетить Массачусетс. Греф воспринял фразу буквально и о своем визите сообщил за две недели до появления делегации. Американец привык, что встречи такого уровня готовятся полгода.

И хотя Юдаева просила Престона держать в секрете предстоящее посещение российскими чиновниками Бостона, тот не удержался. К тому же ему нужна была помощь с организацией визита — и его русский товарищ Илья Пономарев как нельзя лучше подходил на роль ассистента в этом деле.

Газета «Ведомости» в 2010 году описывала поездку высокопоставленных чиновников в MIT как «двухдневный семинар», проходивший 25–26 января, в ходе которого члены правительства России «сели на студенческую скамью», чтобы узнать, как можно зарабатывать на научных открытиях. Издание указывало, что американский институт сам организовал визит. Депутат Пономарев в публикации не упоминался.

Пономарев утверждает, что помог с организацией встречи, более того — присутствовал на ней. Пономарев говорит, что был как человек, зашедший с улицы на празднование свадьбы. «Американцы решили считать, что я пришел с русскими. А с точки зрения российского протокола меня пригласили американцы», — позже описывал Пономарев свое положение.

На встрече российских чиновников и руководителей MIT ему больше всего запомнилась реакция нынешнего мэра Москвы Сергея Собянина на выступление тогдашнего проректора института Рафаэля Райфа. Райф рассказал, что ежегодно американское правительство выделяет институту около миллиарда долларов на развитие технологий, при этом разработки на сумму около 400 миллионов долларов удается превратить в востребованную на рынке продукцию, то есть коммерциализировать. «Подождите, получается, вы напрасно тратите 600 миллионов? Куда смотрит ФБР? Вы разбазариваете деньги американских налогоплательщиков? Почему вы до сих пор на свободе?» — удивился Собянин (со слов Пономарева).

Эту историю политик потом пересказывал у себя в блоге и замечал, что ему потребовалось несколько раз перевести слова Сергея Собянина на английский язык для Рафаэля Райфа. Проректор не мог уловить смысла высказывания. «По-моему, несмотря на краткий экскурс в российские Уголовный и Бюджетный кодексы, Райф так и не понял вопроса», — констатировал Пономарев.

Разговор в MIT на этом не закончился. Когда проректор все-таки сообразил, в чем загвоздка, он объяснил российским чиновникам: «Есть такое понятие, как public good, общественное благо. Американское правительство понимает, что тратит деньги на научно-технический прогресс, который все равно потом превратится в бизнес. Кроме того, надо учитывать рабочие места, создаваемые на новых предприятиях, и уплачиваемые ими налоги». Министр финансов Алексей Кудрин откашлялся и произнес: «Каждый раз, когда мне говорят про общественное благо, я понимаю, что хотят украсть деньги из бюджета».

Позже российские технократы все-таки нашли общий язык с научными управленцами. В октябре 2011 года MIT заключил соглашение со «Сколково» и получил за помощь в создании российского инновационного центра более 300 миллионов долларов. Научный совет выступал против сотрудничества и называл его «необоснованной тратой денег».

Для карьеры Пономарева этот визит имел важное значение. По его словам, после поездки в Бостон с ним связался Владислав Сурков. Кремлевский чиновник был одним из кураторов проекта «города инноваций» в подмосковном Сколково. Сурков сказал Пономареву: «Черт с тобой. Ты нам нужен».

Весной 2010-го появился фонд «Сколково», а осенью того же года президент Медведев подписал федеральный законопроект об инновационном центре. Документ установил особый правовой режим в области градостроения, а также миграционной, таможенной, налоговой и других сферах. Но главное — открыл возможности для многомиллиардных трат из федерального бюджета на проект.

До встречи в Бостоне Пономарев пробовал сам пробить проект «русской Кремниевой долины» — делал он это через Анатолия Чубайса. По его словам, глава «Роснано» был за — и когда появилось «Сколково», хотел стать его руководителем. Но в Кремле посчитали, что госкорпорации развития нанотехнологий Анатолию Чубайсу «будет достаточно».

Пономарев утверждает, что Сурков готов был поручить оперативное руководство «Сколково» ему. «Они увидели, что я уважаемый человек, что я в теме. Не очень системный, но инновациями занимался. Я был для них человеком [бывшего министра Леонида] Реймана, который возглавлял госпрограмму по технопаркам. Рейман своей личностью обеспечивал определенную степень доверия», — утверждает Пономарев. В числе своих минусов он называет политическую репутацию — если бы Сурков активно лоббировал на пост руководителя фонда оппозиционера Пономарева, кремлевского чиновника могли обвинить в нелояльности.

