В четверг, 31 марта, Мосгорсуд снизил на полгода — до двух с половиной лет — срок оппозиционному активисту Ильдару Дадину. Это первый (и пока единственный) российский гражданин, осужденный за «неоднократное нарушение правил проведения публичного мероприятия» по статье 212.1 УК РФ. «Мемориал» считает Дадина политзаключенным, а Совет по правам человека при президенте РФ потребовал изъять из УК эту статью, которые многие правозащитники и юристы считают антиконституционной. Дадина защищал, в том числе, известный адвокат Генри Резник, но ему удалось добиться только снижения срока, а не оправдания. Специальный корреспондент «Медузы» Илья Азар наблюдал за процессом.
Первоначально апелляция по делу оппозиционного активиста Ильдара Дадина должна была состояться еще 23 марта, но судья Мосгорсуда Наталья Борисова перенесла заседание на 31 марта. Дадин еще тогда настоятельно требовал доставить его в суд, однако 31 марта он снова появился в зале лишь на экране телевизора — по видеотрансляции из СИЗО. Дадин в черной футболке с изображением украинского казака и надписью «Рабов в рай не пускают. Героям слава!» сидел за решеткой в темной комнате с бледно-зелеными стенами.
Суть дела Дадина такова: 6 августа 2014 года оппозиционер участвовал в одиночных пикетах в защиту фигурантов «болотного дела», 23 августа и 13 сентября — в антиправительственных одиночных пикетах, а 5 декабря вместе с семью другими активистами перекрыл Мясницкую улицу с плакатом «Вчера — Киев, завтра — Москва». По трем из этих акций он получил административное наказание, и это послужило основанием для возбуждения уголовного дела по появившейся в УК в 2014 году статье 212.1 — за «неоднократное нарушение правил проведения публичного мероприятия».
Шествие на Мясницкой 5 декабря 2014 года
7 декабря 2015 года Дадин был признан виновным, причем неожиданно для многих его приговорили к трем годам колонии. «Зачем сразу сажать? Можно же было на полгода на исправительные работы отправить», — даже в день апелляции все еще возмущается адвокат Дадина Ксения Костромина.
После того, как судья Борисова, следуя формальной процедуре, выяснила у Дадина его личные данные, она спросила: «Все понятно, Дадин?» Тот ответил: «Нет, не все. Я не понимаю, почему не могу участвовать в исследовании доказательств и ходатайствую о своем личном присутствии в зале заседания». Следующие два часа участники процесса посвятили обсуждению этого ходатайства.
«Мое физическое неприсутствие в суде ограничивает мои конституционные права. Вы могли бы судить меня по видеосвязи, если бы я совершенно разуверился в процессе и сам попросил вас об этом. Но я все-таки собирался защищаться в суде», — начал говорить Дадин. Выступал он не меньше часа, упомянув за это время десятка два статей Конституции и Уголовно-процессуального кодекса, которые судья, по его мнению, нарушила, не обеспечив его доставку в суд.
Например, по словам Дадина, его нахождение в СИЗО прямо нарушает принцип равноправия сторон в судебном процессе, а также 48-ю статью Конституции, по которой каждому гарантируется право на полноценную юридическую помощь. «Нарушается мое право на конфиденциальное общение с адвокатами, потому что каждый раз выгонять из зала всех слушателей я считаю неуважением к ним. Мне неудобно вводить в неудобство других людей, это, как минимум, некультурно», — сказал Дадин. Он сослался даже на нарушение 17-й статьи Конституции, которая гарантирует, что «основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения».
Дадин говорил почти час, постоянно сбиваясь, путаясь и повторяя то, что уже говорил — прокурор с адвокатами начали откровенно скучать. Адвокат Костромина потом объяснила «Медузе», что речь Дадин писал, видимо, в последний момент, когда понял, что доставки в Мосгорсуд и в этот раз не будет.
Когда дело наконец дошло до адвокатов, они поддержали ходатайство Дадина. «Системное толкование закона приводит к выводу, что участие в видеоконференции может быть обосновано, когда нет возможности обеспечить личное участие подсудимого, но нам неизвестно ни о каких обстоятельствах, которые препятствовали бы доставке нашего подзащитного в суд», — сказал адвокат Генри Резник. На самом деле, признала потом в разговоре со мной адвокат Дадина Ксения Костромина, на апелляциях подсудимых чаще всего не доставляют в суд, но обычно они этого и не требуют.
