истории

«Процесс» Сергея Лозницы: архивный хоррор о сталинских репрессиях Антон Долин — о том, как ложь прошлого говорит правду о настоящем

Источник: Meduza

«Медуза» продолжает представлять фильмы из конкурсной программы фестиваля документального кино «Артдокфест» — он пройдет с 19 по 23 октября в Риге и с 6 по 12 декабря в Москве. Следующая картина — «Процесс» Сергея Лозницы, монтажный фильм, собранный из материалов первых публичных сталинских процессов. Премьера «Процесса» состоялась на кинофестивале в Венеции, подробнее о нем рассказывает кинокритик «Медузы» Антон Долин.

Если вы хотите по-настоящему испугаться в кино, то забудьте о «Проклятии монахини» или «Суспирии» — отправляйтесь прямиком на «Процесс». Ужас гарантирован. Вместо призраков, маньяков и ведьм вам покажут аккуратных интеллигентных инженеров, одних помоложе и побойчее, других — посолиднее, дореволюционной выправки. Все они по собственной (если им верить) инициативе выйдут перед народным судом, чтобы спокойными, ясными, хорошо поставленными голосами объявить себя врагами народа. Рассказать о том, как саботировали работу крупнейших предприятий. А потом, когда диверсии были сорваны, готовили интервенцию французов и других противников СССР в родную страну. Организовали для этого специальную «Промышленную партию» и занимались вредительством вволю, пока не были разоблачены доблестными сотрудниками НКВД. После этого каждый из инженеров потребует для самого себя жестокого наказания: на что еще рассчитывать предателю родины? 

Товарищи Рамзин, Ларичев, Чарновский, Калинников и Федотов (впоследствии приговоренные к расстрелу), а также Куприянов, Очкин и Сытнин (по 10 лет лишения свободы) выступают так, что позавидуют артисты старого МХАТа. Станиславский — а он тогда, в конце 1930-го года, был жив и вполне мог присутствовать на процессе, — определенно сказал бы каноническое «Верю!» У них были причины играть убедительно: вероятно, власть дала им обещания. И даже сдержала — времена были сравнительно вегетарианские. Тогда ни один не был расстрелян, многие вышли раньше срока, а до того работали в шарашках на благо страны. Правда, многих все равно расстреляли несколько лет спустя. Некоторым повезло умереть своей смертью. Судьба троих осталась неизвестной. Видеть в финале этот титр, пожалуй, страшнее всего. Люди, определившие ход истории, были этой историей стерты, будто ластиком. 

Спектакль самооговора (поставленный не по инициативе героев, но явно и не под пытками), размашисто заснятый в период с 25 ноября по 7 декабря 1930-го, убедил широкие народные массы в том, что вредители — не вымысел чекистов, а реальность. Промышленной партии никогда не было, но не поверить в ее существование после детального, спокойного, уважительно-подробного процесса было невозможно. Прежние фигуры таинственного умолчания превратились в громогласную ложь, в которой, вольно или невольно, участвовала вся страна: на правах палачей, жертв или свидетелей. Впрочем, перейти из одной категорию в любую другую было проще простого — спектакль был в высшей степени иммерсивным. 

Впору удивиться начальному титру «фильм Сергея Лозницы». А что сделал режиссер? Всего лишь нашел в архиве полную запись, фрагменты которой входили в созданное тогда пропагандистское кино, и превратил три часа в два. Придал форму, добавил название (мнимо нейтральное, но для знакомого с Кафкой сознания — весьма красноречивое) и задал ритм, перемежая «акты» спектакля еще более леденящими сценами с ночными манифестациями трудящихся, требующих немедленной казни врагов. Даже той скрупулезной работы над звуком, которую Лозница с его постоянным соратником Владимиром Головницким вели в монтажных «Блокаде» и «Событии», тут не понадобилось — оказывается, в 1930-м использовали новаторскую технологию синхронной записи звука. Не было бы слышно голосов инженеров и судившего их Вышинского (тоже не режиссера, а всего лишь актера этого действа) — не получилось бы фильма. 

Заслуга Лозницы, конечно, в другом. Как настоящий художник, работающий с временем, он знает, когда, кому и что показать. Его режиссура интерактивна, ее полноправный участник — вы. Поэтому и «Процесс» — фильм обжигающей актуальности, хотя в нем нет ни одной формальной привязки к сегодняшнему дню. Главный спектакль будет разыгрываться (или не будет, но это уже другая драма) в голове зрителя, следящего целый год за «театральным делом», прожившего процессы Ходорковского, Сенцова, Pussy Riot, «болотников», ждущего кульминации дела «Нового величия». Реальность как спектакль, осознанно смешавший ложь с правдой, превративший обвиняемых в артистов, разве что еще не научившихся оговаривать себя, — то, в чем мы живем каждый день. Эту тему развивали и другие фильмы Лозницы, завершенные и показанные в этом году, — документальный «День победы» (о спектакле ритуального праздника, заставляющем каждого примерять свои роли) и игровой «Донбасс» (о войне, превращенной в кровавое шоу).

«Процесс» местами невыносим, его леденящая монотонность то ли гипнотизирует, то ли завораживает. Кажется, Лозница намеренно не хочет забавлять аудиторию складным дайджестом давних событий, требуя от нее погружения в фильм — в качестве если не актеров, то хотя бы свидетелей. Тогда сердце уйдет в пятки, когда после обвинительного приговора внимательная, колоритная и разнородная публика, до отказа заполнившая зал заседания, взорвется аплодисментами. На лицах будут играть искренние и почти счастливые улыбки. 

Жан-Люк Годар уверял, что кино — это правда 24 кадра в секунду. Михаэль Ханеке возражал: нет, кино — это ложь 24 кадра в секунду. Лозница делает собственный вывод: даже будучи ложью 24 кадра в секунду (каковой и были архивные съемки процесса Промпартии), кино способно говорить правду.