К тому же против назначения выступил советник президента Медведева, ставший председателем фонда «Сколково», Аркадий Дворкович. «Дворкович сказал: „Пусть будет олигарх, который мог бы все необходимые вещи финансировать для того, чтобы эта штука развивалась“», — говорит Пономарев.

Он вспоминает, что в качестве президента фонда рассматривались председатель совета директоров промышленной группы «Евраз» Александр Абрамов, председатель совета директоров «Полюс Золото» Михаил Прохоров и председатель совета директоров группы «Ренова» Виктор Вексельберг. Абрамов отказался (его отговорил приятель и партнер по бизнесу Роман Абрамович); кандидатуру Прохорова, по словам Пономарева, отверг премьер Путин; против Вексельберга возражений ни у кого не нашлось.

При этом Пономареву все же нашлось место в проекте: Сурков настоял на том, чтобы депутат Госдумы стал советником президента фонда Виктора Вексельберга по коммерциализации и международному развитию. Миллиардер в восторге не был. «Я для него был соглядатаем от Суркова. Вексельберг очень сильно меня ревновал к проекту», — рассказывает Пономарев.

Участник несостоявшейся революции

Декабрь 2011 года, Илья Пономарев на проспекте Сахарова в Москве. С белой ленточкой на груди дает комментарий тележурналистам о том, что у председателя правительства Владимира Путина на ближайших президентских выборах нет никаких шансов избежать второго тура и что после первого тура оппозиция объединится вокруг единого кандидата, чтобы составить Путину конкуренцию.

Полгода спустя, в мае 2012-го, Пономарев на камеру оператора документального проекта «Срок», в разговоре с телеведущей Ксенией Собчак выражается еще радикальнее о планах оппозиции. «Наша задача — взять власть. Наша задача всю эту… прогнать, повесить за ноги, чтобы другим неповадно было грабить страну». Во время беседы Пономарев ведет по Москве свою «Ауди»; Собчак никого вешать за ноги не хочет. «Это фигуральное выражение, — успокаивает ее Пономарев. — Но если не брать власть, зачем ты в этом участвуешь?»

Пономарев в пиджаке и белой рубашке без галстука выглядит очень благополучным человеком. Он хитро улыбается и говорит, что следует брать пример с большевиков, захвативших власть в России в 1917 году. «Получилось же. Насколько свое время опередили. Тактика-то [их] прихода к власти — хороший пример. Изучать надо, как люди сработали. Прям молодцы!» — Пономарев целует кончики пальцев, собранные в пучок.

Несмотря на довольно взрывоопасные высказывания за рулем автомобиля, Пономарев публично ни к революции, ни к перевороту власти не призывал. Он был системным политиком, предпочитавшим с властью договариваться. Более того, на то, чтобы заняться уличной политикой в период активных протестов, он спросил разрешения в Кремле.

Массовые фальсификации на выборах в Госдуму 2011 года спровоцировали самые большие с 1990-х массовые акции политического протеста в стране. На первом многотысячном митинге 10 декабря на Болотной площади Илья Пономарев выступал со сцены в числе первых на правах ведущего. К его куртке был приколот бейджик «Организатор», а соведущий митинга Владимир Рыжков представил его не только как депутата Государственной Думы, но и как одного из лидеров «Левого фронта».

Пономарев обратился к толпе словом «товарищи». В своей речи он одновременно говорил и о политике, и об инновациях. Депутат попросил всех, у кого есть с собой смартфон, записать на митинге видеоролик и выложить в интернет по возвращении домой (на акции глушили интернет), чтобы как можно больше людей узнали о протестах: «Они боятся, что правда о том, сколько здесь собралось людей, уйдет в сеть».

За два дня этого, 8 декабря, у Пономарева была встреча, о которой он сам нигде (ни со сцены, ни в своем блоге) не распространялся. Он сидел в кабинете Владислава Суркова в администрации президента России на Старой площади в Москве. «Я сказал [Суркову]: „Я обещал прийти, когда возникнет ситуация выбора между политикой и работой с вами, и пришел. Можете сказать — не ходи туда [на Болотную площадь], сиди дома. Если вы так скажете, выполню свое обещание не вмешиваться, и сложу мандат“. Потому что я обещал, что я его [Суркова] не подставлю, мы работаем по проекту [„Сколково“] и я не сделаю ничего, что привело бы к тому, что бы ему повредило. Он [Сурков] сказал, чтобы я считал себя свободным от всяких обязательств. Вексельберг на меня смотрит косо все равно, а там [на Болотной] — мое будущее», — описывает ту встречу Пономарев в разговоре с корреспондентом «Медузы». Чтобы четко понять смысл той беседы, приходится уточнить: 

— Где будущее?

