истории

Я люблю вас, как Канье любит Канье Александр Горбачев — о новом альбоме главного рэпера современности

Источник: Meduza

11 февраля Канье Уэст представил публике свой седьмой студийный альбом «The Life of Pablo», который он готовил три года. Рэпер устроил презентацию пластинки в Мэдисон-сквер-гарден во время показа новой коллекции своего бренда одежды. 14 февраля альбом вышел официально. По просьбе «Медузы» журналист Александр Горбачев рассказывает о новом альбоме Канье Уэста и противоречивой натуре рэпера. 

Ким Кардашьян, жена музыканта Канье Уэста, королева инстаграма и культурный символ эпохи реалити-шоу вышла из темного коридора в подбрюшье нью-йоркского Мэдисон-сквер-гардене в белой меховой накидке. То есть белой — это даже мягко сказано: мех сиял так, будто умученных для нее зверей перед смертью долго мыли органическим шампунем. Следом из полумрака показалась ее семья — сестры, мать, а также Кейтлин Дженнер (до смены пола приемный отец Ким), — все как один в таком же безупречно белом. Поулыбавшись публике и церемонно присев на неудобные стадионные кресла, они стали ждать, когда начнется публичное прослушивание нового альбома Уэста, совмещенное с показом новейшей коллекции его бренда одежды для adidas, — событие, которое в прямом эфире транслировалось на экраны кинотеатров в двух десятках стран, не говоря уже об интернете.

Примерно в тот же момент огромный кусок ткани, закрывавший пространство по центру арены, отлетел прочь — и под ним обнаружилось несколько сотен темнокожих мужчин и женщин, одетых в высокохудожественные лохмотья от уэстовского бренда: теплые куртки на два размера больше, обвисшие свитера, мешковатые штаны, похожие на спортивки; эстетика бедности, аскетизма, инаковости. Их лица были серьезны, если не скорбны; их позы решительны и горды; их взгляды устремлены в безмерность окружающей темноты — мимо камеры, мимо посторонних глаз; они выглядели так, будто пространство, в котором они оказались, им чуждо — и при этом уже принадлежит им. Когда в зале заиграла музыка, на их лицах не дрогнул ни мускул. Потом оказалось, что в правилах поведения значилась фраза «вы — картина».

Камера, снимавшая перформанс, неоднократно переключалась между Кардашьянами и моделями — и в этом трудно усмотреть случайность. Родственники Уэста и его создания очевидно символизировали два крайних полюса культуры и социума: блеск и нищета; элита и отбросы; привилегированный класс, продающий себя как бренд, — и массовка, лишенная имен и идентичностей; представители статус-кво и аутсайдеры. Эту метафору можно примерять на реальность как угодно: проецируя на класс, расу или просто гражданство (по общему образу коллекция Уэста явно ассоциируется с беженцами); в любом случае этот вопиющий разрыв в значительной мере определял драматургию того, что происходило в Мэдисон-сквер-гардене в прошлый четверг.

Собственно, и новый альбом, и весь феномен Канье Уэста живет и бьется в зримом присутствии этого разрыва.

14 февраля, за пару часов до того, как альбом «The Life of Pablo» оказался в интернете, Уэст в очередной раз опубликовал твиттер-манифест — на сей раз, правда, посвященный не обиде на медиа или коллег по цеху (как это у него часто бывает), а апостолу Павлу. «Он был образованным человеком, не из изначальной секты, и поэтому смог разнести благую весть по всему миру, — авторитетно сообщил музыкант. — Его спасло от гонений римское гражданство. У меня тоже есть право говорить собственным голосом».

Утверждение, что альбомный Пабло и есть апостол, может показаться несколько волюнтаристским. Однако если учесть, что предыдущая пластинка Уэста называлась «Yeezus» и содержала трек под названием «Я бог», а сольная карьера Канье началась с песни, в которой он жаловался, что по радио крутят рэп про пушки и секс, а про Иисуса не крутят, эта мысль уже не выглядит столь возмутительной. От Евангелия — к Деяниям апостолов, и после агрессивного, пропахшего потом и сексом «Yeezus» самый противоречивый, громкий и лихой рэпер наших дней понижает себя в религиозном звании, на сей раз выступая в роли…