Прокурор оставил вопрос на рассмотрение судьи, которая ходатайство отклонила.
— Другие ходатайства есть? — мрачно поинтересовалась у подсудимого судья Борисова.
— Да, конечно! — с энтузиазмом отозвался Дадин.
Дадин настаивал, что его личное присутствие в суде необходимо, в первую очередь, для того, чтобы иметь возможность передавать суду свои ходатайства и документы, а судья настаивала, что для этого достаточно и занесения устно озвученных ходатайств в протокол.
— Я не вижу и не понимаю, почему мое [первое] ходатайство не было рассмотрено и приобщено. Как мне вообще участвовать в процессе? У меня тут еще множество документов, — нервно спрашивал Дадин.
— В чем сейчас заключается ваше ходатайство? — гнула свою линию судья.
— Я требую обеспечить мое право на письменное ходатайство, оговоренное статьей 120 УПК.
— Оно уже было рассмотрено. Ваше следующее ходатайство, — повторила Борисова.
— Так как вы не соблюдаете правосудие, то я заявляю ходатайство о том, чтобы вы подчинились закону и обеспечили мне право на подачу ходатайств.
— Следующее ходатайство, — не сдавалась судья. Дадин, впрочем, давал ей фору по упорству.
— Так как вы, по моему мнению, прямо нарушаете в данный момент закон, судите меня фактически без меня, не даете права на письменное ходатайство и подчиняться Конституции явно не собираетесь, то я заявляю, что в этом цирке с участием так называемой судьи, не имеющем ничего общего с правосудием, я участвовать не собираюсь, — сказал Дадин, отчеканив последнее слово по слогам.
Его адвокат Костромина в этот момент постаралась объяснить судье, что Дадин — не юрист и волнуется, а когда, с его точки зрения, его права нарушаются, начинает волноваться еще сильнее.
— Вы хотите принимать участие в суде? — уточнила у подсудимого Борисова.
— Я готов продолжить как зритель, иногда использующий возможность что-то заявить, — ответил Дадин, которому Костромина перед этим посоветовала от участия в процессе не отказываться.
Борисова последовательно отвергала все ходатайства Дадина — в частности, его требования вести аудиозапись заседания («Протокол суда первой инстанции доказал, что он легко фабрикуется», — говорил Дадин) и привлечь свою жену Анастасию Зотову в качестве защитника («Адвокаты работают на общественных началах, у них нет времени ходить ко мне в СИЗО, что могла бы чаще делать моя супруга»). Судья заявила, что «не находит оснований для допуска в качестве защитника Зотовой, имеющей лишь журналистское образование, при наличии у Дадина профессиональных адвокатов».
Ильдар Дадин в ходе апелляции в Мосгорсуде, 31 марта 2016 года
Фото: Илья Азар / «Медуза»
Когда Дадин начал возмущаться, сидя на стуле, судья попросила его встать.
— Или вам удобно сидя? — уточняет она.
— Мне удобно сидя, — подтверждает Дадин.
— У вас какое-то заболевание? — без какого-либо участия спрашивает судья.
— Нет.
— К суду обращаются стоя! — теряя терпение, повторила судья.
— Я место, где издеваются над Конституцией, где выносят неправосудные приговоры, судом не считаю, — отвечает Дадин, продолжая сидеть.
— Я напоминаю, что к суду обращаются стоя, — делает судья еще одну попытку.
— А где здесь суд? Вы видите суд? Я сижу и просто смотрю телевизор, что тут такого? — говорит Дадин и остается сидеть. После этого судья Борисова никаких попыток прерывать Дадина уже не предпринимала.
Спустя два часа суд, наконец, приступил к обсуждению жалобы. Борисова коротко зачитала апелляционную жалобу защиты, которые считают приговор (и саму статью УК) нарушением как Конституции, так и Европейской хартии прав человека.