— На Болотной площади. 

— Сурков так и сказал?

— Так и сказал. 

Пономарев добавляет, что, благословляя на участие в протестах, Сурков сказал, что считает начавшиеся акции протеста угрозой для власти, более того — катастрофой, которая может разрушить российское государство.

«Но он считал, что это запрограммировано тем, каким образом была сделана „рокировка“. Очень злился на [назначенного в октябре 2011 года мэром Москвы Сергея] Собянина, который организовал фальсификации [на выборах в Госдуму] в Москве. Считал, что если бы их не было, протеста не было бы. Он [Сурков] считал, что это [фальсификации и „рокировка“] разрушает макрополитическую стабильность в стране. Он не был на стороне Болотной ни секунды. Но он просто понимал, почему это произошло. И там [на митингах] было много людей, кому он в человеческом плане симпатизировал. Поэтому он не стал меня ограничивать», — говорит Пономарев.

Политик до сих пор раздосадован, что 10 декабря 2011 года Борис Немцов согласился с властями Москвы и перенес акцию протеста с площади Революции на Болотную площадь. «С этого момента я был уверен, что у нас ничего не получится. Я был за санкционированный митинг на площади Революции, и у нас было разрешение. Если бы митинг был там, то был бы майдан. Это близко к Кремлю — все для этого было готово. Болотная — изолированная территория, и максимум, чего можно было добиться, — захватить Болотный остров. Понятно, что это был конец. Вместо революционного сценария мы ушли в сценарий бесконечных переговоров», — с досадой говорит Пономарев.

Несмотря на то, что в успех новой русской революции Пономарев после 8 декабря не верил, он остался одним из активных участников протестов. Участвовал он и в «Марше миллионов» 6 мая 2012 года, после которого появилось «болотное дело». В рамках расследования вопросы у Следственного комитета возникли и к депутату.

Пономарев вспоминает, что сам пришел в Следственный комитет (хотя депутатская неприкосновенность давала право отказаться от дачи любых показаний), где без адвоката рассказал все о себе и о других участниках митинга, в том числе о своей помощнице Марии Бароновой. Показания Пономарева использовали в уголовном деле, которое следователи возбудили против Бароновой.

В мае 2013 года она опубликовала показания Пономарева из своего дела в фейсбуке, а также удивилась поведению депутата, который сам пошел в Следственный комитет, не предупредив никого из соратников по протесту и не взяв с собой адвоката. «Нет, я не считаю и не считала, что в этом был злой умысел. Я считала это подставой, безответственностью, хамством и опасным поведением», — говорит теперь Баронова (ее дело закрыли в 2013 году в связи с 20-летием российской Конституции). Пономарев настаивает, что о визите к следователям его просила сама Баронова, а в показаниях — он «всю вину брал на себя».

Вскоре, в апреле 2013 года, следователи снова заинтересовались Ильей Пономаревым — но не в рамках «болотного дела», а в связи с делом о растрате в «Сколково». Формально производство началось в отношении вице-президента фонда Алексея Бельтюкова за то, что он передал Пономареву 750 тысяч долларов из средств «Сколково». Позже Следственный комитет прямо назвал это хищением. Версия Пономарева: это была оплата фонда за лекции и доклады на конференциях, которые он подготовил и прочитал в вузах России, США, Финляндии, Южной Кореи, Японии, Малайзии, а также сопутствующие командировочные расходы и затраты на билеты.

Скорее всего, претензии Следственного комитета имели и политический подтекст. Притом возбуждено дело могло быть не только из-за участия самого Пономарева в протестах, но и из-за его близости к бывшему заместителю главы администрации президента, курировавшему в том числе и инновационный центр.

Еще в декабре 2011-го Владислав Сурков открыто высказался о начавшихся в Москве митингах: он заявил газете «Известия», что «тектонические структуры общества пришли в движение» и «лучшая часть нашего общества, или, вернее, наиболее продуктивная его часть требует уважения к себе». После этого карьера чиновника резко пошла на спад: он лишился полномочий, связанных с внутренней политикой, перешел из Кремля на работу в правительство (номинальное, но не фактическое повышение в должности) — а к весне 2013 года остался без работы. Во власть он вернулся в ранге советника президента по делам Абхазии и Южной Осетии осенью 2013-го.

Депутат, который выпал с крымского парохода

Когда в апреле 2013 года было возбуждено уголовное дело в отношении старшего вице-президента фонда «Сколково» Алексея Бельтюкова, депутат Пономарев фигурировал в нем в статусе свидетеля. «Леша [Бельтюков] вообще был ни при чем. Решение [о заключении договоров на оказание услуг по подготовке лекций] принималось без него. Оно принималось на уровне [президента фонда Виктора] Вексельберга, а контракт формально составляла юридическая служба „Сколково“. Его [Бельтюкова] угораздило поставить финальную подпись», — рассказывает Пономарев.