Погодите, а как там насчет музыки; «The Life of Pablo» — это же вроде бы про песни? Ну да. Точнее — о да. Насчет богословских аспектов лирического героя Уэста можно спорить, но продюсер и сочинитель он совершенно точно от бога — и на своей седьмой пластинке в очередной раз показывает поразительное умение пропускать через себя массу чужих энергий, трансформируя их в собственный, постоянно прирастающий новыми финтами звук. Пожалуй, в «The Life of Pablo» нет ни неуемного фейерверка «My Beautiful Dark Twisted Fantasy», окончательно выписавшего Уэсту статус гения, ни зловещей эрогенной мощи «Yeezus»; это альбом скорее утвердительный, чем завоевательный, — но это ничем не плохо. Отчасти в духе времени, склонного к переучету, отчасти в духе коллег по цеху — Ди Энджело и Кендрика Ламара, собравших все респекты в прошлом году, Канье Уэст записал альбом-энциклопедию; в отличие от них, она описывает не историю, а современность. Иными словами, «The Life of Pablo» — это моментальная съемка злободневной американской поп-музыки настоящего момента, иллюстрированный компендиум, изящно провязывающий между собой все релевантные течения: трэп («Pt. 2»), новый RnB («FML»), оцифрованный дансхолл, реанимированный соул и так далее, вплоть до вечного боговдохновенного госпела и ретрофутуристического электро с оглядкой на 80-е («Fade»). В каком-то смысле «The Life of Pablo» наглядно демонстрирует ключевой культурный процесс, в рамках которого хип-хоп превращается из жанра в своего рода матрицу, оптику, поглощающую и подчиняющую себе все остальное.

Демонстрация выходит убедительной еще и потому, что Уэст, имеющий обыкновение сочинять свои творения методом коллективного мозгового штурма, берет числом. В первой же песне появляются один из самых талантливых молодых эмси последних лет Chance the Rapper, выдающий мастер-класс по интонированию, соул-дива Келли Прайс и The Dream, большой человек в области RnB; это не считая полноценного хора на заднем плане и Рика Рубина за пультом. Во второй — плодовитый южанин Future и старый протеже Уэста Кид Кади. Ну и так далее, включая нескольких номинальных конкурентов Канье в борьбе за звание первого парня в жанре (Кендрик Ламар и The Weeknd, например), авторитетов молодежного жанра EDM (Кашмир Кэт и Хадсон Мохоук), ветеранов-авангардистов (Мэдлиб), эстрадных суперзвезд (Рианна, Фаррелл Уильямс) и многообещающих новичков (бруклинский человек с оригинальным именем Дизайнер). В «Yeezus» у Уэста тоже были партнеры, но это все-таки было предельно эгоцентричным выступлением; у «The Life of Pablo» в этом смысле явно объединительный пафос.

Этот пафос в свою очередь возвращает нас к религиозному подтексту альбома и апостолу Павлу. Вступительный — и чрезвычайно мощный в своем сочетании печали и духоподъемности — трек альбома именуется «Сверхлегкий луч», и в этом трудно не усмотреть прямую отсылку к Новому завету, к моменту, когда и случилось преображение гонителя христиан Савла в последователя Христа Павла: «Когда же он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба». Иными словами, весь «The Life of Pablo» можно трактовать как хронику трансформации из гонителя в гонимого, песнь об искуплении. Бесстыжий баламут и задира с большим членом и еще более огромным самомнением, каким Уэст представал на двух предыдущих пластинках, здесь не то чтобы кается — но во всяком случае практикует смирение: психоаналитически размышляет о собственной схожести с отцом («Father Stretch My Hand»); признает изъяны своего темперамента («FML»); извиняется перед друзьями, которым уделяет недостаточно внимания («Real Friends»).

Эта метафора дополнительно усложняется, если перенести категорию угнетенного меньшинства из Римской империи начала нашей эры в современную Америку (получатся афроамериканцы) — и если вспомнить о том, что Уэсту чужды прямолинейные высказывания. Он всегда играет за всех сразу — и за гонителя, и за гонимого, и за грешника, и за святого, и за отца Иисуса Христа (кроме шуток — тут есть трек, где он и Кардашьян сравниваются с Иосифом и Марией). Как и было сказано, песни Уэста обретают свою чрезвычайную энергетику именно за счет того, что существуют между двух противоположно заряженных полюсов. Канье воюет одновременно за права социально угнетенных людей его цвета кожи — и за жанр, созданный людьми его цвета кожи; при этом и для тех, и для других он в некотором роде чужой — выходец из среднего класса, лишенный уличного кредита доверия, Уэст и колледж-то не закончил только потому, что образование мешало ему заниматься хип-хопом. 