Сначала в поддержку жалобы выступила Костромина. «Я убеждена, что для всех присутствующих существование статьи является абсолютным нонсенсом в силу того, что она со всей очевидностью противоречит Конституции. По всем указанным эпизодам были вынесены постановления о признании Дадина виновным в административных правонарушениях, а потом все они были положены в обвинение… Дадин привлекался к ответственности за ненасильственные действия, в деле нет ни одного потерпевшего. Он просто выходил на улицу и выражал свое мнение. Мало того, судья назначила ему три года, хотя прокурор просил два года, что еще раз свидетельствует, что суд не был беспристрастен», — говорила Костромина.
По ее словам, суд не учитывал и то, что Дадин впервые привлекался к уголовной ответственности, что у него не было отрицательных характеристик. «Лишение свободы за реализацию конституционного права — это вопиющее нарушение прав человека», — сказала адвокат.
В этот момент Дадин снова громко изъявляет желание заявить еще одно ходатайство.
— В настоящее время суд слушает мнения сторон по апелляционной жалобе, — отвечает судья.
— А я желаю заявить ходатайство, — настаивает Дадин. — Я требую от суда приобщить и исследовать две схемы. Они мне очень нужны, чтобы доказать свою позицию, а я вижу, что вам их по телевизору не разглядеть. Поэтому, пожалуйста, возьмите их и исследуйте, вам будет легче понять, — говорит Дадин и протягивает два листа поближе к камере.
Его жена Зотова в этот момент смеется. По ходу заседания она все время смотрит на видеоизображение мужа и влюбленно улыбается ему, особенно когда тот ошибается или запинается.
«Вот два листа. Как мне вам их передать?» — повторяет Дадин. Судья молчит. Тогда слово берет адвокат Костромина: «Отказ в исследовании схем нарушит права моего подсудимого. Из-за отказа в личном присутствии Дадина мы неоднократно еще упремся в подобные нарушения прав нашего подзащитного», — говорит она.
«У меня еще множество доказательств на руках, которые я не могу передать суду. Там печати есть и тому подобное. Я телепатическим способом их вам передам?» говорит Дадин.
Осталось непонятным, почему Дадин заранее не передал документы через адвокатов. Костромина заявила «Медузе», что неоднократно бывала у него, но он ей ничего не передавал.
Судья исследование схем Дадина отклоняет, после чего оппозиционер перестает сдерживаться и превращает свой стол в СИЗО в трибуну для политических речей. «Данный приговор я считаю политическим, преступным и лживым в связи с вменением мне в вину антиконституционной и незаконной статьи 212.1, прямо отменяющей право граждан на мирные собрания. Я с самого начала заявлял, что действия мои законны, а [осудившая меня] судья Наталья Дударь — очевидная преступница и холуйка режима», — говорит Дадин.
«Все мои публичные действия были мирные и без оружия, я принципиальный сторонник ненасильственного сопротивления авторитарному нелегитимному фашистскому режиму Путина. Судья Дударь сделала все, чтобы меня посадить, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы привлечь оборотней в судейских мантиях, привлекающих невиновных к уголовной ответственности! Пусть они не думают, что режим будет вечно прикрывать их беззаконные решения», — говорит Дадин. Он много повторяется, часто возвращается к одним и тем же тезисам, но судья Борисова уже не прерывает его и не призывает «говорить по делу», как часто бывает на подобных процессах.
Основной аргумент Дадина и его адвокатов озвучивает сам подсудимый в свойственной ему безапелляционной манере: «С юридической точки зрения, доказательств неоднократных моих деяний не было. Мы видим, что три деяния в законную силу вступили после [возбуждения уголовного дела], поэтому даже под вашу бандитскую статью я не подпадаю! Это прямое нарушение 54 статьи Конституции, в которой говорится, что никто не должен нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением», — говорит Дадин.
Как объяснила позже Костромина, речь идет о специфике Кодекса об административных правонарушениях. На момент возбуждения уголовного дела, решения по трем административным нарушениям Дадина еще не вступили в законную силу. Как объясняет Костромина, это юридическая коллизия возникла из-за того, что в судах не было отметок о том, что Дадин получил на руки решение судов. «Мы этим и воспользовались, обжаловав три приговора», — объясняет Костромина. Не менее важно, по ее словам, и то, что Дадина фактически осудили дважды за одно и тоже деяние, что запрещено 50-й статьей Конституции.