Владислав Сурков весной 2013 года, отвечая во время лекции в Лондоне на вопросы слушателей, заявил, что доказанных фактов финансовых злоупотреблений в фонде «Сколково» нет, а инновационный центр — один «из самых чистых проектов с точки зрения злоупотреблений».

Чтобы помочь вице-президенту Бельтюкову, Пономарев снова добровольно пошел к следователям — рассказать, как все было на самом деле. Но поскольку уголовное дело никто закрывать не стал, Пономарев решил обратиться к тому, кто мог остановить преследование, то есть к Владимиру Путину.

Официальных или неофициальных выходов на главу государства у Пономарева не было. Но парламентарий знал, где в здании Государственной Думы есть кабинеты с так называемыми вертушками — телефонами прямой связи с Кремлем. Один из таких аппаратов был в кабинете соседа Пономарева (депутаты делили одну приемную) — председателя думского комитета по бюджету и налогам Андрея Макарова.

Пономарев выбрал время, когда Макаров отлучился и никого не было в приемной, прокрался в его кабинет и схватил вертушку — номер приемной президента был записан в лежавшем рядом справочнике. Поднявшему трубку секретарю Пономарев рассказал об уголовном деле и попросил о встрече с президентом. Главе государства просьбу передали и он дал поручение чиновнику своей администрации Антону Вайно (в 2016 году стал главой АП), который отвечал за президентский график, найти время в расписании.

По словам Пономарева, у кураторов внутренней политики в Кремле поступок депутата вызвал ярость, но ослушаться Путина они не могли. Пономарев действительно встретился с президентом и рассказал, что обвинения, на его взгляд, не состоятельны. Пономареву показалось, что он смог найти с Путиным общий язык. «Он лично мне сказал: держись от Вексельберга подальше — он вас всех слил и будет сливать и дальше», — рассказывал «Медузе» Илья Пономарев в 2016 году, уже после своего отъезда из России. Он утверждал, что в деле о хищениях в «Сколково» силовики добивались от руководителей фонда показаний на Владислава Суркова. Пономарев, по его словам, «в отличие от президента фонда Виктора Вексельберга», такие показания давать не стал. Сам Виктор Вексельберг отказывался комментировать допрос в Следственном комитете.

Сейчас Пономарев считает, что своим разговором с Путиным отвел опасность дальнейшего уголовного преследования от Владислава Суркова и от себя самого. Пономарева временно оставили в покое. Ему даже позволили поучаствовать в избирательной кампании в мэры Новосибирска в 2014 году (от партии «Альянс зеленых сил и социал-демократов» — со «Справедливой Россией» политик разорвал отношения). Правда, Пономарев решил снять свою кандидатуру в пользу члена КПРФ Анатолия Локтя, который до сих пор руководит Новосибирском. Взамен мэр-коммунист назначил бывшего соперника по гонке советником на общественных началах по инвестициям.

Единственная недружественная мера со стороны властей, которая была предпринята во время «перемирия», — суд постановил взыскать с него 2,7 миллиона рублей в пользу фонда «Сколково». В уголовном деле фигурировала сумма в несколько раз большая.

Завершился мирный период из-за Крыма. Пономарев стал единственным депутатом Госдумы, который 20 марта 2014 года проголосовал против ратификации договора о принятии полуострова в состав Российской Федерации. Еще трое депутатов — Дмитрий Гудков, Сергей Петров и Валерий Зубов (все из «Справедливой России») — голосовать не стали. «Со мной долго после этого [голосования] на связь никто не выходил. Например, с [бывшим в то время первым заместителем администрации президента и куратором внутренней политики Вячеславом] Володиным я до этого регулярно общался. А тут он все обрубил», — вспоминает бывший депутат.

В начале апреля 2014 года Пономарев в последний раз встретился с Сурковым, который сказал, что Пономарев совершил большую ошибку. В июне Пономарев все-таки увиделся с Володиным — и кремлевский куратор передал ему послание: «Начальник [Путин] сказал и тебе просил передать: тебя никто не будет трогать, но это не должно повториться, — рассказывает Пономарев. — И предложил самый простой способ [разрешить конфликт] — уехать за границу». Пономарев говорит, что отказался покидать страну.