Характерно, как нарочито Канье в своих публичных выступлениях употребляет в отношении собственной творческой деятельности слово «борьба», «struggle», которым принято обозначать борьбу чернокожего населения США за свои права в самой широкой исторической рамке (то есть от отмены рабства до наших дней); характерно, как пылко он обижается на попытки принизить его достижения. Противоречивую натуру музыки Уэста вообще и «The Life of Pablo» в частности определяют в равной степени апломб, мегаломанские амбиции — и комплекс вины заодно с чувством собственной инаковости, не-принадлежности: «его спасло от гонений римское гражданство», да-да. Уже приходилось писать о том, что очевидный источник бесконечных уэстовских эскапад, — не столько зашкаливающее высокомерие, сколько, напротив, бесконечная, мучительная неуверенность в соответствии собственному статусу; и напряжение в «The Life of Pablo», конечно, тоже во многом держится на этом контрасте между гонором и мнимостью. Это музыка, целиком завязанная на личности автора, — каковая личность непрестанно сознает, как она, в сущности, мала и ничтожна. Это альбом о невозможности, недостижимости свободы от паутины социальных идентичностей; о том, как красиво человек пытается вылезти из кожи вон.

Как все это многообразие смыслов возникает конкретно в песнях — тем более учитывая, что значительную часть вокабуляра Уэста составляют слова «сука», «говно», а также запрещенные Роскомнадзором? Поскольку редакция «Медузы» отказалась финансировать полноценный научный анализ «The Life of Pablo», приведем только один пример. Вот песня «Famous»: на первый взгляд, простая, как матерное ругательство, похвальба о собственном величии, обвешанная типичными уэстовскими продюсерскими рюшечками; именно тут звучат взбудоражившие американскую общественность строчки про то, что Уэст мог бы заняться сексом с Тейлор Свифт, потому что сделал ее знаменитой. При более подробном рассмотрении, однако, обнаруживаются нюансы. Привязчивый напев «пам-бам-бам», составляющий вторую половину трека, сэмплирован из ямайской певицы Сестры Нэнси, причем в оригинале имеет место отчетливо феминистский посыл про то, что женщинам тоже есть место в регги. В припеве Рианна перепевает фрагмент про любовь и свободу из «Do What You Got to Do», песни о женщине со сложным характером, прославленной Ниной Симон — женщиной со сложным характером, которая рьяно поддерживала самый радикальный фланг борьбы за права чернокожих в 1960-х, любила секс и пела о нем, а также страдала биполярным расстройством (все эти обстоятельства излагаются в номинированной на документальный «Оскар» в этом году картине «Что случилось, мисс Нина Симон?»); сэмпл из самой Симон появляется в конце «Famous». Взятый во всей широте представленных в ней культурных текстов, нервный трехминутный боевик начинает выглядеть уже по-другому. О чем это — об имплицитном лицемерии шоу-бизнеса и публики, которые начинает нервничать по поводу мизогинии, только когда речь идет о белой симпатяге, выступающей в амплуа лучшей подружки? О фасаде и изнанке известности; о том, что за всяким публичным бахвальством стоят финансовые, психологические и политические фрустрации? О том, в конце концов, что любовь и свобода нередко прямо противоречат друг другу?

Как и всякое по-настоящему большое искусство, музыка Канье Уэста, на самом деле, ставит вопросы, а не отвечает на них.

Возможно, ключевым в каком-то смысле номером на «The Life of Pablo» является тот, где вовсе нет музыки, — сорокасекундный скит «I Love Kanye», апофеоз рекурсии, своего рода шнуровская «Песня старого фаната» на афроамериканский манер, в которой Уэст двадцать четыре раза повторяет собственное имя, перечисляя все распространенные претензии к себе нынешнему (в том числе буквально по Шнурову — «******* [надоела] твоя рожь, это очень даже мягко говоря»). Этот впечатляющий монолог заканчивается признанием, которое в простоте своей формулировки отражает всю цветущую сложность отношений Уэста с собой и миром: «Я люблю вас, как Канье любит Канье».

И то сказать, как было написано в другом месте и в другое время, любить иных — тяжелый крест. Деревянный. С гвоздями.