истории

Нелюбовь и бедность Рэпер Скриптонит выпустил, возможно, лучший русскоязычный альбом года. Рассказываем, чем он хорош

Источник: Meduza

16 декабря рэпер Скриптонит — уроженец Казахстана Адиль Жалелов — внезапно выпустил двойной альбом «Уроборос»: 80 минут песен про злые улицы, нищету, несчастье, славу и богатство. Значимые пластинки редко выходят в конце года, но Скриптонит всегда нарушал правила индустрии — и выигрывал. Сам Жалелов заявил, что после выпуска «Уробороса» на два-три года перестанет заниматься хип-хопом. Редактор «Медузы» Александр Горбачев объясняет, как Скриптонит стал одним из самых ярких русскоязычных музыкантов последних лет — и как можно трактовать его новый альбом.

В ноябре 2015 года русская рэп-игра перевернулась дважды. Сначала вышел альбом Оксимирона «Горгород». В тот же день был анонсирован «Дом с нормальными явлениями» — первая запись многообещающего рэпера Скриптонита из казахского города Павлодар; вышла она, как и было сказано, через десять дней. Оглядываясь назад, можно не без оснований предположить, что именно в эти две недели был оформлен и закреплен окончательный триумф русского хип-хопа как самой живой и прибыльной здешней музыки — жанр, который слишком долго считали субкультурой, попросту подменил собой всю остальную культуру. Грубо говоря, Оксимирон доказал всем, что рэп на русском может быть большой поэзией. Скриптонит доказал, что он может быть большой музыкой.

Два упомянутых альбома роднит не только то, что они появились почти одновременно, — но и то, что дальше происходило с их авторами: поломав индустрию, Мирон Федоров и Адиль Жалелов в какой-то мере сломались и сами. Оксимирон продолжает существовать на багаже «Горгорода» до сих пор; о том, что при всех формальных успехах это сильно напоминает творческий кризис, я уже писал. Скриптонит обещал выпустить вторую часть «Дома» на следующий день после первой; потом в январе; потом в мае 2016 года; потом в мае 2017 года. Когда «Праздник на улице 36», хроники беспорядочных половых связей и круглосуточных вечеринок, все-таки вышел (и в итоге стал самым популярным русскоязычным альбом из изданных в 2017-м), артист сообщил, что это «не тот альбом», а «тот» выйдет осенью. Осень наступила в конце декабря: Скриптонит без предупреждения, в субботу опубликовал двухчастный опус «Уроборос» — и немедленно заявил, что завязывает с хип-хопом на ближайшие три года. Круг замкнулся, змея укусила себя за хвост, песни Скриптонита за два года проделали захватывающий путь из грязи в князи и обратно в грязь.

Для русского рэпа Адиль Жалелов — герой одновременно парадоксальный и образцовый. Начнем с парадоксов. Скриптонит — один из тех, кто заставляет употреблять в разговоре дурацкое слово «русскоязычный»; человеком, который отправляет русский хип-хоп на новые территории, оказывается казах. Рэп — это, как принято думать, про слова, но разобрать, что читает Скриптонит, зачастую невероятно трудно; его новаторский метод читки состоит в том, что он пережевывает слова до полнейшей неузнаваемости; едва ли не мощнейший момент всего альбома «Уроборос» — трехминутный инфернальный всхлип под трубу и карпентеровские какие-то клавишные в песне «Внатуре» — вообще почти невозможно понять без шпаргалки: в уши вворачивается только истерическое слово «сверло». Есть и другие поводы для недоумения: рэп традиционно безапеляционно и открыто высказывается про государство, «систему» — а эти песни существование каких-либо социальных структур, кроме ядерных (семья, стая) попросту игнорируют. В конце концов, Скриптонит самым диковинным образом обращается с традиционной топикой хип-хопа: деньги, женщины, вечеринки и прочие атрибуты успеха и превосходства составляют основную материю его песен — но это материя темная. Если совсем вкратце описать, что за музыку делает Жалелов, получится, наверное, так: это бесконечно мрачные песни о бесконечном веселье.

Все это так — и все же Скриптонита никак не назвать чужаком на своей поляне. Да, он нездешний, ну так ведь и немало других первых лиц современного русского рэпа — люди пришлые: в Оксимироне Лондона больше, чем Петербурга; «Каспийский груз» — из Баку; Макс Корж — из Минска; коммерческий триумфатор Джа Калиб — из Алма-Аты. Да, ему безразлична политика примерно в любых ее аспектах — но ведь и почти всем остальным тоже; это Оксимирон со своей многопартийностью — аномалия. Да, чад кутежа у Скриптонита неизбежно превращается в ад, но ведь самопоедание и похмелье — это очень по-русски, и он тут тоже не один такой.