Чуть позже, в июле он все же отправился за рубеж по новосибирским делам — чтобы найти подрядчика для строительства моста через Обь. Когда Пономарев находился в США, ему позвонил один из чиновников администрации президента. Он сообщил, что глава государства хочет встретиться в Ялте с депутатами Госдумы 14 августа 2014 года — и спросил, собирается ли Пономарев приехать. Парламентарий ответил, что будет, если сбор общий, но уточнил, что-то заподозрив: «Хотите сказать — не надо? Я готов прислушаться».

Звонивший не стал отговаривать, но через два дня перезвонил снова. Пономарев опять сказал, что если надо, он приедет. «После этого в „Известиях“ появляется статья о том, что депутата Пономарева сбросили с парома разъяренные жители Крыма. Даже фотографию машины дали, похожей на мою, — рассказывает Пономарев. — Мол, ведется расследование, депутат погиб. [Глава Крыма Сергей] Аксенов дает комментарии, мол, это справедливое негодование жителей Крыма. Это был намек на то, что ехать не надо».

В Крым депутат не поехал, тем более что за день до ялтинского слета его счета арестовали судебные приставы по долгу в 2,7 миллиона рублей, которые суд обязал Пономарева заплатить фонду «Сколково». «Все перестало работать: мобильный телефон отрубился, [банковские] карточки. Мне говорят с ресепшена: „Будете ли вы расплачиваться за гостиницу?“»

Также приставы ввели ограничение на передвижение депутата в связи с долгами: в том случае, если бы он находился в России, Пономарев не смог бы ее покинуть. Все это означало, что возвращаться на родину ему не стоит.

Пономарев посоветовал администратору американской гостиницы попробовать списать сумму с заблокированной карточки — и съехал. В кармане у него был 21 доллар.

Американский бездомный и украинский инвестор

В Штатах Пономареву сначала негде было даже ночевать. В Америке он ездил на большом пикапе Ford F-150, который дал ему знакомый, и первые дни после ареста счетов проводил ночи в машине. В 39 лет российский депутат оказался американским бездомным с туристической визой, которому предстояло придумать, как начать жизнь сначала.

«Машина была большая, хорошая. А мыться можно было, иногда заезжая в дешевый мотель — километрах в ста от [Кремниевой] долины», — бодро рассказывает Пономарев. Быстро найти работу ему помогли старые знакомства, репутация и хорошее знание английского языка. Пономарев говорит, что устроился советником по GR в инновационную компанию в Кремниевой долине. «Благодаря моим связям с американским правительством, наработанным во время работы над „Сколково“ мне проще было стать полезным предпринимателям в [Кремниевой] долине», — вспоминает Пономарев.

Позже он получил и рабочую визу по квоте для людей с экстраординарными способностями: рекомендации Пономареву дали бывший посол США в России Майкл Макфол и бывшая глава Госдепартамента Кондолиза Райс. 

За два года в США трудовой мигрант Пономарев набрал портфель из нескольких проектов, в которых участвовал как консультант. «За каждый не очень много платили, но суммарно набиралось, — рассказывает он. — Поэтому смог снять себе квартиру и купить машину».

В последний раз Пономарев думал о том, чтобы вернуться в Россию, в 2015 году, когда расплатился с долгом, из-за которого арестовали его счета. Однако, как вспоминает бывший политик, сразу после погашения долга он лишился депутатской неприкосновенности. В апреле 2015-го большинство депутатов Госдумы (за исключением Дмитрия Гудкова) проголосовали за то, чтобы поддержать просьбу Генпрокуратуры о снятии иммунитета с Пономарева. Позже ему заочно предъявили обвинение в растрате по начатому еще в 2013 году делу фонда «Сколково». Еще через год, летом 2016-го, Госдума подавляющим большинством голосов лишила его депутатского статуса за систематические прогулы заседаний.

В 2016 году Илья Пономарев встретился со своим старым другом, гражданином США, финансистом Вадимом Комиссаровым. Тот успел поработать в России как экспат — в группе ВЭБ и «Тройке Диалог», — однако после присоединения Крыма решил вернуться в Америку. Товарищи пришли к мысли, что хотели бы заняться бизнесом на Украине — в стране, где начали происходить перемены, а значит, открылись и новые возможности.

Комиссаров предложил Пономареву создать компанию, но поскольку больших денег не было ни у того, ни у другого, партнеры решили открыть SPAC, то есть нечто среднее между классическим фондом и инвестиционной компанией, когда инвесторы взамен на вложения получают акции компании, а та в свою очередь покупает интересующее ее предприятие и осуществляет с ним слияние, чтобы затем управлять приобретенным бизнесом. Назвали компанию вполне в украинском духе — Trident Acquisitions, то есть «Приобретения трезубца».