Когда судья объявляет перерыв на обед, Дадин кричит: «Всех, кто пришел, благодарю! Всех люблю, в первую очередь свою девушку». Зотова, которая вышла замуж за Дадина уже после того, как ему вынесли приговор, подходит к телевизору и посылает мужу воздушные поцелуи (звук телевизора в СИЗО уже отключен).
Поддержать Дадина на рассмотрении апелляции пришли не меньше сотни человек. Большинство сидят в комнате, где идет видеотрансляция из зала заседаний, многие держат в руках вырванные из блокнота листочки с надписью «Свободу Дадину», кто-то все время поднимает над головой Конституцию РФ. Есть тут и сторонники украинской военнослужащей Надежды Савченко, которые появлялись в суде в ростовском Донецке; они и сюда пришли с украинской символикой. Например, активист Василий Недопекин, которого за поддержку Савченко выгнали из дома родители, сидит в шарфе цветов украинского флага.
«Сегодня мы оккупировали Мосгорсуд! Весь актив протеста здесь. На митинге и то — все не собираемся», — обсуждают процесс активисты в курилке.
Известных политиков поддержать Дадина пришло немного — только координатор правозащитного направления «Открытой России» Мария Баронова и соратник Алексея Навального Николай Ляскин. Баронова настроена оптимистично: «Даю 70%, что Дадина отпустят. Наши юристы провели очень серьезную работу и подготовили жалобу в Конституционный суд на статью 212.1. Мы им устроим там серьезный цирк, так что я думаю, что они могут отпустить Дадина, чтобы этого избежать. Для того, чтобы обратиться с жалобой по статье, обязательно нужен осужденный по ней».
Когда процесс возобновляется, слово берет адвокат Резник. Сторонники Дадина к заслуженному юристу относятся с явным пиететом — когда в перерыве он шел в столовую, ему устраивают овацию. «Я могу отметить избыточность аргументов защиты. Одного только довода о том, что постановления административных судов еще не вступили в силу, когда было возбуждено дело, вполне достаточно, чтобы отменить этот приговор и прекратить дело», — говорит Резник.
По его словам, «совершенно очевидно, что отсутствуют какие-либо основания считать деяния, которое самим судом признано административным правонарушением, уголовным преступлением». «Никакая повторность или множественность не в состоянии изменить содержание нормы. Сквернословие в публичном месте, сколько бы ни повторялось, остается административным нарушением. Депутаты, которые внесли эту норму, стремились угодить конъюнктурным политическим ветрам, которые задули и зашли в противоречие с канонами уголовно-правовой квалификации», — степенно и очень уверенно говорит Резник.
Прокурор, в отличие от всех остальных участников процесса, очень краток: «Ни в одной из жалоб сторона защиты не оспаривает фактических обстоятельств дел, а мирным протестом эпизод 5 декабря назвать трудно. Суд учел характер и степень общественной опасности, и я не вижу обстоятельств для отмены решения».
После этого начинается стадия прений, в которой стороны еще раз повторяют свои аргументы. Самым убедительным было выступление Генри Резника (даже судья обращалась к нему исключительно уважительно, по имени и отчеству).
«Суть довольно проста: мирный демонстрант упрятан [за решетку] не на месяцы, а на годы. Эта ситуация — удар по престижу государства, которое числит себя правовым. Приговор [судьи] Дударь — это пятно на мантии российского правосудия. Лишение свободы мирного демонстранта входит в вопиющее противоречие с Конституцией России и Европейской конвенцией по правам человека. В последней говорится, что «там, где демонстранты не участвуют в акциях насилия, государству важно продемонстрировать определенный уровень толерантности»», — говорит Резник. По его словам, Дадин «принадлежит к не слишком многочисленной категории наших соотечественников, которые высокие абстрактные нормы воспринимают как свои собственные убеждения».
«Они с ними сживаются. Дадин относится к числу тех самых неравнодушных людей, которые выступают за право и справедливость. В общении они далеко не всегда бывают приятными, но именно наличие таких людей не позволяет расслабиться гражданскому обществу. Ваша честь, посмотрите, все его мероприятия — не массовые, это одиночные пикеты, на которых человек протестует против разных несправедливостей… Это дело имеет колоссальное значение, оно показывает, терпимо ли государство к мирным формам отстаивания своих убеждений, которые могут быть крайними или заблуждениями, но именно это характеризует режим как демократический», — добавляет Резник. Заканчивает он свою речь фразой: «Ваша честь, мирным демонстрантам не место за решеткой, это оскорбление права».