Как кажется, ближайший аналог Скриптонита — это Олег ЛСП, тоже, кстати, неместный, из Белоруссии; собственно, это два главных конкурента в борьбе за условное звание самого интересного музыканта в русском хип-хопе. И тот, и другой мыслят песни на манер оперы: разыгрывают партии по ролям, окружают главную тему ответвлениями и оговорками, обустраивают рэп как всеобъемлющий жанр, вбирающий в себя все возможные выразительные средства (в случае Скриптонита это и нойз, и трип-хоп, и блюз, и что только не). И тот, и другой помещают своих лирических героев — если угодно, самих себя — на самое дно реальности; находят свою душу под пробкой бутылки, под платьем незнакомки, под пачкой шальных денег — и выворачивают ее наизнанку. Главная тут разница — в эмоциональных амплуа: если ЛСП — это романтик-интеллектуал, которого все время шатает между цинизмом и ранимостью, то Скриптонит — дворовый альфа-самец, безразличный плейбой, которого воротит от собственного равнодушия. Максим Семеляк в своей книге про группу «Ленинград» замечательно рассуждает про полярности русского рока, где по одну сторону — Шнуров с его натуралистической жовиальностью, а по другую — примерно все остальные с их болезненной рефлексией. В Скриптоните, который, конечно, настолько же герой рок-н-ролла, насколько эмси (и на концертах выступает с рок-группой), интересно то, что он действует на обоих этих полюсах одновременно. Он сделан из мяса, и это мясо болит.

Сравнения — всегда главное искушение и главная беда музыкальной критики. В этом тексте их уже было слишком много — и можно было бы продолжить бросаться именами. Вспомнить, скажем, Канье Уэста, который, как и Скриптонит, куда больше композитор, чем поэт; в конце концов, аскетичная минорная мощь отдельных моментов второй части «Уробороса» (она называется «Зеркала») типологически напоминает пластинку «Yeezus». Или, например, Кендрика Ламара — гения из трущоб, который тоже отличается невероятно пластичной работой с фонетикой языка, благодаря чему рифмует иногда самые несозвучные слова.

Нюанс в том, что сравнения эти будут не столько неточны, сколько нерелевантны. То, что на «Уроборосе» в первую очередь бросается в уши, — это тотальное отсутствие референций, цитат, отсылок, парафразов; вообще какого-либо диалога с кем-то, кроме самого себя. Сделан из мяса, именно что: Скриптонит — это чистая органика, звук, не опосредованный дополнительными культурными медиаторами, существующий, как явление природы (характерно, что примерно все интервью артиста сводятся к попыткам объяснить собеседнику, что он, в общем, не слишком задумывается над своим творчеством; песня «Интервью», кажется, отчасти об этом). Это музыка, которая столь же звучит, сколько пахнет — потом, сексом, алкоголем, наркотиками, костром. Это песни, которые хочется описывать скорее глаголами, чем прилагательными: они вяжут, грузят, вскидываются, угорают, хлещут наотмашь криком «Пацан!» в одноименном сочинении. Как тут верно орут: «мы без интеллектуалов, грязные животные» — в «Уроборосе» есть невероятное обаяние дикости.

И в каком-то смысле кажется абсолютно логичным, что самый органичный человек в русском рэпе записал альбом про бедность.

«Уроборос» разделен на две части: первая, «Улица 36», — про корни, базу, своих; вторая, «Зеркала», — про то, что норовит от этих корней оторвать. У каждой — свой суровый грув и свои моменты ошеломительной силы (на «Зеркалах» это прежде всего симфония тревожных духовых «О счастливчик» и замыкающая сага «Вчера ночью»), но первая для истории, пожалуй, важнее. Русский рэп давно научился воплощать в большое искусство жизнь среднего класса (см. «Касту» или тот же «Каспийский груз»), но люди, живущие за чертой бедности, — которых только в России больше 20 миллионов, — оставались для него почти невидимыми. Скриптонит, поэт города Павлодара и родного поселка Ленинский (альбом явно неслучайно вышел в день независимости Казахстана), дает им голос: в «Улице 36» есть множество моментов из тех, что не сыграть и не сочинить. В первую очередь это «Сливочное масло» и «Положение» — поразительно тонкое высказывание о кредитном рабстве, — но так или иначе эта тема определяет все песни и по-новому подсвечивает традиционные хип-хоп-мотивы: скажем, бандитизм тут оказывается не столько мерилом крутизны, сколько способом избежать прозябания; а все те же слава, секс и прочие искушения звездной жизни влекут за собой не только переутомление, но и стыд. В каком-то смысле это еще и ответ на все вопросы про политику: Скриптонит поет и читает за людей, занятых прежде всего выживанием; за общество, которому не до того, чтобы быть гражданским; и за себя, который не может и не хочет их забывать. 

И, раз уж мы заговорили об экономике, то «Уроборос», выходит, — это песни прожиточного минимума. В том смысле слова «прожиточный», какой подразумевают самые последние строчки альбома: «Дай музыке спасти свою жизнь». Скриптонит точно не тот человек, обещаниям которого стоит верить, но если он и правда на ближайшие три года завязал с хип-хопом, ничего страшного: этого минимума жанру хватит надолго.