Пономарев определил два направления, в которых он разбирается, — хай-тек и энергетику: «Это те направления, где мне могут дать денег и где у меня очень хорошая репутация. Но с хай-теком в Украине и так все нормально, он быстро развивается, кроме того, размер проектов [в этой сфере] там небольшой. А нефтегаз — это то, что Украине очень сильно нужно, потому что основное путинское оружие — газ. Энергетическая независимость крайне важна для страны, и один из основных вопросов для населения — вопрос тарифов [на услуги ЖКХ, связанных с ценой на углеводороды]».

Собрать деньги, чтобы купить одну из небольших украинских нефтедобывающих компаний, Пономарев собирался привычным способом — то есть задействовать связи и договориться с чиновниками. Но у него ничего не получилось. «Я хотел сделать звездный совет директоров [компании]. Была договоренность с пятью бывшими министрами правительства США, чтобы они вошли в борд компании. Они согласились, — рассказывает Пономарев и признает, что произвести впечатление этими именами на потенциальных инвесторов не удалось: — Они смотрят: ну, это люди не из бизнеса, это люди из государства. [И говорят, что] я под это денег не дам».

Вторая попытка заключалась в том, чтобы очаровать не финансистов, а промышленников — американских нефтяников из сравнительно небольших компаний — идеей добычи нефти и газа в Восточной Европе. Но и они не захотели давать денег Пономареву, так как с большим подозрением относились к любым вложениям за пределами Северной Америки.

Приходил Пономарев и к своему бывшему шефу Михаилу Ходорковскому. Бывший нефтяной магнат посмотрел на планы Пономарева, выслушал его рассказ о желании осваивать месторождения в том числе на черноморском шельфе — и отказал. «Мы в ЮКОСе планировали изучение шельфа Черного моря. Там есть запасы [газа]. Не очень значительные, но есть. Около 200-300 миллионов [тонн] извлекаемых, как я помню. Но это всего. Про их кусок [на котором собрались вести разработку Пономарев, Комиссаров и их инвесторы] — не знаю. Риски рентабельности большие. Это же не азербайджанский шельф. Там глубины до 300 метров. То есть Украину еще надо изучать», — объясняет «Медузе» Ходорковский.

Пономареву не осталось ничего другого, как привлекать деньги на внешнем рынке. «Мы пошли на биржу искать инвесторов — готовых рискнуть, которые хотят сыграть в казино, и вложиться в украинские проекты», — говорит он. Чтобы в проект Пономарева поверили, ему нужен был серьезный украинский партнер. Бизнесмен начал прочесывать рынок в поиске украинцев, готовых к союзу, — но, как он говорит, одни не верили, что на этом удастся заработать, другие вступали в переговоры, а потом пропадали и неожиданно выяснялось, что у них самих с финансами проблемы. Это Пономарев деликатно называет «чисто украинской спецификой» — вести переговоры, не имея средств для участия в сделке.

Наконец надежный партнер нашелся — им стал предприниматель Геннадий Буткевич, сооснователь сети продуктовых магазинов АТБ. Сейчас он находится на 22-й строчке списка самых богатых людей страны по версии украинского Forbes. И еще в одном списке — лиц, против которых введены российские экономические санкции. Буткевич купил 10% акций компании Пономарева и Комиссарова.

Были в числе стартовых инвесторов и другие люди, включая советника бывшего президента Грузии Михаила Саакашвили Тимура Алазанию. Но именно участие Буткевича стало решающим для привлечения денег на бирже во время размещения акций. В английском языке это описывается фразой skin in the game, что ближе всего к русскому выражению «коготок увяз». Если в проекте участвует местный предприниматель и рискует своими деньгами, это хороший знак для иностранных инвесторов. Они верят, что местный бизнесмен знает, что делает, а еще — что он приложит усилия для защиты инвестиций.

В июле 2018 года Trident Acquisitions вышла на биржу NASDAQ и, будучи компанией, которая еще ничего не заработала и не добыла ни одного кубометра газа или барреля нефти, собрала больше 200 миллионов долларов.

Деньги в украинскую нефтедобычу вложили в основном хедж-фонды, готовые к риску и рассчитывающие на большой куш. Пономарев не собирается разочаровывать инвесторов: он говорит, что уже де-факто заключил сделку о покупке одной из украинских добывающих компаний. Предприниматель уверен, что стоимость Trident Acquisitions с учетом слияния с нефтегазовой компанией, название которой по условиям сделки пока не раскрывается, составляет миллиард долларов. А 200 миллионов долларов, которые пойдут на реализацию проекта, — самое крупное иностранное вложение в экономику страны с начала войны в Донбассе.