Речь Резника могла бы стать эффектной точкой защиты, но впереди еще было последнее слово Дадина. Резник сам просит подзащитного не повторять по несколько раз одно и то же и «не растекаться мыслью», но тот его увещеваниям не внял. «Он уже все сказал, сейчас испортит впечатление от речи Резника», — признавали даже сторонники Дадина в зале с трансляцией.
«Я хочу обратиться к путинским инквизиторам. Меня часто называют идеалистом. Но я и прагматик — и умею соотносить факты. Я видел, как людей, которые выражают позицию против войн, сажают. Савченко, одной из достойнейшей дочерей Украины, дали 22 года. Даже убежденный «рашист» в моей камере не верит, что она убийца.Я понимаю, что у вас есть приказ. Что приговор останется без изменений. Но я не боюсь. Меня спрашивают, чего ты добился, сидишь. Я уже сейчас человек, и это главное. Я здесь нахожусь, потому что я живу по совести», — говорит Дадин.
Напоследок он обращается к соратникам и говорит, что не боится отсидеть в тюрьме полный срок. «Даже если вы осуждаете Путина, но не высказываете палачам, что они палачи, публично, говорите на кухне, вы за все ответственны. Пока ты не вышел и не заявил позицию, ты соучастник фашизма. Если мы не хватаем наших слуг за руку, позволяем палачам убивать людей, мы несем ответственность. Друзья, не переживайте за меня, я готов к этим трем годам. Разве это сравнится с тем, что делает наша власть с людьми? Не становитесь соучастниками фашизма. Отстаивайте свои права», — говорит подсудимый.
«Он своей речью все усилия адвокатов просто убил. Нам надо всем помнить историю с Понтием Пилатом и истиной. Если для Христа истина — это истина, — объясняет «Медузе» правозащитник Сергей Шаров-Делоне и показывает пальцем вверх, — а для римлянина Понтия Пилата истина — это судебное решение. В суде надо играть в судебную истину, а другую истину говорить в другом месте. Ты крутой, ты рыцарь, привыкший сражаться с мечом, но если вышел на футбольное поле, надо меч отложить, тут в мяч надо играть, причем именно по футбольным правилам. Я хорошо знаю Ильдара, и он плохо это понимает».
Адвокат Костромина объясняет «Медузе» перед вынесением судьей решения, что несогласованность позиций защиты и самого Дадина объясняется тем, что он «товарищ сложный». «Если бы он вел себя менее агрессивно, то, наверное, было бы больше шансов на какое-то положительное решение. Но мы же исходим из интересов клиента, а для него более важно донести свою позицию. Он использует это заседание исключительно как трибуну, чтобы донести для публики свои мысли. Ему все равно, какое будет наказание, — говорит Костромина.
Ее задача как адвоката, считает Костромина, добиться лучшего решения по делу, но «Ильдар такой цели перед собой не ставил». «Он уверен, что лучше отсидит три года, но будет говорить то, что считает нужным. Я его предупредила, что если он будет говорить про «путинско-фашистский беспредел», то рассчитывать на смягчение приговора не стоит. Он же судью обвиняет, хотя она пока еще не вынесла приговор. Дударь ему добавила год к тому, что просила прокуратура, потому что он, тыча в нее пальцем, говорил, что посадит ее», — объясняет Костромина.
Она не рассчитывает, что Дадина могут оправдать: «Если снизят до двух лет — это уже за счастье можно принять». И она оказывается права. Когда судья огласила свое решение снизить срок наказания Дадину с трех до двух с половиной лет, в зале раздается саркастический смех.
— Позор вам! Если звук остался, то вы путинские фашисты позорные. Позор вам, стыд и срам! — кричит из СИЗО Дадин.
— Позор российскому правосудию! Позор! — скандируют все 80 сочувствующих в зале с видеотрансляцией.
Адвокаты после окончания суда пообещали обжаловать приговор в Верховном суде, хотя Резник грустно добавляет, что надежды больше на Европейский суд по правам человека.