Выход на шельф

«Да, украинско-ирландская компания. Звучит как грандиозный вызов», — говорит Пономарев по-английски в телефонную трубку, почти не отвлекаясь от интервью. Его фирма подала заявку на конкурс на разработку Черноморского шельфа. Чтобы соответствовать условиям конкурса, пришлось создать отдельную структуру Trident Black Sea: ирландской нефтедобывающей San Leon Energy PLC принадлежат в ней 10% акций (остальные 90% — материнской структуре «Трезубца»). «[У нас с учетом приобретенного украинского предприятия] люди опытные есть, стафф [персонал] есть, сервисные компании есть, но у нас у самих добычи нет, потому приходится с кем-то делиться», — вздыхает Пономарев.

Украина получает от России около трех миллиардов долларов ежегодно за транспортировку газа в Европу по своей газораспределительной системе. Примерно такую же сумму страна тратит на импорт газа из Польши, Словакии и Венгрии. Закупаемый в Европейском союзе газ — российского происхождения; при этом экономически прямые поставки были бы выгоднее. В начале сентября на встрече с Владимиром Путиным глава «Газпрома» Алексей Миллер заявил, что российская госкомпания готова продавать Украине газ по цене 127 долларов за тысячу кубометров вместо 196 долларов, которые страна тратит сейчас, — но в последние несколько лет украинское правительство не покупает топливо у России напрямую, чтобы не попадать в политическую зависимость.

Рост цен на топливо начался еще во времена «Оранжевой революции», когда Россия перестала дотировать поставками дешевого газа украинскую экономику и начала использовать рост цен как инструмент влияния политику соседнего государства. В этих условиях Украина снизила потребление газа; в первую очередь экономить на топливе вынуждены промышленные предприятия.

Кроме того, страна сама добывает углеводороды. Газом Украина обеспечивает себя на две трети — и делает все, чтобы нарастить собственное производство природного топлива. У местных газовиков нет проблем со сбытом продукции, объясняет главный лоббист отрасли, директор ассоциации газодобывающих компаний Украины Роман Опимах. По его подсчетам, срок окупаемости проекта по добыче газа в стране — около семи лет.

75% рынка газодобычи Украины принадлежит государству в лице компании «Укргаздобыча» («Укргазвидобування»). Оставшуюся четверть рынка делят между собой частные компании, включая структуры четырех крупных предпринимателей: ДТЭК Рината Ахметова, «Гео альянс» Виктора Пинчука, «Смарт-холдинг» Вадима Новинского и «Укрнефтебурение», один из бенефициаров которого — Игорь Коломойский. Все эти бизнесмены занимают места в списке самых богатых людей мира по версии журнала Forbes. Еще один заметный игрок на рынке помимо этих компаний — группа Burisma бывшего министра экологии и природных ресурсов Украины Николая Злочевского.

Trident Acquisitions под управлением Ильи Пономарева заключил сделку о покупке одной из перечисленных выше организаций, но какую конкретно компанию ему удалось купить, предприниматель пока не говорит. Следующая фаза проекта — разработка месторождений газа на шельфе Черного моря, именно она должна стать первым проектом «Трезубца».

Участок морского дна, на котором хочет вести добычу Пономарев с партнерами, называется «Дельфин» — его площадь составляет 9,4 тысячи квадратных метров. Он расположен на северо-западе континентального шельфа Украины, и на его территории расположены два уже эксплуатируемых газовых месторождения: Одесское и Безымянное. Газ оттуда качает компания «Черноморнефтегазом», которая принадлежит Республике Крым, включенной в состав России: Украина судится с Россией в Постоянном третейском суде в Гааге, оспаривая ее право на извлечение недр из этих месторождений. Залежи газа «Дельфина», не считая разработанных скважин, могут достигать 286 миллионов кубометров. Разработка этих запасов может дать 10% всей ежегодной добычи газа Украины.

Сперва украинские власти хотели отдать шельф на Черном море транснациональной нефтяной компании ExxonMobil. Но после бегства Виктора Януковича в 2014 году и последующего отторжения Крыма крупные иностранные структуры свернули свою деятельность в стране. Соглашение о разделе продукции с ExxonMobil так и не было подписано. Другие интересовавшиеся природными ресурсами Украины мировые гиганты — Shell и Chevron — завершили исследования сланцевых месторождений на суше; к тому же расположена часть этих месторождений была на восточных территориях — в зоне военного конфликта или около нее.

Когда в апреле 2019 года украинский кабинет министров объявил конкурс на разработку участка «Дельфин» в Черном море, в нем поучаствовали несколько компаний. Фаворитом конкурса считалась Caspian Drilling International из Азербайджана, однако украинские СМИ обнаружили, что «дочка» закавказской государственной нефтяной компании связана с бывшим руководителем «Лукойл-Украина» Ильхамом Мамедовым — и усмотрели в этом возможное влияние России. Не исключено, что именно из-за этого азербайджанские нефтяники не выиграли конкурс.

Вторым претендентом была структура «Укрнефтебурение», связанная с предпринимателем Игорем Коломойским — политическим противником тогдашнего президента Петра Порошенко и союзником нынешнего главы Украины Владимиром Зеленским.

Третий участник конкурса — Trident Acquisitions Ильи Пономарева; его компания и была объявлена победителем конкурса в конце июля 2019 года. Бывший депутат Госдумы говорит, что обошел конкурентов, потому что «составил наиболее качественное и самое щедрое предложение».

За два месяца до этого Илья Пономарев стал гражданином Украины: президент Порошенко подписал указ об этом в последний день своего президентства. Поскольку Украина не признает двойного гражданства, Пономарев, таким образом, должен был отказаться от своего российского паспорта.

Единственное, что могло омрачить старт проекта, — критика, которой сразу после подведения итогов конкурса на разработку шельфа подверг процедуру бывший председатель кабинета министров Украины Владимир Гройсман. Он заявил, что компаниям, которые хотели бы принять участие в конкурсе, отвели слишком мало времени. Именно поэтому в соревновании за «Дельфин» не участвовали транснациональные нефтяные гиганты.

Но Илья Пономарев не беспокоился: он был уверен, что с новой украинской властью его отношения будут не хуже, а, скорее всего, даже лучше, чем с командой Петра Порошенко. Еще 21 апреля, в день второго тура президентских выборов, Илья Пономарев находился в избирательном штабе Владимира Зеленского. На шее у него висела большая карточка с надписью «Команда Зе» — бывший российский политик объяснял «Медузе», почему верит, что преемник Порошенко будет к нему благосклонен: «Мы говорили с Владимиром [Зеленским], и он спрашивал, может ли он считать меня членом его команды. Я сказал, что может. [Зеленский спросил] хочу ли я, чтобы вся страна развивалась? Интересно ли мне? Да, интересно. Меня потом много раз спрашивали, буду ли я заниматься в Украине политикой и стремиться попасть в правительство. Я всегда говорю [в таких случаях], что участвовать в выборах принципиально не хочу, а если буду нужен как специалист по промышленной политике и инвестициям, — с удовольствием помогу».

Летом 2019 года Пономарев объяснял свою привязанность к Украине в первую очередь тем, что чувствует себя в этой стране как дома. «Потому что язык и потому что война. Я всегда на стороне пострадавших от империалистической агрессии, потому что я левый», — объяснял он. «[Но] воевать лично не могу, когда с той стороны российская армия, — добавлял Пономарев. — Это дурно пахнет, воевать против своих — неправильно. Против Кремля внутри самой России — да, а против ребят, которых обманули и отправили на бойню, воевать не могу. Я должен сделать все возможное, чтобы эту войну прекратить». Лояльность стране, которая дала ему гражданство в 2019 году, он уже продемонстрировал в 2017-м, когда вместе с другим уехавшим из России депутатом Денисом Вороненковым дал показания в деле о государственной измене бывшего президента Украины Виктора Януковича.

Тем же летом Пономарев заявлял, что с началом работы нефтяной компании станет ее генеральным директором с миноритарным пакетом акций. Он обещал превратить недавно созданное предприятие в «восточноевропейский ЮКОС». При этом отмечал, что готов променять пост руководителя Trident Acquisitions на государственную службу — если ему предложат должность в правительстве Украины.

В конце августа в Киеве было полностью сформировано новое правительство премьера Алексея Гончарука. В середине сентября кабинет министров объявил результаты конкурса на разработку Черноморского шельфа недействительными. А Илья Пономарев у себя в фейсбуке написал: «Жаль, что новые молодые реформаторы начали свою работу с такой прискорбной ошибки. Эмоционально их понять можно, споров и скандалов там было много, но рационально — цена этого решения ни много ни мало 1 миллиард долларов и две тысячи рабочих мест для украинской экономики. Я сильно сомневаюсь, что где-то скрыта очередь инвесторов, готовых предложить стране сопоставимые средства».

Он пригрозил оспорить решение нового правительства «в украинском и международном» суде. А еще сказал, что надеется, «что новое правительство Украины, в успех которого мы верим и которое впервые за долгое время действительно поставило в приоритет привлечение иностранных инвестиций, обратит внимание на данную ситуацию и найдет способ сохранить для страны крупнейшую американскую инвестицию».